Он тоже был Родион и тоже Раскольников. Тот ли это Родион, которого Достоевский описал в своём знаменитом романе история умалчивает. В мире полно однофамильцев: кинь палку и попадёшь своего. И в этом нет ничего удивительного. Удивляет другое, что у людей с одинаковыми именами и фамилиями может быть одинаковой судьба.
Тот день Родион запомнил надолго. Тот, что разделил его жизнь на до и после. Он знал, что виноват в этом сам, но никак не мог отделаться от мысли, что злодейка-судьба всё же выкинула фортель. Родион человек самый обыкновенный, коих всюду тысячи. Ничем не примечательный, среднестатистический. Высокий, худой, с нечёсаными взъерошенными волосами. Прыщавое лицо, хитрые бегающие глазки. И непомерное желание разбогатеть. Причём разбогатеть не прилагая к этому усилий. Он часто мечтал как богатство свалится ему на голову: миллиард в лотерею или забытый чемодан с деньгами найденный им на улице. Но в лотерею катастрофически не везло, да и чемодан с баблом забывать на проезжей части дураков не было. Ему даже сказал как-то за шкаликом горячительного его новый приятель из Киева. Мол, Родион, только дурак думкою богатеет. Раскольников считал иначе. Подпоил встреченного поперечного и когда тот уснул, обчистил дочиста его карманы.
Работать Родион желанием тоже не горел, только нужда заставила. Жить впроголодь ещё то занятие. Когда не ел пару дней, всё воспринимается как-то иначе. Мир кажется наводнённым упрями, что только и норовят как снять с несчастного Родиона последнюю рубашку. Кем он только не был и курьером и дворником и даже доставщиком пиццы. Только удержаться на каждой новой работе удавалось не больше пары дней. Отправят Родиона отнести клиентам вкусную и ароматную пеперони, а он сожрёт её за углом, а потом несёт небылицы, что его ограбила местная бичевня. Да, кто ж в такое поверит? Выпрут под зад коленом, иди, мол, на все четыре стороны. Иди и никогда не возвращайся. Родион и шёл, а, что ещё оставалось? Ходил по улицам, искал счастье. Сидел на лавочке, грелся на солнышке. Безумно хотелось жрать, спать и всего остального. Хотелось хорошего прикида, крутую тачку и крутой айфон последней модели. Виллу на Лазурном берегу, подругу жизни - модель с ногами из ушей и счёт в банке на миллиард баксов. А лучше два. От перспектив дух захватывало. Воображение рисовало альпийские серпантины среди заснеженных вершин и он за рулём крутого жёлтого Ломбарджини.
Сидя на лавке Родион заплакал. Слёзы катились из глаз, хотелось рвануть вперёд, что есть мочи и прыгнуть вниз головой в речку. Покончить одним махом со всем этим кошмаром, чтоб не видеть мир полный соблазнов. Да и в животе противно урчало. Альпийские серпантины померкли в пустой голове, туда втекли другие мысли. На что купить, что-нибудь съестного, какой-нибудь сраный Дошик, чтоб не протянуть ноги прямо здесь на деревянной скамейке. Можно, конечно, сделать как в прошлый раз. Устроиться дворником и спустя полчаса продать барыгам метлу фартук и всё остальное. Правда в прошлый раз это получилось не на все сто. Родион был пойман, бит и прогнан взашей. Новой такой экзекуции ему не хотелось.
Он решился. Всё, баста. Сигаю в речку, всё пошло к такой-то матери. Кулаки сжались сами собой, к голове прилило. Мимо по тротуару шли какие-то люди, из-за облака выглянуло солнышко. Осветило тёплыми осенними лучами проспект имени вождя мирового пролетариата, помпезные сталинские высотки. Луч скользнул по тротуару по камням серой брусчатки, потерялся в стриженной траве газона. Родион готов был уже начать забег на тот свет, как внезапно в траве, что-то блеснуло. Заиграло жёлтым завораживающим светом, заставило несчастного повременить с отбытием в адские кузни.
-Спасибо господи! - Взмолился Раскольников. Медленно поднялся с неудобной деревянной лавки, боясь спугнуть наваждение. С голодухи бывало и не такое мерещилось: и черти и пришельцы всякие и даже Лунтик за рулём чёрного Мерседеса. Но это... Родион не моргая пересёк тротуар, нагнулся и раздвинул рукой травинки.
-Моя прелесть!
Его трясущиеся пальцы схватили золотое колечко, гранёный камушек заиграл на солнце бриллиантовым блеском.
-Ещё раз спасибо! - Произнёс шёпотом Родион воздев руки к небу. Голод куда-то неожиданно схлынул, в голову снова вползли мысли о миллиардах зелёных и всём остальном. О длинноволосых красотках и виллах где-то на Адриатике. Родион смотрел на кольцо и не мог оторваться. Такой неземной вещицы ему ещё видеть не приходилось. Неведомый ювелир мастерски выгнул благородный металл, придал ажурную изысканную форму. Вставил в оправу чистой воды бриллиант и наверно тоже восхитился своим творением как и Раскольников стоя на краю тротуара. Родион проглотил слюну, голод снова вернулся. Опять куда-то запропали атрибуты жизни миллиардера, в желудке противно заурчало. Нет, колечко конечно, загляденье, но оставить его себе не было никакой возможности. Продать и точка. Родион прикинул сколько за него можно получить и воображение как на грех снова рисовало какие-то заоблачные суммы. Пришлось тряхнуть головой, чтоб привести мысли в порядок. В паре кварталов есть ломбард, но туда Родиону путь заказан. Паспорт потерян ещё в прошлом месяце, когда увольнялся с последнего места работы. Верней удирал, уносил ноги, когда съеденная им пицца поставила крест на карьере её доставщика. Оставалось одно. По слухам здесь недалече живёт одна мутная особа. Как говорят бабушка - божий одуванчик. Скупает нечестно нажитое у разных тёмных личностей, ворья разного и прочих проходимцев. Сам Родион никогда раньше её не видел, но знал адресок от одного из своих знакомцев. Никитка-карманник как-то за пивком проговорился куда девает добытое и как на духу спьяну всё и выболтал. Родион улыбнулся. Здесь пешком минут пять от силы, а через полчаса он пообедает как человек, впервые за пару недель.
Родион рванул. Перебежал на красный через дорогу, пошёл мимо цветочного киоска по направлению к площади товарища Цыбульского. Как назло навстречу пёрло много народа, приходилось меж ними лавировать, но зато зажатое в ладони кольцо грело его трепетную душу. Мимо проносились окна домов, кусты, справа мчались куда-то машины. Голод, образно говоря, дал ему пендаля, ноги сами несли вперёд отсчитывая заветные метры до апартаментов бабки-спасительницы.
-Где-то здесь!
Родион перебежал на красный на другую сторону проспекта, протиснулся у светофора сквозь толпу ждущих зелёного. Ему даже кто-то буркнул вслед, надо быть осторожнее, но, что такое осторожность, когда не ел неделю и желудок сводит от пустоты. Молодой человек махнул не глядя рукой, рванул, что было мочи к тёмной неказистой арке. К дому бабки скупщицы. Родион стрелой пролетел тёмноё нутро сталинского ампира. Оказался во дворе-колодце, зашарил глазами по небольшому пространству. Его поразила тишина этого места. Несколько деревьев посередине за низкой железной оградой. Небольшая детская площадка с горкой и деревянным домиком возле песочницы. Длинная цветочная клумба радовала разноцветьем фиалок, радом мирно скучала пара дорогих авто. Родион устремился вперёд. Ноги шаркали по брусчатке, то и дело спотыкаясь о выщерблены в камнях. Правый штиблет давно просил каши, меж резиновой подошвой и дерматиновым верхом торчал большой палец в рваном носке. Он больно бился через шаг о неровности дорожки, отчего Родион куксился и неслышно сыпал забористым матом. Сыпал от души, являя миру всё своё красноречие. Помогало слабо: палец саднил, рваная подошва предательски цеплялась снова и снова. Но денег хотелось и это придавало рвения. И голод гнал его вперёд к заветному угловому подъезду.
-Где же ты, где?
Запыхавшись он облокотился плечом о стену, оклеенную рваными объявлениями, принялся искать в длинном столбце кнопок домофона тридцать пятый номер. Глаза противно слезились, заветные цифры не желали находиться. Родион уже было подумал, что кто-то свыше не даёт ему шанса поесть сегодня до отвала, как искомый номер неожиданно обнаружился в самом низу списка.
-Вот ты где! - Вырвалось у него непроизвольно. Родион выдохнул, унял дрожь в руках. Палец тронул маленькую отполированную множеством рук пимпочку, даванул её нежно-нежно.
-Кто там? - ответили как-то сразу. Раскольников даже дёрнулся от неожиданности. Не думал, что старуха прямо таки телепортируется к двери, и поинтересуется кого это принесло по её немолодую душу. Он даже глянул по сторонам, словно бабка стояла у него за спиной. Но позади никого не оказалось, только пустынный двор-колодец, цветочная клумба и одинокий Мерин чёрного как смоль цвета.
-Я принёс вам кое что, уважаемая, - Выдал будущий миллиардер растерянно. Помялся на месте, шевеля пальцами в рваных штиблетах. От нетерпения жрать хотелось ещё больше, в животе урчало совсем не по-детски. На том конце провода молчали. Слышалось лишь прерывистое старушечье дыхание и шум работавшего где-то неподалёку перфоратора.
-Я, признаться, не понимаю, о чём вы. - Ответила наконец-то скупщица краденого. - Похоже вы номером ошиблись, молодой человек.
Старушенция собиралась уже повесить трубку домофона, но Родион её опередил:
-Я по рекомендации Никиты Долговязого, - выпалил молодой человек на удачу.
На том конце провода снова стало тихо, даже прекратился стук треклятого перфоратора, будто опасался мешать старухе думать.
-Входите! Второй этаж! - Приказали на том конце провода. Замок звонко щёлкнул, дверь подъезда немного приоткрылась.
-Ух! - Выдохнул Родион. Рванул на себя с голодухи дверь, ринулся вперёд по истёртым годами ступенькам. Найденное колечко приятно грело ладонь. Есть хотелось пуще прежнего, хотелось так, что он бы с радостью съел целого быка. Слюнки предательски текли по щеке, ноги в рваных штиблетах легко и непринуждённо бежали по каменным дореволюционным ступеням.
-Тридцать пять! - озвучил Раскольников золотистый номер старухиной квартиры. Поднажал, оказался у массивной металлической двери высотой в полтора его роста. Как в тумане он смотрел на эту непреодолимую преграду, на позолоченные тройку и пятёрку, а видел другое. Старую деревянную дверь, обитую рваным войлоком, заветные цифры номера выпиленные из куска старой доски. Облезлые, все в трещинах. И люди рядом в старомодных сюртуках, Один в мятом котелке, другой в картузе на лысой башке. В руках узелок со скарбом и старуха процентщица медленно отворяющая дверь своей питербурской квартиры. Родион тряхнул головой. Люди исчезли. Цифры на двери вновь стали позолоченными, а рваный войлок пропал, перед глазами заблестел крашенный в зелёный цвет металл исполинской двери.
-Приведется же такое! - Пробубнил молодой человек себе под нос. Он знал, что с голодухи глючит по-страшному, поэтому быстро вымел из головы нахлынувшее наваждение. Собрался было уже давануть на кнопку звонка, но в двери щёлкнуло и в приоткрытой двери он увидел тень закрывающую всё пространство внутри квартиры. Раскольников оторопел.
-Что у вас? - Спросили Родиона откуда-то сверху. Молодой человек проморгался, понял, что старуха далеко не такая какой он её представлял. Думал откроет сейчас эдакий божий одуванчик, колыхаемый ветром, а здесь безразмерное нечто. Во всяком случае Родиону так показалось. Во мраке он едва разглядел цветастый в крапинку халат до пола и силуэт головы скупщицы краденого. Мощное одутловатое лицо с крючковатым носом и копна седых волос перетянутая на макушке старомодной резинкой. Старуха казалась ему сказочным големом, что приходит ночами по души несчастных. За теми кто живёт не праведно, грешит и хочет объегорить ближнего. Родион снова вымел из головы этот мещанский бред. Да, это просто старуха, подумалось ему невзначай. Простая толстая бабка, сидящая на деньгах, как мифический Крёз на золоте.
-Колечко у меня, уважаемая!
Бабуся смерила его нехорошим подозрительным взглядом, отварила дверь.
-Входи, несчастный!
Родиону не понравилось такое приглашение, но он всё же вошёл. Переступил порог, оказался в просторной прихожей заставленной разным барахлом. Что тут только не было. И старый велосипед и несколько телевизоров у стенки, удочка в углу за шкафом. И даже детская коляска полная разной дряни, вроде вороха магнитофонных кассет и виниловых пластинок в картонных футлярах. Родион даже при тусклом свете сумел прочесть имя и фамилию одного из исполнителей: Муслим Магомаев.
-Давай, - Прогремела бабка.
Она трясущимися пальцами, больше похожими на сосиски схватила золотую безделицу, поднесла к свету тусклой лампочки у потолка.
-Хорошая вещица. - Пробормотала она. - Ценная. И камень, что надо.
Она не глядя спросила у Раскольникова.
-Где спёр, болезный?
Родион растерялся. Подобный вопрос он не ожидал услышать. Какая разница этой старой кашолке где он его взял? Украл, нашёл, сам сделал. Тебе принесли, покупай, не задавай лишних вопросов. Гони деньги и до свидания. Родион чуть не выпалил это ей в лицо, но тушевался обидеть старость. Пожилой человек всё же. Заслуженный в определённых кругах, среди разных шаромыжников, ворья и бичевни. Среди пройдох всяких и случайных людей. Нет, он не может такое ляпнуть, ну, никак. Взгляд Родиона скользнул по старой детской коляске, задержался на пузатом старом самоваре возле одного из колёс детского средства передвижения. Залюбовался как играют лучи на отполированных боках чайного водогрея, какой ажурный краник с загогулинами смотрит в сторону выхода. Ему даже захотелось его повернуть, вспомнить как в детстве он вертел подобный у их самовара и как в чашку с журчанием текла горячая кипящая вода. Как пили они чай, он мама и отец. Как совал он в рот конфеты, а мама все говорила и говорила. что это вредно, мол, так и до диабета не далеко. Но её предостережения до Родиона не доходили и тогда в бой вступала тяжёлая артиллерия: папина увесистая оплеуха. Отчего конфеты сразу казались не вкусными, да и чаю почему-то больше не хотелось.
Родион тронул его пальчиком, тронул и отпрянул. Взгляд скользнул в сторону, упёрся в старый видавший виды топор. Самый обыкновенный каким лесорубы валят бедные деревца: берёзки разные и осинки. Каким тесают их бедные стволики, рубят ветки и дерутся потом в пьяном угаре до смертоубийства. Тюкают куда не попадя, по рукам, ногам и голове. Мир снова утонул в тумане. Старухина квартира растворилась в небытии, Родион оказался в дореволюционной питерской халупе старухи-проценщицы. Словно шагнул прочь со страниц романа великого русского писателя, преодолел время, влез в шкуру своего литературного тёзки. Вот он момент истины. Родион глядел глазами того прошлого Родиона цепенея от ужаса. Слова застряли в горле, ноги и руки стали ватными. Серые, когда-то бывшие зелёными обои во многих местах поистёрлись, а едва видимые птички на них казались больше похожими на исчадий ада. Засиженный мухами потолок, довлел над головой. Скупое пламя свечи отбрасывало на стены странные ломаные тени, те неистово плясали, выделывая невероятные па. Страшные и гротескные. Родион даже слышал как эти тёмные нелепые создания смеются над ним. Шепчут едва слышно и протяжно, то, что он делать никак не хочет: Вперёд. Вперёд, вперёд.
Раскольников прикусил губу, пытаясь проснуться, но это не помогло. До него дошло, это вовсе не сон. Не наваждение и не пьяный угар, когда мерещится всякое, что хочется кричать благим матом. Что-то другое. А вот, что понять никак не получалось. Он словно в забытьи подступил к худой и тщедушной старухе, занёс для лиходейства ржавый топор. Всхлипнул от ужаса и рубанул им, что есть мочи.
-Вах! - Вырвалось у него из груди. - Вах! - Громыхнуло повсюду. Пронзило всё его естество, повергло в трепет его никчёмную душонку. Топор провалился в пустоту, рубанув воздух. Родиону показалось, даже со свистом. В следующий миг, лезвие вонзилось в деревянный пол, а он сам грохнулся сверху. Упал на серое древко, конец которого больно прошёлся ему по рёбрам. Мистическое наваждение спало, старая питерская халупа старухи-проценщицы растворилась как утренний туман.
-Не поняла! - Загремел жёсткий бас старой скупщицы краденого. Она ловко отклонилась в сторону, в следующий миг схватила Раскольникова своими толстенными ручищами. Одной за шкирку, вторая пятерня цепко сжала его брючный ремень внизу спины. Мир старухиной прихожей крутанулся для несостоявшегося убивца волчком, заметался из стороны в сторону. Родион беспомощно молотил в воздухе руками и ногами, что-то бормотал старухе, просил его отпустить. Блеял, мол, больше не будет, станет паинькой и самым законопослушным человеком во всей Вселенной. Никогда больше не позарится на чужое, и даже мысли не допустит, чтоб взять не свою копейку. Но всё было тщетно. Скупщица не отреагировала. Верней среагировала весьма своеобразно. Больно и можно сказать убийственно. Мир прихожей снова закрутился волчком, лоб молодого человека повстречался с внутренней обивкой двери. Старый порепанный дерматин Раскольников запомнил до конца своих дней. Голова вспыхнула жгучей болью, щека проелозила по синей поверхности с декоративными гвоздиками. Дверь открылась и незадачливый макрушник буквально вплыл в обшарпанный подъезд. Родион просил, умолял, но старуха была непреклонна. В ней проснулась какая-то неведомая сила, которая вертела Раскольниковым как тряпичной куклой. Пол, потолок, стена подъезда с намалеванной противной рожей. Старое запылённое окно. Родион вынес его головой, когда отстыковался от старухи, словно корабль "Союз" от ракеты-носителя. Почуял невесомость, освобождение и прелесть свободного падения. Двор старого дома мелькнул в его сознании, крутанулся набок. Визг автомобильных шин и мусорный бак стремительно принимающий его в свои объятья.
Хрясь! Мир замер, стал статичным. Пропали звуки, словно время прекратило свой бег. Даже птицы и те умолкли. Ни лая собак, ни звука клаксонов. Ничего, только противный доводящий до исступления звон в голове и осознание, что снова всё пошло наперекосяк. Родион выдохнул, закашлял, превозмогая боль во всём теле. Его безумный полёт из окна не прошёл даром. Удар об мусорный контейнер сделал из него отбивную, покрыв ноги и руки многочисленными синяками. Рот жадно хватал воздух, а слёзы в глазах не давали снова узреть красоту этого мира. Родион проморгался, это помогло, но не очень. Всё оставалось размытым, только на миг ему показалось, как в окне второго этажа мелькнула быстрая грузная тень. Замерла на месте, злорадно рассмеялась. Сказала, что-то до боли неприятное, швырнула следом за молодым человеком, нечто маленькое, блестящее и ценное.
-Моя прелесть, - С трудом выдавил незадачливый охотник до беззащитных старушек. Его прелесть сверкнула в полёте золотым блеском, порадовала бриллиантовым отсветом. Зажгло в душе Раскольникова призрачную надежду и тут же её погасила. Упала куда-то на брусчатку, звеня и подпрыгивая.
-Нет! - взмолился обманутый злодейкой-судьбой. Хотел было выбраться из мусорного обиталища, но лишь соскользнул обратно на отходы. Руки не слушались, да и ноги не хотели повиноваться. Он снова полез, но опять силы его оставили. Солнце зашло за свинцовую тучку, начал накрапывать дождик. Родион рыдал как ребёнок, корил себя за никчёмность, сгорая от стыда перед самим собой. Ему хотелось провалиться сквозь землю, сбежать отсюда подальше, чтоб не видеть этот треклятый двор и всё остальное.
-Боже! - Вопрошал он к небесам. - Помоги!
Мир неожиданно дёрнулся, небо затянутое тучами понеслось навстречу. Я возношусь, подумалось несчастному узнику мусорного бака. На небеса, в райские кущи, к свету и счастью. Родион возрадовался, плача от умиления. Вся его прошлая жизнь казалась ему глупой и никчёмной. Мечты о богатстве, боже как это примитивно. Райский свет, вот истинное счастье и он его заслужил. Вдруг неожиданно сбоку что-то заскрежетало. Небеса дёрнулись, вознесение прекратилось. Мир опять перевернулся, Родион сломя голову полетел из контейнера вниз. Нет, не в адские кузни и не на брусчатку двора, а внутрь муниципального мусоровоза. К очисткам и отбросам куда он так стремился и всё для этого делал. На свалку жизни к тому, что он, говоря по совести, заслужил.