"Возьми их, - уговаривали шофёра на автовокзале. - Денег нема, но жалко!".
"Жалко. А меня не жалко? Я с вашей жалостливостью без трусов останусь, - недовольно бурчал шофёр, убирая в багаж сумки пассажиров автобуса. - Ладно. Пусть садятся. Только в конец салона пускай идут, и скажите, чтобы малого на колени взяла".
По салону, стыдливо потупив глаза, прошла высокая женщина с мальчишкой лет пяти на руках. За ними семенил долговязый подросток: одной рукой он крепко приживал к груди рюкзак, а во второй тащил пакет, который тянул его вниз, только усиливая общую нескладность юноши.
Все трое были худы и удивительно похожи друг на друга: бледно-рыжие, с россыпями веснушек и светлым пушком на лицах. Сыновья казались уменьшенными копиями своей матери.
Когда они сели, и мальчик устроился на коленях матери, он с жадностью стал осматриваться.
"А-то-бус, - тяжело, будто выдавливая из себя звуки, сказал он и широко улыбнулся. "Не-ня, а-то-бус, - повторил он, дёрнув женщину за рукав. - Со-кило-ас". "Да, сто километров в час", - согласилась она.
Двигатель загудел, автобус тронулся с места, и подросток, боязливо озираясь, прижался к матери и младшему брату, закрыл уши ладонями. "Болят?", - с тревогой спросила мать. Он покачал головой, но ладони не убрал.
Мальчишка всё также заворожено смотрел в окно. Улыбка не сходила с его лица, и от этого конопушки теснились вокруг его носика. "Де-е-о, а-ши-на, а-бор, ло-ма-ли а-бор", - перечислял он всё, что видел.
Когда вдалеке показались расходящиеся в стороны от дороги линии противотанковых заграждений, женщина повернула сына лицом к себе и стала его целовать. Подросток проводил сверкающие на солнце пирамидки тяжёлым, отупевшим взглядом.
Раз за разом она повторяла свой фокус: когда автобус проезжал через блокпосты или мимо стоящих на обочине военных колонн, мать разворачивала к себе счастливого сына и покрывала его лицо поцелуями. "Люб-лю те-я, не-ня", - выдавливал он в ответ. "И я тебя люблю, Славик", - отвечала она.
Автобус ехал уже несколько часов, и многие пассажиры задремали. Спал и нескладный подросток, всё также прижимая ладони к ушам. Женщина, засыпая, поминутно откидывала назад голову, трясла ею, пытаясь прогнать дремоту, и вновь закрывала глаза. Только Славик всё также жадно глядел в окно, перечисляя: "Пти-са, а-ши-на, дя-дя".
Мелькал подсолнечник, зеленела кукуруза, золотом отливали уходящие в горизонт поля пшеницы.
"Таанк!" - детский крик разбудил всех. "Тааанк! - кричал Славик, страшно пуча глаза и безуспешно пытаясь ухватить ладонью свои короткие, искрящиеся от пота волосы. - Он ас у-бьёт!".
"Успокойся, Славик, успокойся. Всё хорошо. Я с тобой, - мать ловко развернула ребёнка и крепко прижала к себе. - Я рядом. Я рядом. Всё хорошо".
"Спа-и-те! Спа-и-те!", - плакал мальчик. С него слетели сандалии, и было видно, как он сжимает пальчики на ногах.
"Всё хорошо, хорошо", - повторяла мать.
Подросток скучающе, будто делал это не в первый раз, достал из пакета бутылочку с оранжевой соской и протянул брату. Тот жадно схватил её, взял соску в рот и стал пить, причмокивая.
Пассажиры смотрели в окна, но танка не видели. Лишь вдалеке в клубах пыли полз комбайн.