Громоздкий "Эпсон" настороженно клацнул нутром, дёрнулся, будто зверь очнувшийся после зимней спячки, и неторопливо занялся опостылевшим с годами ремеслом.
Виктор потянул на себя тёплый лист и поудобней устроился в кресле.
«Шпионские страсти».
В ночь на десятое февраля силами безопасности была обезврежена
агентурная сеть…
Газетёнка, выходившая для русскоязычных граждан в Израиле, не мусолила события, а коротко и сухо комментировала факты.
Перепечатали небось из местной прессы? а затем перевели на русский для рядового обывателя. Эрзац!
Но подозрительно быстро в газеты просочилось. Моссад «посодействовал», Шин-Бет? или цензура маху дала?
Сообщений такого рода новоиспечённому шефу ближневосточного техотдела хватало с избытком, и он лишь время от времени заносил в свой архив наиболее интересные для него новости и события.
Виктор несколько раз прочёл заметку, пытаясь нащупать меж строк скрытую от глаз информацию. Мелкий шрифт дёрнулся, словно кисель задетый неосторожной рукой, и серыми кругами растёкся по белому листу.
Он прикрыл ладонью воспалённые глаза, и откинулся на покатую спинку кресла.
Шабаш! пора закрывать лавочку. По четырнадцать часов работать - недолго и ноги протянуть. Сквозь слёзы, навернувшиеся на глаза, он уставился на край стола, который под пристальным взглядом вдруг изогнулся элегантной дугой.
Наваждение?
Не помешало бы к специалисту на приём заскочить, со зрением не шутят. Но на ближайшей неделе его планам так и не дано было сбыться.
Врачи…? Кривая улыбка тронула щеку, искоркой метнувшись в покрасневших от усталости глазах.
От зари до зари вкалывать придётся как папа Карло! иначе не разгрести наследие господина Менцова.
Двухтысячный год начался для него благоприятней чем он предполагал. Нежданная благосклонность Фортуны?.. давненько не навещала!
Что принесёт ему новое тысячелетие, какой судьбой наградит грядущий миллениум?
Скромная заметка в прессе не была для него новостью: сеть «почтовых ящиков» оказалась безвозвратно утерянной, но хвала Г-ду не по его вине.
Об этом неприятном инциденте он узнал ещё утром из ранней сводки.
«Почтовики», которых стоило изрядных усилий привлечь к работе, канули в небытие. Ну а если кто из людишек и лёг на дно, затаился, то это ведь ненадолго, вычислят. Теперь связь с «Рудольфом» надо будет налаживать заново, отыскивая покладистых и сговорчивых кандидатов.
Вытерев проступившие слёзы, он вновь внимательно прочёл вырезку из газеты, но не отыскав и малейшего намёка на какие-либо скрытые меж строками информации, скомкал ненужный лист и швырнул его в сияющую никелем урну. Приглушенное жужжание, и смятый бумажный комок превратился в белую измельчённую кашу.
Поди в муках рожал израильский репортёр! глянь какое витиеватое название отыскал. Израильский, американский, зулусский, всё изворачивается пишущая братия, ищет, как бы половчее «клиента» на крючок зацепить.
Он скинул тупорылые полуботинки, устало зевнул, и потянулся выпрямляя спину; настороженным скрипом отозвалось мягкое нутро кожаного кресла. Бронзовая лампа, выпятив литые лепестки магнолии, воровато подмигнула розовым абажуром.
«Рога и копыта» - как он в шутку величал техотдел при Первом управлении, цепко держал его в своих железных объятиях.
Ничего не поделаешь, - конторские будни. Судьба!
После удачного «боевого крещения» (в середине восьмидесятых), дорога за кордон оказалась для него на замке. Но информации, которую он урвал из цепких ладошек «Госпожи удачи», - цены не было! Поздравления, внеочередное звание. Головокружительный взлёт по крутым ступенькам служебной иерархии, а теперь… унылое прозябание в конторе, или как её нарекли на западе - офис.
Архив, документы, корректировка.
«С твоей примелькавшейся харей, не по Штатам колесить» - отрезали ему после очередного рапорта, но под конец - сдались, и дали «добро» лишь на короткие «набеги» в Европу и Азию.
Разумеется, риск изрядный, - но в любой профессии: свои методы и свои изъяны.
Отдёрнув тяжёлый бархат портьеры, Виктор в сердцах ткнул кулаком по белой, недавно выкрашенной раме.
-- Сезам откройся! -- хрипло потребовал он, и тут же отпрянул назад.
Холодный ветер толкнул в грудь, и опалив гортань игриво куснул в шею. Снежные хлопья кружились затейливым хороводом, пытаясь заразить своим весельем мрачный чернильный небосвод. Белый полог заволок крыши домов, и только жёлтые цепочки огней на Моховой и Никитской, озорными змейками убегали в ночь, вспарывая тёмным асфальтом девственно-белый снег.
Нарушив полуночный покой, грянули куранты.
-- Один… два… три…, -- привычно вторил он, вспоминая, как почти четверть века назад, здесь же, недалеко, на Бронной, под размеренный бой часов сдавленным голосом давал военную присягу: …строго хранить вверенную мне государственную тайну… беспрекословно выполнять…
Верно и беспрекословно?
Кануло в историю - «верное и беспрекословное». Сгинуло! Оставив после себя лишь утраченную молодость, бешеный ритм жизни, и длинную вереницу воспоминаний.
Огонёк зажигалки выхватил из темноты длинные приплюснутые фаланги пальцев. Дёрнулся кадык, напряглись мышцы шеи. Горьковато-приторный дурманом окатило лёгкие. Шквал ледяного ветра парусом вздул портьеру и словно шаловливый ребёнок швырнул поредевший дым назад, нарушая безмятежный покой кабинета.
Запершило в горле…, вторая пачка за сегодняшний день.
Виктор поморщился, и зябко передёрнув плечами, кинул вниз только что зажжённую сигарету. Прикрыв окно, он по-хозяйски задёрнул портьеру и направился к столу. Мягкий свет лампы лёг розовой «акварелью» абажура на стены, на потолок, звёздочкой сверкнул на никелированной арматуре кресла.
Пискнул телефон внутренней связи, на мгновение замер, и галопом затрезвонил, нарушая чехарду размышлений. Виктор ткнул пальцем в мигающую на панели кнопку.
-- С возвращением Виктор Павлович, -- раздался в динамике знакомый сиплый голос. -- Свет в кабинете приметил, но беспокоить не стал. Первый день как-никак. А вам ещё и наследие Менцова по полочкам разложить на ночь глядя. Недели хватит?
-- Во-как! -- Виктор устало хохотнул. -- Без церемоний не можешь старый бирюк? загляни на огонёк… хотя бы на часик. Заодно и перетрём, потолкуем по старой дружбе.
В динамике послышался недовольное ворчание:
-- Может вечером Палыч. Час ночи на моих.., -- в динамике послышалось шуршанье, глухой стук, и ругань сквозь зубы.
-- Давай-ка, без фокусов Влад. Час-другой посидим-обсудим, а там уже и на отдых… Жду! -- перебил он было возразивший ему голос.
Виктор ещё успел просмотреть несколько газетных вырезок, как дверь без стука отворилась, и в кабинет ввалился невысокий грузный мужчина. Вяло пожав руку хозяину кабинета, он крякнул, и вальяжно развалился на зелёной коже мягкого кресла.
Владислав Филимонович Рем («мастодонт» техотдела), - был весьма известной фигурой. «Серая лошадка» старой закалки, - в работе которого прекрасно уживались прилежность канцеляриста и недюжинные способности аналитика. Наделённый завидными инстинктами, он с неизменным успехом избегал подводных камней судьбы, ухитряясь оставаться в конторе на плаву, но с каждым годом это ему удавалось всё трудней и трудней.
Не случайно.
О пагубных пристрастиях майора Рема, недвусмысленно намекали припухшие фиолетовые дуги под глазами, дряблые складки кожи на скулах, и паутина красных прожилок на щеках, которые явно зашкаливали возраст сотрудника. Пять лет назад его вознамерились с «достойными почестями» выдворить на пенсию, но благодаря настойчивым просьбам генерала Крюкова оставили на занимаемой должности. О недюжинном потенциале зама, Виктор знал не понаслышке (не один год в одной упряжке пришлось побегать), и даже находясь «под шафе», остроту мысли Рем не терял, прекрасно справляясь с взваленными на его плечи обязанностями.
Зам с видом эксперта пощупал дубовые подлокотники, испещрённые тонкой резьбой, и покрутил головой, словно гурман отведавший невиданного доселе блюда:
-- Н-да уж…, логово он тебе в наследие оставили - грех жаловаться! как у министра, -- он осклабился; круги под глазами проступили отчётливей, налились цветом спелой сливы, -- одним словом - музей!
С этим кабинетом Виктор распрощался всего лишь несколько месяцев назад, и не по своей воле. Кураторы из министерства, не в шутку обеспокоенные временным молчанием «Рудольфа», решили затеять только им ведомую кадровую чехарду. Виктора отстранили от дальнейшего участия в операции «Реликвия», назначив шефом дальневосточного отдела. Повышение? Да как бы не так!
На тёпленькое место, как ястреб с поднебесья свалился полковник Менцов из ракетно-тактического дивизиона. Сотрудники (те кто неопытный молодняк), лишь в недоумении пожимали плечами:
«Это ещё что за метаморфоза!? - ПВО и-и… на тебе!» но старожилы, повидавшие на своём веку эквилибристику и почище, лишь молча ухмылялись.
Протеже!
Покровители Менцова действовали чётко и оперативно: «особых навыков не потребуется» - решили они, все ходы расписаны до завершения «Реликвии», ну а с удачей – генеральские лампасы полковнику… ну это уж только для протокола. Но не учли специфику работы; каверзная фортуна распорядилась иначе.
Рем надсадно закашлялся. На бугристой шее вздулись узловатые вены:
-- Окно распахни, -- просипел он, -- дышать нечем!
Коктейль из сигаретного дыма и нагретого пластика впитался в стены, в мебель, в потолок. Виктор поспешил приоткрыть окно и плотнее задёрнул тяжёлую бархатную штору.
-- Всего-то на три месяца кабинет оставил, -- он кивнул на фривольные очертания смуглых амазонок на абажуре,-- а во что превратил стервец?.. Будуар!
Притулившийся к стене тощий, красного дерева шифоньер, окаймлённый пляшущими херувимами из надраенной до блеска латуни, скрипнул рассохшимся деревом.
-- Мыши? живности мне здесь не хватает, -- усмехнулся Виктор и перевёл взгляд на майора: -- Чем обрадуешь, архивных дел мастер?
Рем поджал губы и недовольно хмыкнул:
-- Ничем! После твоего перевода, «Реликвия» с мёртвой точки так и не сдвинулась, а старую документацию в общий котёл пиханули. Но всё ж кое-что упорядочил, разгрёб.
Он чиркнул молнией на кожаной папке, но вместо копий документов выудил пухлый альбом в сафьяновой обложке:
-- Узнаёшь?
-- Где?!.. -- новый хозяин кабинета, был явно взволнован. -- Что ж ты шельмец сразу не позвонил? Всю квартиру верх дном перевернул…
-- Здесь, за диваном пылился, -- Рем отрешено провёл пальцами по зелёной обивке кресла. -- Когда Менцов «перестройкой» занялся. Мебель помогал ему передвигать.
Виктор ковырнул ногтем медную в зеленоватых пятнах застёжку, и погладил расплющенными фалангами блеклый сафьян. Еле заметная складка на лбу разгладилась, а уставшее лицо посветлело. Он было раскрыл фотоальбом, чтобы удостовериться: «всё ли на месте?», но устыдившись подозрений положил свои «воспоминания» на подлокотник кресла.
-- Заключения от экспертов поступали?
Рем с удивлением уставился на шефа. В этот момент он напоминал вещую птицу. Филина. А набрякшие под глазами фиолетовые дуги, лишь подчёркивали это сходство.
Не изменился Филя, усмехнулся Виктор (это прозвище за Ремом укрепилось ещё с давних времён).
-- Последний анализ? -- переспросил зам.
-- Те, что накануне моего перевода, в «Нано-технологию» к Бытову отсылали.
-- Отодвинули меня Палыч. После твоего перевода здесь многое что изменилось. Я бы…
-- Почему спрашиваю, -- перебил Виктор, взъерошив пятернёй густой с проседью чуб, -- допуск у меня глючит, каналья! ... ну да ладно, пока не к спеху. Время ещё терпит.
Он устало потянулся, и сложив кисти хрустнул пальцами.
Рем взял в руки кожаную папку и поднялся на ноги, с явным намерением завершить ночную «летучку»:
-- Основное - здесь. Распечатал лишь необходимое. Ты ведь меня знаешь, не люблю после себя хвосты оставлять.
Последние слова застали Виктора врасплох. Шеф с недоумением глянул на недельную щетину зама.
-- Ты о чём Влад?
-- Пенсия, -- невозмутимо пояснил Рем, -- с первого числа - в запас. Думаю, что утренней почтой или самое позднее в обед получишь уведомлением.
Виктор читал мысли своего подчинённого как раскрытую книгу, ещё бы! не первый год в одной упряжке вместе; горести-радости, дни тревог, дни призрачных надежд.
Выход на пенсию или увольнение, висели над Ремом уже не первый год, но тот упирался как бык на бойне, а тут вдруг сам на баррикады полез. Старый лапоть!
-- Ты что майор дочери на шею сядешь!? пенсия - не зарплата!
-- А-а… -- Филя в сердцах махнул рукой, -- к чертям собачьим! надоело. Худо-бедно а проживём.
В зрачках шефа появились знакомые стылые льдинки, но тут же потеплели, растаяли:
-- Если с «Реликвией» всё выгорит, -- в его голосе послышались металлические нотки, а плоские фаланги зарылись в упрямый чуб, -- подполковника, это уж я тебе обещаю! Здесь мне никто палки в колёса совать не посмеет. Мозгами раскинь.
Виктор вскочил на ноги и начал мерить ковёр из угла в угол, зарываясь по щиколотки в шелковистый ворс.
-- «Реликвия» - это рывок в будущее. Апогей! Нефть, газ, атомный хлам – всё исчезнет, останется в прошлом. Подумай сам, тех, кто на моё место Менцова сунули, бог разумом не обидел? Одно лишь счастье, -- Виктор усталым взглядом посмотрел на розовый абажур настольной лампы, -- прокол у них вышел, никудышный из него рыцарь плаща и кинжала оказался.
Шеф ближневосточного отдела потёр натруженные веки, пытаясь справиться с накопившейся за долгие часы работы усталостью. На трудовые будни соратников-сослуживцев смотрел испытующий лик «первого гражданина России» застеклённый в простенькую дубовую рамку.
-- Ну?! – Виктор ухватился за пуговицу на пиджаке несговорчивого зама.
-- С тобой спорить – себе дороже, -- совиные глазки Рема нетерпеливо мигнули, сохранив на лице непроницаемо-сонную маску.
-- Инцидент исчерпан?.. -- шеф ближневосточного техотдела прикрыл ладонью рот подавив очередной зевок. -- Я свои слова на ветер не бросаю: всем отделом на пенсию провожать будем, но-о подполковником!
-- Мою машину можешь забрать, - продолжал он, внутренне ощущая, что его «внушения» достигли желаемой цели, -- не к спеху. Полтора часа трястись? усну за рулём, да и у Машеньки сегодня дежурство с ночи.
Рем было толкнул пузатую обитую серым дерматином дверь, но вспомнив нечто важное застыл на пороге
-- Плотт пропал. В Братиславу на отчёт не явился и на телефоны не отвечает. Молчит Герасим.
В прошлом сотрудник Штази майор Плотт, произвёл на Виктора неизгладимое впечатление. Их дороги пересеклись в начале девяностых, в Лейпциге. Когда капитан Виктор Павлович Никаноров, сопровождал на восток груженные архивами эшелоны уже дышавшей на ладан Германской Демократической Республики.
Альфред или Фреди ( как он любил его называть) был непревзойдённым мастером перевоплощения. Артист. Асс! Он запросто мог натянуть на себя любую личину. От изворотливого бизнесмена, и до рассеянного интеллигента или продавца в железоскобяной лавке. Его вечно воспалённые глаза сонливо наблюдали за собеседником, пытаясь оценить интеллект и возможности потенциального противника. А чего стоила недоумённо-обезоруживающая улыбка, которой наделены изворотливые политики, картёжные шулера, или законченные простаки. В «Реликвии» ему была отведена не последняя роль, хотя к финальной «партитуре» гер-Плотта и близко не подпускали.
-- Так-то уж и пропал!? -- Виктор упрямо мотнул головой, и роскошный чуб вновь укрыл перечёркнутый морщиной узкий лоб, -- не в его натуре. Может повздорил с «друзьями-соратниками» из бывших? -- вслух размышлял он, -- так те порешат и не поморщатся! или с ним расквитался один из тех бедолаг, которых он мордовал в сырых казематах Лейпцига?
Виктор присел на диван и пытливым взглядом упёрся в ковер, будто пытался сосчитать число амазонок скачущих по бордовому периметру. -- Даже если и предстал перед Всевышним, - потеря ощутимая, но делу не помеха. В одном лишь загвоздка. С нюансами по «Реликвии» Плотт был знаком, и достаточно близко, ну а здесь и до утечки недалеко. Шеф уставился на Рема усталыми глазами:
-- Проверить по Плотту всё заново и документацию мне на стол… к полудню! Морги-больницы я беру на себя.
Рем потоптался на пороге, не решаясь чего-то спросить, и переборов сиюминутное желание решительно толкнул мышиного цвета обивку:
-- До завтра Палыч.
-- До сегодня, - устало буркнул шеф, провожая широкую спину, затянутую в твидовый пиджак.
Виктор поспешил прикрыть окно - в просторном кабинете паровое отопление с трудом справлялось с «капризами» февральских заморозков. Кинув на ковёр папку с бумагами, он приладил под голову валик дивана. Подождут документы, никуда не денутся. Он соскрёб тёмное пятнышко на поблекшем сафьяне и раскрыл свалившийся с небес фотоальбом.
Виктор уже смирился с потерей, перестал думать, а ведь здесь всё что он оставил за собой. Вся его жизнь.
Страницы альбома хранили поблекший глянец открыток и пожелтевшие снимки, которые были ему дороги воспоминаниями о далёких поездках-командировках; дней бесшабашной и незаметно пролетевшей молодости. Талисман (?)
Продвигаясь вверх по ступенькам служебной карьеры и переезжая из города в город, Виктор менял адреса, отделы, кабинеты, но сафьяновый переплёт неизменно находился под рукой, на видном месте. Он доверял и разуму, и опыту, и логике… но сердце…, оно не раз нашептывало:
«Где наша не пропадала…, сплюнь! - и очередной вояж, несомненно увенчается успехом. Ведь сафьяновый переплёт ждёт не дождётся, очередного глянцевого новосёла».
Фетишизм?
«Что не доказано – того не существует!» - была его крылатой фразой среди друзей-соратников, но распухший от фотографий и открыток альбом этой аксиомой явно пренебрегал.
* * *
Отстегнув кожаный ремешок, Виктор любовно погладил фотографию на титульном листе.
Молодой мужчина прищурился белозубой улыбкой в объектив камеры, упираясь на замысловато-бугристый ствол оливкового дерева; миловидная брюнетка, которую он обнимал за талию, кокетливо морщила вздёрнутый носик. В углу небрежная косая надпись: Торино.
Бежит время…, бежит!
На Апеннины он попал в середине восьмидесятых. Приветливая солнечная Италия. Диковинный край… предел мечтаний воспитанника одесского детдома.
Отличное питание. Маленький, но уютный номер в пригородном отеле. Изящные сеньориты. …Экзотика!
Виктор проходил практику на конвейере корпорации «Фиат», прикрываясь легендой инженера присланного для обмена опытом, хотя конечной целью оставались Соединённые Штаты.
Три года он штудировал язык, пытаясь уловить самые незначительные нюансы фонетики в итальянском мелодичном наречье. Ведь в Америке ему придётся играть роль заурядного инженера-«макаронника».
Документы на имя Роберто Бинэлли, пропавшего ночью при столкновении грузовой баржи и туристического катера, уже лежали в сейфе дожидаясь своего час.
…Разрешение на работу, молодой «итальянский» инженер получил без особых проблем, и устроиться в Калифорнии на одной из химических корпораций большого труда тоже не составило.
В прошлом небольшая сеть лабораторий, вымахала за последнее десятилетие до респектабельного концерна, где «жрецы» от науки разрабатывали жароустойчивые элементы для космических челноков.
К закрытым проектам, его, разумеется, и на пушечный выстрел не подпустили, пристроив на дочернем предприятии по выпуску ширпотреба.
Но Виктору определённо везло…, её величество госпожа Фортуна вновь одарила его белозубой улыбкой. На одном из благотворительных вечеров он познакомился с Кэт Броулин - единственной дочерью вице-президента компании. Очередная победа любвеобильного итальянца давала немалые выгоды, - шаг за шагом приближая к намеченной цели.
Её отец, отпрыск богатой семьи техасского нефтепромышленника, относился на удивление приветливо к новой утехе дочери. Ветреный характер строптивой Кэт несколько выровнялся, хотя склонность вить верёвки из своих родителей от этого нисколько не пострадала.
В кругу семьи его называли Берто или Робби
Частенько приглашали на ланч, где на десерт они со стариной-Вилли смаковали виски южных штатов, которое больше походило на ром, а не на традиционный скотч.
Молод? Эмигрант? - делу не помеха, если есть голова на плечах, а главное сумел найти подход к беспутной девчонке. Ну а здесь уже налицо изворотливость и гибкость характера. А кого искать? Что ни на есть самая подходящая партия!
-- Пора бы ей подумать и о серьёзных отношениях, -- перешёптывалась добропорядочная чета, провожая вожделенными взглядами стройную фигуру итальянца.
Чем не пара?
До эталона красоты его новой пассии было весьма далеко, хотя Виктор не раз ловил не в меру пристальные взгляды мужчин. Вызывающе накрашенные губы, вычурные серьги, волнистый пробор с приподнятым локоном, а-ля Мэрилин Монро…, в крикливом облике улавливалась фальшь, непреодолимое желание тридцатилетней женщины хоть на миг вернуть ускользающую молодость.
Таких подруг, он как правило избегал, но ради цели, можно было поступиться и вкусами и принципами.
Интуиция не подвела - не в меру болтливая Кэтрин вскользь упомянула о «ненормальной» привычке отца, работать по ночам, дома:
-- Жизнь-то проходит, -- повиснув на мускулистой руке нового поклонника, щебетала избалованная блондинка, -- а кроме признания коллег и круглого счёта в банке, удовольствий - ноль.
Сероглазый итальянец стал частым гостем в мрачноватом каменном особняке, где после ужина, он и глава семьи, частенько уединялись, смакуя янтарный «Хеннеси» на просторной веранде увитой диким виноградом. Коротали вместе тёплые осенние вечера, вяло обсуждая новости за прошедшую неделю.
Надо было отдать должное старине-Вилли - тот старался быть предельно корректным и в душу не лез, но при удобном случае, невзначай обронил: «Пора бы вам молодой человек м-м… узаконить отношения с моей единственной дочерью».
Виктор лишь смущённо улыбнулся и поправляя роскошный чуб, поднял фужер в знак согласия.
Взбалмошная Кэт, с её капризами и неустойчивым настроением, никак не прельщала «пылкого итальянца». Зависнуть в роли мужа своевольной красотки на неопределенный срок? …Скверный вариант!
Но всё решил случай.
Родители Кэт спешно отбыли на уик-энд, в Майями, где старшую сестру мистера Броулина, готовили к сложной операции.
Предвкушая многообещающий конец недели Кэт не мешкая поспешила поделиться этой приятной новостью:
-- Выходные проведём у меня! – голосом, не терпящим возражений, отчеканила ненасытная подруга.
-- Лёгкий ужин, при свечах, и обязательно с шампанским. А на десерт -джакузи, -- томно хихикнула она. – Да… не забудь предупредить своих олухов, из бюро, чтобы не донимали телефоном как в прошлый раз!
Уложив в спортивную сумку старенький невзрачный на вид «Сони», Виктор постелил сверху номер свежей газеты.
В транзисторный приёмник был аккуратно вмонтирован модуль переносной памяти, и он засиделся до поздней ночи, вновь проверяя его на домашнем компе: чем чёрт не шутит, может и удастся «пощупать» компьютер в кабинете вице-президента.
Он открыл старомодную пузатую дверку платяного шкафа и закинул в сумку пару новых рубах в целлофановых пакетах; повертел в руке зубную щётку и отправил её обратно в пластмассовый стаканчик.
«Словно на курорт собираюсь», - он задумчиво хмыкнул. Пчелиным роем донимали неясные мысли, но окончательный план так ещё и не созрел. Оставалось полагаться лишь на удачу, благоприятный случай.
При выезде из города он заскочил в неказистый ликер-стор на Вест- сайд, и взял три бутылки шампанского… Кэтрин со своими затеями!
Виктор шампанское не терпел. Хуже чем пиво! Пучит живот, а в туалет бегаешь, будто бидон кваса прижучил.
Охранник на воротах бросил привычное: «Хэлло Робби», и гостеприимно отворил ажурную створку. С некоторого времени, сероглазый почитатель единственной наследницы дома Броулин, считался здесь своим, без пяти минут член семьи.
Машину он оставил около широкой, щербатого мрамора, лестнице, а сам поспешил наверх.
В просторном холле не было ни души, лишь у двери пузатые истуканы из сандалового дерева корчили смешные рожицы, словно приветствуя старого знакомого. Виктор пересёк широкую гостиную, заглянул в чопорную темноватую трапезную, где со стен, полукругом, угрюмо взирала многочисленная плеяда клана Броулин. Два прибора на столе, фамильное серебро, свечи в тяжёлых покрытых темным налётом подсвечниках.
Со второго этажа доносился слащавый голос Фрэнка Синатры, тщетно пытающийся охмурить таинственную незнакомку избитой фразой: «Ай лав ю…».
Заскрипели дубовые ступени винтовой лестницы, ведущие на второй этаж, – будто молили о пощаде у тяжёлых штиблет будущего представителя семейства.
Комната подруги пустовала и лишь индейский амулет, - «покровитель сновидений», качался на сквозняке, постукивая деревянным обручем о золоченую люстру. Блеснул шёлковый халат в тупике сумрачного коридора. Насторожившись, Виктор повернул голову на звуки приторного тремоло мандолины.
-- Милый, ну что ты застрял!
Кэт стояла в обольстительной позе, опираясь о косяк спальни родителей. Оголённое бедро недвусмысленно подчёркивал шёлковый пеньюар в китайских драконах. Она игриво поманила его пальцем:
-- Слышишь, какое старьё я у своих предков откопала?
Виктор в недоумении глянул вниз, в сторону гостиной, там, где в окружении чопорных портретов плеяды Броулин ожидал сотрапезников накрытый стол.
-- Иди сюда недотёпа! - Кэт подбежала и цепко ухватила его за руку, -- начнём с «увертюры», - она капризно выпятила сочные губы.
Он вздрогнул от неожиданного натиска и попытался устоять, но сопротивление оказалось бесполезным …впрочем, на ловца и зверь бежит! Дорога в кабинет старины-Вилли лежит через спальню добропорядочной четы (Кэт мельком упоминала об этом).
Виктор остановился у порога спальни, но под настойчивым понуканием сладострастной подруги сделал несколько шагов внутрь. С изголовья супружеского ложа на него не то с осуждением, не то смирившись с брошенным жребием, смотрел портрет родителей пылкой Кэт.
Он уже примеривался опустить сумку на пол, да не тут то было…
толчок, и он хватая податливую пустоту скрюченными пальцами, полетел на кровать; глухо звякнули бутылки шампанского. Сероглазый итальянец в ярости стиснув зубы:
Память!
Шёлковый халат взмахнул крыльями драконов, и зацепившись у изголовья перекрыл лицо незадачливого ухажёра. Глаза щипало от резкого сладковато-приторного аромата духов. Ну и нравы! у неё и впрямь с башкой не в порядке, думал он, высвобождая руку из полосатой ковбойки. К родителям в кровать?
Солнечная полоска света как часовая стрелка мерила натёртый паркет, тайком подбираясь к искривленной ножке трюмо, и сверкнув радужной дугой на лакированном дереве, пропала. Растрепав волнистый блонд на его плече безмятежно посапывала Кэт. Удалась прелюдия. Бесспорно!
Он выпрямил неудобно согнутую ногу и тут же замер - сквозь сон невнятно забормотала Кэт, и потянув на себя простынь, зябко передёрнула плечом укутавшись по шею. Виктор проглотил вязкую слюну и прерывисто вздохнул, внимая неспокойному дыханию подруги. Время…
Приоткрытая дверь, в дальнем углу спальни, нет-нет и манила радужными калейдоскопом призрачных надежд. Всплеск адреналина заострил зрение, и Виктор даже мог поклясться, что видит причудливые шляпки креплений на декоре двери.
За спиной, сквозь сон, всхлипнула Кэт.
«Стахановцам и премиальные не помеха!» - внезапно скользнувший в сознании каламбур рассмешил его, но так и не унял звериной настороженности. В груди продолжал гулять стылый холодок, щемящее чувство неведомого. Мускулы напряглись. Окаменели под скрипом паркета. Плоские фаланги пальцев дотронулись до выгоревшего на солнце лаку двери.
«Муха прилетела, на липучку села…», - вспомнил он незамысловатую считалочку из далёкого детства. «Аналогия?» - змейкой скользнула нерадостная мысль.
Сквозь опущенные жалюзи серой полосой просачивался сумеречный свет. Глаза постепенно привыкли к вечернему полумраку: широкий стол у окна, несколько папок горкой придвинутые к светлому кожуху компьютера, будто часовые охраняющие воплощение его надежд.
У противоположной стены тёмные контуры стеллажей, платяной шкаф и… необъяснимая тревога в груди, мерзкое ощущение пустоты. Он был уверен, что ни камер, ни других сюрпризов в кабинете и быть не может. Щепетильный до мозга костей Вилли - не тот тип людей, который даст разрешение посторонним вторгнуться в его личную жизнь.
Виктор перехватил ремень увесистой сумки. Бутылки, – чёрт бы их побрал! не догадался в спальне вынуть.
Он освободил руки, и внимая как сурок звенящей тишине дотронулся до клавиатуры.
Ожил экран. На тёмном поле появились безбрежные песчаные барханы, над которыми зависло неправдоподобно синее небо. В белом квадрате посреди монитора замаячила надпись: «Введите пароль».
Фонарь по чистой случайности он забыл у себя на квартире, и ему пришлось немало времени повозиться, присоединяя модуль портативной памяти.
Минуты тянулись вечностью. Серая полоса - померкла, вступившая в свои права осень по своему усмотрению распоряжалась утренним рассветом и вечерними сумерками. В темноте слух становился утончённым, острым, как у квалифицированного наладчика роялей. Грянули набатом напольные часы за спиной. Виктор вздрогнул, ощущая во рту гадкий привкус меди.
Он уже несколько раз подходил к двери кабинета и настороженно прислушивался к прерывистому дыханию подруги.
«Ай-Би-Эм» старины-Вилли - оказался крепким орешком, и сдаваться, не входило в его планах: программа-ключ, полученная Виктором накануне, явно не справлялась с поставленной перед ней задачей.
-- Хоть стамеской вскрывай! – сквозь зубы прошипел он.
Стамеска?.. Мысль!
За это разумеется, никто по головке не погладит, но цель…, цель всегда оправдывает средства! Он чувствовал сердцем: то, за чем он был послан, находится здесь, перед ним, под тёплым пластиком ребристого кожуха. Случай единственный - второго может и не быть!
Повозившись, Виктор снял кожух и вырвал провода из жёсткого диска.
-- В конторе «яйцеголовые» с тобой разберутся! - невнятно пробурчал он.
Посыпались винты, неосторожно сметённые локтем, грянув металлическим дождём о паркет. Грудь налилась свинцом. Напряглись мускулы от вскипающего в жилах адреналина.
Он исчез в ту же ночь, добравшись за сутки до мексиканской границы.
За нарушение инструкций его чуть не выкинули из отдела: шутка ли? годы обучения и коту под хвост! …Но обошлось.
-- А улов-то отменный! -- подмигнул ему на прощание курирующий техотдел полковник Крюков.
Угомонился холодный февральский ветер за окном, завершив свой постылый нелёгкий труд. Улеглась белая мгла позёмки, окутав девственным саваном крыши зданий и пятачок-палисадник перед домом. Вот-вот отступит мрачная зимняя ночь, уступив свои права хмурому сумеречному рассвету. А впереди?... ждёт новый день, новые трудовые будни.
Подслеповато блеснула застёжка на поблекшем голубом сафьяне. Небрежно брошенный альбом распростёрся у дивана как верный сфинкс, оберегая покой своего хозяина.
- - Плотт… куда делся этот чёртов Плотт! -- сквозь сон шепнули обветренные губы.
***
Его разбудил настойчивый зуммер внутренней связи.
-- Ч-чёрт! -- Виктор глянул на часы, -- не могли чуть повременить?
Зуммер пискнул ещё раз. Хозяин кабинета потянулся, зевнул и опустил ноги на ворс ковра. Поправив упрямый, с проседью чуб, он подошёл к экрану компьютера. Розовая папка под грифом «Реликвия» пополнилась ещё одним сообщением:
Израиль. Регина.
Протеже под опекой. Наблюдение установлено.