Зловонное и мерзопакостное болото зияло во всей свое непотребной сути. Кругом смрад и мракобесие было настолько реальными вещами, словно в хорошую солнечную погоду сияло и обогревало своим теплом яркое солнце. В подобном склизком, липком и гниющем месте было мрачно и вязко. Стоял глухой и замогильный гул от земных пороков, пошлости и похабства. Здесь гордыня обволакивала жадность своими крепкими и тонкими объятиями, та в свою очередь их обнимала, зависть же, одаривала многомиллионными поцелуями все и всех вокруг. Бесстыжее распутство и неугомонный блуд, словно ошпаренные мерзкие опарыши, извивались в своем вульгарном сектантстве. Ненасытное обжорство, словно обезумевшая и грязная гиена, ело свои маринованные экскременты, порождая, вновь и вновь, из своего дурно пахнущего безумия, смрадные испражнения и вонючие фекалии. Бешенный гнев метал молнии вокруг себя, извергая дикие пламени ада. Варясь в этом мерзопакостном и извращенном котле, проклятые всеми существа впадали то в ярость, то в неистовое уныние, которому не было предела. А вокруг в этом глубоко и дурно пахнущим болоте терлись обезумевшие и порочные существа, внешне напоминающих очертания человека. Да, у этих существ, как и у людей, были две руки, две ноги и голова, но внутри была лишь пустота и порочные мысли с деяниями.
Эти заблудшие твари, словно ужи на сковороде, змеевидно извивались и громко выли, а этот пронизывающий вой был чужд иному обычному и нормальному человеку, потому что он шел из недр самых страшных уголков их бытия. Неимоверные существа, проталкивая и пихая друг друга, пытались выйти из этого мира зловония и тошнотворного амбре, шли по обломкам голов своих, некогда любимых, сородичей и братьев по несчастью. Они все видели наверху безоблачное и солнечное небо. Вот туда они и стремились, думая, что именно они заслуживают то, состояние в котором они будут жить, словно как в беззаботном и блаженном раю, жить долго, весело и припеваючи. Гнилые насквозь мрази не гнушались, сквозь склизкие тела, топтать друг друга, подниматься за счет своего близкого наверх, как им казалось в негу безоблачного бытия. Это были полные лжи и лицемерия тела. В продуманной и прагматичной голове у них не было ни искреннего сострадания, ни эмпатии к окружающим. Альтруистический образ жизни был им настолько чужд и не понимаемым, что они даже и не пытались понять этот полный смысл образа жизни. Самым главным и первостепенным показателем у этих пустых существ было, как им казалось, выживание и борьба за самого себя, за свое благо. Эгоистичные натуры скрывали свое истинное внутреннее состояние и постоянно носили маски. Да, в этом смердящем и злоуханном местечке, у них было про запас несколько масок, которые они не успевали менять. Это были такие маски, как гуманность, сострадание, сопереживание, доброжелательность, любовь и забота об окружающих. Но, в период смены маски, они на миг показывали свое ужасающе неприятное естество. И если бы они сами себя увидели со стороны, то ужаснулись бы и впали в глубокую кому от горемычного стыда и безудержного позора.
В этом видавшем виде болоте, сквозь века, процветали разнузданная безнравственность и варварское беззаконие, где только изворотливый и лживый ходок мог спастись, как казалось этим уродливым внутренне существам. Так подобные несусветные мрази и прорывались наверх, проходя по телам окружающих их, мокрых от порочной грязи, существ. В силу своей духовной пустоты и одиночества, они лишь только думали, что наверху их ждет постоянное блаженство и беззаботность, источник наслаждений и праздности. Каждое такое, совершенно очерствевшее, существо считало себя самым умным и изворотливым, но ума у них была лишь, словно небольшая горсточка воды, которая постоянно утекала у них из ладони.
Если же посмотреть на все это в разрезе безвременного и безграничного бытия и предопределения, то все было с точностью и наоборот. Мироздание для подобных людей было изначально перевернуто. И то, что им казалось, что они смотрят снизу вверх было полной противоположностью. Мерзкие существа пытались, как они думали, прорваться на солнечный верх, на пленительную свободу, в сказочный эдем, но они глубоко и очень сильно заблуждались. Солнечное и голубое небо, на олимпе блаженства, для них было всего лишь игрой скудного воображения, а попросту обычной иллюзией, которая встречается на дальней дороге усталому и одинокому путнику. В итоге существа стремились не к изумительному свету, а к вязкой тьме. Стремились они на самое дно, стремительно прорывая его терпкие барьеры. По мере продвижения в мрачную глубь, едкая и всесжигающая слизь, все более и более наносила раны на их жуткую и тонкую плоть, а вонь становилась все более слышимой и осязаемой. С каждым небольшим движением усиливалось тлетворная и смрадная безысходность бранного воспаленного естества. Существа погружались все ниже и ниже, пробивая каждый раз очередное дно своим бездыханным естеством. В конченом же итоге стремясь вверх, такие никчёмные существа просто либо задыхались от смрадного окутывающего новообразования, либо просто сгорали, словно в серной кислоте лакмусовая бумажка, сгорали и погибали. Причем не просто погибали, а исчезали навсегда и на совсем, стирались со всех парадигм безвременья и беспространствия. Их энергетика растворялась в бездонном болоте гнусности и скверны.
Лишь те немногие, у которых внутри была не совсем еще пустота, а находилась душа, могли возвратить наверх в мир удовлетворенности, в землю роскоши и самореализации, в вечное блаженство. В мир, где можно просто любить и просто быть любимым, в мир бескорыстия, человеколюбия и Веру. Трудно было преодолеть этот нелегкий и тернистый путь в осознание главенства души над умом.