Картина создана художником в 1635 году, когда он как на конвейере производил портреты короля, его детей и родственников, а также излюбленных придворных. Производство было запущено так споро, что художнику не хватало пары рук, и он организовал наподобие своего учителя Рубенса целую мастерскую, в которой больше занимался менеджментом, чем живописью (так, впрочем, работали все тогдашние худзнаменитости). Хотя для короля, надо думать, было сделано исключение: иначе придворного живописца могли не только отправить в отставку, а и голову отрубить. Картина упорно с тех времен считается мировым художественным шедевром.
СУДЬБА КАРТИНЫ
Король в 1638 г хорошо отплатил художнику за содеянное ему благо -- 100 фунтов, -- что тогда было громадной суммой. Но не сполна: Ван Дейк обнаглел королевской милостью настолько, что потребовал их 200. Король подумал-подумал и приказал выдать 120. Картина недолго украшала парадные залы Уайтхолльского дворца: англичане устроили революции и под шумок разграбили дворец (по оценкам современных исследователей было распродано или уворовано ок 1760 картин из королевской коллекции), не погнушавшись и картинами. Но если рукописи не горят, то картины не должны исчезать. По крайней мере, данная картина проплутав неизвестно сколько и в чьих руках, выскочила на поверхность во Франции в 1738 и, походив по частным коллекциям, была приобретена королем Людовиком XVI в 1775 г, и с тех пор не покидала Лувра. Однако картина была сильно попорчена при пожаре, и несмотря на многочисленные реставрации все еще остается бледной копией себя самой.
К счастью однако для любителей живописи, картина так потрафила королю, что он заказал другому придворному художнику Питу Лели ее копию, которую и повесил в своей опочивальне. Эта копия счастливо избегла перемен судьбы и в ненарушимом виде попала в Дрезден, где и по сю пору утирает по качеству нос луврскому оригиналу.
ПОДЛИННИК И КОПИЯ
Не хило было бы по этому факту поразмышлять над известной проблемой искусствоведов: что есть подлинник и что есть подделка. Хотя вопрос совершенно ясен: все это тонкое разграничение между теми и другими, весь этот хитроумный аппарат для их различения гроша ломаного не стоит и создан не в интересах искусства, а должен обеспечить интересы тех, кто им владеет. Представляю, сколько бы было спекуляций и дутых сенсаций по поводу ненастоящести "Карла на охоте", если бы не было доподлинных документов, что копия была снята не только с ведома Ван Дейка, но и при его самом живейшем участии и даже руководстве.
А так даже авторитетнейший искусствовед начала XX века Лионел Каст пишет, что "даже невозможно поверить, что в дрезденская картина могла быть написана не рукой Ван Дейка". До кучи добавим, что скопировавший Ван Дейка Лели был неутомимым тружеником и оставил после себя десятки тысячи рисунков и тысячи картин, как собственных, так и в основном копий Ван Дейка, Рубенса, Тициана, Веронезе и мн других, которые украшали залы королевского дворца. При этом аристократические зрители даже и не нарывали свою головы посторонними мыслями, где здесь подлинники, а где копии.
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИДЕЯ КАРТИНЫ
Картина написана виртуозно, как это и подобает делать придворному художнику. На картине должен был быть изображен король: человек, парящий в недосягаемой высоте над всеми смертными, в т. ч. над членами своей фамилии и обладающий божественной природой. Этот пунктик особенно упорно прокламировался Карлом I, что во многом и довело его до плахи.
С другой стороны этот король был не только королем но и рыцарем, чем-то наподобие излюбленного Карлом литературного персонажа -- короля Артура, то есть членом рыцарского братства -- равным среди своих благородных друзей-рыцарей. То есть перед художником стояла задача сочетать несочетаемое -- изобразить в одном портрете всемогущего монарха и странствующего рыцаря одновременно. Не знаю, как это ему удалось, но историки искусства по куче мелких признаков, которых нам, отстоящих от тех времен на столетия, видеть не дано, единогласно утверждают, что Ван Дейк со своей задачей справился блестяще.
В картине проявилась виртуозность не только придворного, но и художника. На незнакомого с геральдическими тонкостями современного зрителя портретируемый производит впечатление, которое можно обозначить тремя эпитетами "сила, величественность, элегантность". Ничем из этих качеств оригинал, то есть венценосная модель, не обладал, кроме разве лишь физической силы. Это было психологически слабое существо, подверженное влияниям фаворитов (из-за подарка одного из которых подвесок фр королеве разгорелась в "Трех мушкетерах" целая буча). Человек, скорее высокомерный и заносчивый, чем величественный. А что касается элегантности, то Карл I был красив -- это отмечают многие, -- но скорее по-мужлански: этакий крепышовый бугай или, если хотите, мачо.
Так что художник очень постарался, чтобы исказить модель в нужную ему сторону и при полном портретном сходстве представить совершенно иной психологический тип, чем модель. На то он и придворный художник, заметят многие, чтобы уметь льстить. И будут совершенно правы. Однако только лестью шедевры не создаются. Ван Дейк был все же художником со своим видением и своей особенной художественной манерой, которую и реализовывал в своих портретах.
Ограничимся, как всегда, примером. Ван Дейк был учеником Рубенса, в противовес славы которого вечно стремился основать свою. А Рубенсу, как истому фламандцу лучше побольше, да пожирнее, чем поделикатнее, да поизысканнее. И до сих пор, хотя фламандцы и считают Ван Дейка великим художником, но как-то больше по наводке иностранцев, чем по собственным вкусам, а вот Рубенс для них был и, наверное, до скончания веков останется единственным и неповторимым.
И Ван Дейк, работая в мастерской старшего товарища работал в том же ключе. Одна из его юношеских картин "Св Мартин раздирает свой плащ надвое" была создана по эскизам Рубенса, и все фигуры были выполнены в том же ключе: крепкие, накаченные мышцами мужики и обвешанные мясом с задницы до титек бабы (в эту картину они не вошли, но все же по заданию учителя Ван Дейк писал и таких). Кроме одной заковыки: это фигуры самого святого. Его юный ученик вшкурил в противовес заветам учителя св. Мартина в утонченного аристократического юношу. Хотя в житии святого однозначно указывается, что того не хотели избирать епископом не только из-за его вопиющего уродства, но и из-за прущей изо всех щелей его внешнего облика мужиковатости (его сравнивали с водоносом). То есть уже в юности душа Ван Дейка тяготела к изображению утонченных аристократических натур, а значит, изображая Карла таким, каким он его изобразил, он не только льстит хлебодавце, но и реализовывал свои собственные эстетические принципы.
СВ. МАРТИН, РАЗДИРАЮЩИЙ СВОЙ ПЛАЩ
http://proza.ru/2023/05/25/152
ВЛИЯНИЕ ВАН ДЕЙКА
на английскую живопись было офигенным. Многие художники копошились под лучами этого влияния: и Рейнольдс, и Гейнсборо, и вся шобла придворных портретистов, а позднее и фотографов их величеств королей и королев, а также их светлостей герцогов и герцогинь и более мелкой шушеры.
Но еще большее влияние Ван Дейк -- думается, не он один, -- оказал на внешний облик английских аристократов, первоначального мужланистых и бандерложистых. Ограничимся по этому поводу цитатой из Оскара Уайльда:
"Великий художник создает тип, а Жизнь пытается скопировать его и воспроизвести в популярной форме, как предприимчивый издатель. Ни Гольбейн, ни Ван Дейк не нашли то, что они нам дали, в Англии. Они сами произвели свои типажи, а Жизнь, с ее ярко выраженной склонностью к подражанию, взялась предоставить мастеру натуру".
Парадоксы Уайльда остроумны и раздражающи, потому что они верны. Но все же позволим себе уточнить маэстро. Ван Дейку потому удалось реализовать свои эстетические принципы на Карле I, что этот монарх в своем мироощущении двигался в том же направлении. Обладая мужиковатой внешностью, как и все шотландские короли, он был наделен аристократическим и рыцарским духом. И потому он хотел быть похожим на короля-рыцаря, наделенного не только мужеством и силой, но и элегантного, утонченного. Этот стиль жизни упорно насаживался Карлом при его дворе. Так что художник и король дудели в одну дуду. То есть не только жизнь подражала искусству, но и искусство стремилось удовлетворить те запросы, которые перед ней выдвигала жизнь.