«Один реальный сон повторялся у меня не раз и два, я перелетал стены какой-то тюрьмы и забирал своих сыновей, - Георгий поднял с пыльного пола окурок, закурил, пыхнул внушительным облаком дыма и продолжил. - Наверное так бывает у каждого человека, когда он думает о близких людях. Такие вот сны…Это закон. А кто придумал такие законы, мне наплевать. Они есть, потому что мы – люди. Мы думаем о себе, друг о друге, строим планы, а, иногда, жизнь всё делает по-своему. Вот что это такое – «по-своему»?
Он оглядел нас, посмотрел на мраморную плиту, что лежала у него в ногах. Это очередной заказ. Люди умирают и если желают что-либо поставить на могилу, обращаются к Георгию. Он признанный мастер по таким делам. Я долго дружил с ним, как с директором детской художественной школы, но дети выросли, строй стал другим в стране, такие школы не вписывались нового руководства страны. Много ещё чего не вписывалось, но люди жили как бы по-старому, рождались, вырастали, женились, старели и умирали. Родственники думали, что если поставят на могилы камень с портретом усопшего, то сделают благое дело. Ну пройдёт мимо кто-нибудь, посмотрит и память о человеке как бы ещё продлится…
«Да, мне приходилось после этого сна выручать ребят, которые по глупости попадали туда, куда не следует, но жизнь о таком не спрашивает. Она учит. Чему? Вот об этом я и хочу у вас спросить».
Он оглядел нас, его давних товарищей и строго спросил:
- Ну что не наливаете? Горло пересохло. Душа пересохла.
Сидящий на диване Алмаз, цыган, которого мы все любили, потянулся за бутылкой, а мы подали ему стаканы. Я подумал, что и по этому поводу Георгий что-нибудь скажет нравоучительное про жизнь. Точно, Григорий взял в свободную от зубила руку стакан со старым армянским коньяком:
- Это не мы пьём, а жизнь нас приглашает объединиться за процедурой чокнуться, чтобы мы не забывали друг друга, своей дружбы и… места на земле!
- Вот как ты ловко сваливаешь всё на жизнь, - засмеялся я. – А её и нет! Разве это всё жизнь? Это мучения человека на белом свете!
Мы засмеялись, потянулись друг к другу стаканами, звякнуло кирпично стекло. Крякнули мужики, даже не потянувшись к закуске на импровизированном столике – бочонке от краски.
- Которые были совсем мучительными, если бы не добрый коньяк! – сказал Григорий.
«Мучительные мучения», - сказал тихо я. Но меня услышали.
- Грамотей!
Это Алмаз. Он отставил свой стакан в знак того, что ему хватит. Не прилично человеку его национальности быть пьяным, если нет рядом свадьбы.
Георгий поник головой и зацокал зубилом по мрамору. Мы поняли его – недавно умерла его жена Лидия. Он так же, как сейчас долго выбивал её образ на мраморе. Сделал её красавицей, какой она и была при жизни.
И это при всём том, что Григорий имел многочисленные связи на стороне. А без неё он и левые походы прекратил. Правда приблудилась к нему широкозадая Надежда, работавшая вместе с ним в бытность его, как директора. Так и живут в его красивом светлом доме. Тихо и мирно. Денег ему хватает на заказах.
Мы разошлись поздно. Открыли ещё бутылку, но уже водки местного разлива, здесь недалеко один совхоз гнал, она ещё отдавала извёсткой, что Георгий принял как подтверждение высокого качества этого пойла. Алмаз ушёл, когда солнце зашло за горизонт, то бишь за стены многоэтажек нашего микрорайона. Наш разговор после его ухода принял более доверительный характер:
- Ты как без Лиды?
- Терпимо, друг. Да что-то отвалилось в душе, словно половину её парализовало, как при инсульте. Надька старается, так что же она, не баба? Старается всё по-своему сделать, но не давя на меня. Помнила, что я с ней Лидии изменял. Даже как-то подругу привела, похожую на Лиду, ну я их обеих, на глазах обеих. Но всё не то! Как никак мы с моей 40 лет были вместе! Вроде всё было запретным при ней, зовущим, а без неё это совсем другое, не моё! Вот человек какое оно поганое существо!
- Лида была человеком!
- То-то и оно!
Он вздохнул:
- Там осталось ещё? Помянем.
Я не остался на ночь. Не хотел их с Надей смущать. Шёл домой при такой яркой луне, как бы днём, но поёживался от холодного воздуха. Тени домов вытягивались в толстые ходули города, на которых дома бродили этой ночью. Я вспомнил, как мы возвращались со школьного вечера с Ксенией Алпатьевой, самой красивой девчонкой из нашего класса и моей напарницей по строгальному станку.
Мы шли долго, она держала в руках надоевшие ей туфли, подбегала к арыку, ну канаве с амударьинской водой, полоскала ступни и, брызгала рукой в меня, смиренно стоявшим рядом при каждой такой остановке. Было весело и удивительно, до сласти в душе долго, потому что шли через весь город в свой новый микрорайон, где наши дома были недалеко друг от друга. Она посматривала на меня как-то с хитринкой, как бы спрашивая, хочу ли я остановиться и поцеловать её?
Когда мы встали под развесистым не на свою породу тутовым деревом, я обнял её и сильно прижал. Так сильно, что косточки девушки затрещали. Она опрокинула голову, я ткнулся в её шею и поцеловал.
- Оставишь след! – крикнула она.
- Дай губы! – потребовал я.
Она смиренно опустила голову и её губы оказались напротив моих, тёплые, трепетные и ждущие прикосновения.
Мои руки невольно опустились до её ягодиц, напрягшихся и необхватных. Ксюша вырвалась и легко побежала к детской площадке. Мы оказались в парке микрорайона, открытом со всех сторон. Вдали светились окна наших домов. Она запрыгнула на качели. Следом – и я!
- Никаких больше поцелуев! – крикнула она смеясь. – Я хотела попробовать. Ты умеешь целоваться!
Круглая и яркая луна на качелях то приближалась, то удалялась…
Где ты, Ксюша?
Мы расстались в тот вечер, зная, что завтра практика и мы столкнёмся у станка. Мы будем смущаться вчерашнему поцелую, возникшей между нами, тайны, которую и хочется оставить неразглашенной и, в то же время, хочется кричать об этом, как о полёте в Космос!
Я так и любил Ксюшку всю жизнь, как человек любит свою малую родину, как любит свою молодость, первый поцелуй, как раскрепощённость духа…
Она уехала в Москву, стала студенткой строительного института и чужой женой. А вот недавно умерла.
Умерла от язвочки на губе, в муках и страхе перед смертью.
Каково ей там? Что помнит её душа, оторвавшись от Земли?
Учёные говорят, что наша Вселенная уникальна, её создали специально для жизни.
А я думаю, что создали специально для нас с Ксюхой, красивой, чистой, трепетной.