Иван Терентьевич Жук, художник с тридцатилетним стажем, писал свои картины во сне, лёжа на кровати. И оставлял их в том мире, его жителям. В этом же мире, по его заверению, главенствовал фотошоп и искусственные нейронные сети, косившие под художников. И картины живых художников были не нужны.
Пришёл как-то в его мастерскую, в центре которой стояла кровать старинной работы, робот. «Ты, – говорит, напрасно шинкуешь. – Никакого иного мира нет, лично в том убедился. Есть лишь Донбасс, Украина, разделённые окопами, и они хотят воссоединиться!»
Робот, пришедший к художнику, чрезвычайно нравился женщинам. Они сходили с ума от его дизайна, движений, умения сладко говорить. Но детородный орган отсутствовал. И в порыве страстей, когда женские руки оплетали его шею, робот выдавал себя за гомосексуалиста.
«Так нет, говоришь? – спросил его художник. – И картин сна не существует?»
«Нет ни ночи, ни дня, – заверил его робот. – Есть только вечная работа на цифру и её победу!»
Иван Терентьевич взял в руки швабру, стоявшую в углу, и подошёл к роботу. Ударил его и прислушался. Звук затихал, отзываясь металлом, и сквозь окно было слышно, как пела в саду птичка.
«Так нет того мира? – спросил художник ещё раз. Но посмотрел на солнечный блик, танцевавший на стене, и обмяк, сделался добрым.
«Тащи свою нейросеть, лови уставшее искусство, – заявил Иван Терентьевич, – а мне пора. Меня ожидает Тонкий Мир. Где картины четырёхмерны, живут и даже растут как деревья. Если они понравятся зрителям и вызовут энергетический бум!»
На этом разговор, касающийся искусства, прекратился.
Из цикла «Рассказы о роботах»