Живы...

Наталья Скорых
Май. Город потихоньку расцветал. Из набухших почек появились липкие зелёные листочки. Все вокруг оживало. Люди, повинуясь зову весенних солнечных лучей, бросив свои серые дома, выходили на улицу. Смех и веселые разговоры слышались повсюду. Все бурлило и кипело.
Екатерина Ильинична шла по городу с пакетиком продуктов. Небольшой набор из хлеба, пряников и молока. А что ещё ей, одинокой женщине, нужно. Она медленно шагала, находясь в своих печальных мыслях. Грусть тяжёлым камнем давила изнутри. По щеке текла слеза. И никому вокруг не было дела до этой грустной женщины.
 - Кать!, - услышала она позади, но не обернулась.
Она знала, что позвать ее было некому.
 - Катя! Самойлова!, - странно, это ее девичья фамилия.
Катерина остановилась. Оглянулась. Рядом стоял мужчина. Она вглядывалась в его лицо. Красивый, статный, чуть седой. С пакетиком пряников и молока. Что-то знакомое ей показалось в этом человеке.
 - Степан?
 - Катюх, ты что ли?,  - мужчина улыбнулся, - Катерина! Сколько лет, сколько зим. Лет сорок?
Они вместе учились в строительном институте. Степан ухаживал за ней, за красавицей Катей. Он был завидным женихом. Спортивное телосложение, ямочки на щеках и небесно голубые глаза - все это делало Степана первым парнем на курсе. Но она выбрала своего Сашку - робкого, высокого, с кудрявыми черными полосами. Его так и дразнили - Сашка - цыган. Но Сашка был очень скромный и стеснительный, а из цыганского  - только чёрные волосы.
 - Катерина, как живёшь, как Саня?
 - Нет больше Сашеньки, сердце. Год уже, - Екатерина Ильинична смахнула слезу.
 - Соболезную. Хороший был. А я ведь тогда на зло тебе на Анечке женился. Моя Анечка очень меня любила, пылинки сдувала. Только онкология - сгорела на моих руках, - грусть читалась в глазах этого седого мужчины.
 - Значит мы оба любили и сделали правильный выбор. И оба были счастливы.
 - Были. Но мы же и сейчас есть, мы же и сейчас живы. Живы? - уточнил Степан
 - Наверное живы. Наверное, - неуверенно ответила Катя.
Они не заметили, как за грустными разговорами дошли до Катиного подъезда. В воздухе пахло сиренью, и весна с лёгким теплым ветерком врывалась в открытые души. Вокруг куда-то спешили люди. И только двое стояли и не торопились. Их никто не ждал. Они робко, как в молодости подбирали правильные слова.
 - Кать, а может к тебе? Может чай с пряниками? Помнишь, в институте - самым вкусным лакомством были пряники - Степан неуверенно спросил, показывая на пакетик.
 - Помню, - она застенчиво улыбнулась, пряча за спиной свой пакет.
Катя неуверенно открыла дверь в подъезд, он так же неуверенно топтался на месте. Они не виделись сорок лет, за это время немало воды утекло. Время неумолимо мчалось вперёд, не останавливая свой бег.
Он сделал первый шаг, Катерина Ильинична шла следом.
Каждая ступенька в подъезде отзывалась в ее голове: живы? Живы? Живы?. Ей было тяжело. Но найти ответ на это важный вопрос она не могла.
После смерти Сашеньки ее душа умерла вместе с ним. Она перестала чувствовать себя живой, хотя тело продолжало жить. Она не видела красок, ее не трогала первая зелёная листва на деревьях, не пугала летняя гроза и проливной ливень. Все дни шли как один, монотонно отстукивая свой скучный ритм. Дети давно разъехались. Сын переехал в северную столицу и звонил редко. Дочь, ее милая Леночка - цыганочка, точная копия Саши, уехала вслед за мужем в далёкий Владивосток. Редкие звонки и летние отпуска - вот и все счастливые моменты Катиной жизни.
Но почему - то сейчас, сегодня, она впервые за долгое время почувствовала, как пахнет сирень. Странно.
Подойдя к двери Екатерина Ильинична остановилась, задумалась, медленно взяла за ручку двери и шепотом, сама для себя произнесла:
 - Живы!
И открыла дверь в новую жизнь.
Два пакетика пряников лучше чем один. Двум душам теплее.