День входил в свои права втекая в комнату, через серое стекло окон. Казалось, что все, что происходило за окном жило своей жизнью, а все, что находилась здесь, рядом с ней остановилось, замедлило свой бег и замерло.
Она не двигалась, лежала уткнувшись в стенку дивана, глаза ее были закрыты, но она не спала. Перед ее глазами проплывала жизнь До, где она была еще живой, могла искренне смеяться и радоваться миру, что был за окном. Она искренне считала себя одной из самых счастливейших женщин. У нее было все: замечательный муж, двое долгожданных и желанных детей, любимая работа. У нее было все. Было, жесткое, но очень емкое слово. Было До.
Тело предательски ныло, болело плечо, щека, которую она отлежала, отвратительное чувство, когда ты ничего не хочешь, скорее даже наоборот, ты хочешь, чтобы все остановилось вмиг. Просто перестало существовать, в один миг, схлопнулось, завершилось и перестало чувствовать, думать, желать, а оно противоречило, глупое тело, все время чего-то хотело, иногда даже независимо от ее хозяйки.
Она напряглась и заставила себя сменить позу, тело благодарно откликнулось, ноющей болью и она застонала, тихо, протяжно, взвыла тихо, по щекам ее потекли слезы, крупными каплями поползли поперек щек, куда-то зауши, но ей было все равно. Она чувствовала только боль, которая разливалась от средостения и заполняло все тело, она растекалась по нему и выкручивала каждую мышцу, каждую клеточку ее тела, заполняя собой все свободное пространство, а в средостении была огромная жуткая черная дыра, которая поглощала все вокруг – чувства, взгляды людей, саму жизнь. Все проваливалось туда, и улетало в эту черную и ненасытную дыру. Она положила руки на средостение, но они не провалились никуда, потому, что тело было цельным и даже предательски теплым и живым, а Она была мертвой и это неразрешимое противоречие разрывало ее на части.
Она не знала сколько она так лежала, день, сутки, трое, может быть даже больше. Телефон молчал, потому, что она перестала отвечать на звонки и люди устали ждать, когда же она ответит и, перестали звонить, оставили в полном «покое», какое смешное слово «покой», в данном случае оно означало ни больше, ни меньше – смерть!
Никто не приходил, а она никуда не выходила, спрятавшись в створках квартиры, не желая видеть людей, слышать их слова, выхватывать из пространства сочувственные взгляды. Она перестала выходить на улицу, когда боль от объятий стала нестерпимой, все хотели выразить ей сочувствие и соболезнования. Но, это были их и только их потребности, а нужно ли это было ей? Кто ни будь просил их об этом?
Впрочем, их можно было понять. Она знала, что так и нужно себя вести, когда у другого горе и, если ты порядочный и воспитанный человек, то ты, обязательно должен поддержать, сказать, что соболезнуешь потере, обнять, похлопать ободряюще по спине, или плечу… Так принято… Нужно следовать… Кому это нужно???
Она чувствовала себя как человек, с которого содрали кожу, а все жалели ее и считали своим долгом прикоснуться к ней и выразить сочувствие. Они прикасались, обнимая и прижимаясь к ее кровоточащему телу и эта боль была такой сильной, что Она воздвигла толстую стену из виртуальных кирпичей, и таскала ее повсюду перед собой, чтобы не дай ты Бог, кто-то не прикоснулся к ней, не прижал ее к груди и не пожалел.
Она перестала понимать людей, ей было все равно, она либо просила, при встрече ничего не говорить, либо просто принимала эти, никому не нужные объятья и пустые, ничего не значащие для нее слова, как данность, вынужденную необходимость, неотъемлемую часть череды ритуалов, сопровождающих потерю.
Исхудавшая кошка робко, будто извиняясь, мяукнула рядом. Бедная животина, - подумала Она и, начала медленно подниматься с дивана. Еще жива, - промелькнуло где-то то ли в голове, то ли в внутри черной дыры, Она не поняла, где именно, но поняла главное, кошка хотела жить!
И тут Она почувствовала, как вместе с изголодавшейся кошкой Она сделала первый шаг в После…
Иллюстрация со страниц интернет