Во время оно ехал как-то на поезде. В купе ещё двое – чувак примерно моего тогдашнего возраста – где-то после сорока, и дама – выглядящая немного моложе. Едем себе, рассказываем разные житейские истории. Мы оба, естественным образом, неназойливо распускаем перья перед красавицей, та благосклонно улыбается…
Зашёл разговор о безвыходных положениях. Чувак, очевидно уже не впервые для себя, стал излагать историю, скорее всего реальную – но обкатанную до уровня анекдота:
«Вот я когда-то попал в совершенно безвыходную ситуацию, из которой до сих пор не могу найти выход – уже второй десяток лет. Я тогда ухаживал за своей будущей женой, и так вышло, что – позаимствовал у неё некоторую сумму. Не большую, правда. А через некоторое время мы поженились. И после этого – всё никак не могу вернуть ей долг».
«Вы же говорите – он небольшой», – напомнила попутчица.
«Да, сумма для меня не проблема. Дело, видите ли, в том, что у нас с нею все деньги – общие, мы их не делим на – твоё-моё…»
«Ну – это же нормально… Семья есть семья».
«В том-то и дело. И вот я всё заработанное отдаю в семейный бюджет…»
Я уже оценил незатейливый юмор сюжета, но по лицу дамы блуждала тень некоторого недоумения. Наконец она попробовала уточнить:
«А сколько?»
«Да мелочь, в общем-то – тысяча рублей».
«И что – неужели вам никак не набрать такую сумму?»
Мы с собеседником переглянулись, но я промолчал.
«Сложность не в этом», – продолжал он терпеливо. «Сложность в том, что все свои деньги я отдаю ей. В семью, так сказать. Она, соответственно – тоже. Мы, конечно – каждый из нас – беспрепятственно берём на расходы по мере необходимости. До определённого уровня. А по необходимости, конечно – согласовывая…»
Дама ждала дальнейших пояснений.
«Так что – собственных, личных денег у меня не бывает. Чтоб вернуть ей долг – я вынужден брать из наших с нею общих денег. То есть, по сути дела – уже и так принадлежащих ей».
«Конечно. Семья есть семья», – повторила глубокомысленно красавица, погружаясь в раздумье. После непродолжительной паузы:
«Но долг, безусловно, отдавать надо, каким бы он ни был» (она произнесла – «нЕ был»)
Укоризненно смотрю на рассказчика, он растерян.
«Просто, когда я у неё брал – мы были каждый сам по себе, и всё, что у каждого из нас было – принадлежало только ему», – он сделал попытку навести её на суть дела. «Но мы поженились – прежде, чем я успел отдать. И тогда всё у нас с нею стало общим…»
«Но... в конце концов – она же должна понимать… когда всё становится общим – долги тоже становятся общими. Хотя положение, конечно – неловкое».
«Именно. Строго говоря, – удручённо глядя на меня, – положение по-настоящему безвыходное!»
На лице бедняжки – неподдельная озабоченность. Настолько глубокая, что мы оба поняли: отступать поздно.
«Но – нельзя же опускать руки», – взволнованно сообщила она. «Может, всё-таки удастся отыскать какой-нибудь выход: подумать хорошенько, перебрать различные варианты…»
«Увы», – вздохнул сокрушённо рассказчик. «Мы вместе уже около пятнадцати лет – и мне всё никак не придумать ничего подходящего».
«А что, – решаюсь вставить я, изо всех сил стараясь сохранить серьёзный вид – если вам развестись?»
«Мы почти полтора десятка лет состоим в счастливом браке. И разводиться – из-за тысячи рублей?»
Мы с ним оба искренне чувствуем себя отъявленными негодяями, а заодно и полными идиотами, но красавица наша настолько прониклась этой печальной историей, такая глубокая озабоченность овладела ею – что даже, как мы понимаем, максимально деликатный уход от темы, переключение внимания на что-то другое – не способны разрядить обстановку, не поставив её в неловкое, скажем так, положение.
«Что вы, что вы! – сокрушённо вздыхает она, – развод… Развод – это чересчур. Ладно – если бы действительно как-то не складывались отношения, или ещё какая-нибудь основательная причина. В жизни всякое бывает... А уж из-за такого-то пустяка! Но с другой стороны, долги отдавать – надо. Тут никуда не денешься. Большой, маленький – это не имеет значения».
Мы с ним переглянулись и отвели глаза.
К счастью, приблизилась станция, на которой горемыка должен был выходить, и он стал собираться. Сдержанно попрощавшись – мне показалось, что от смущения он даже как-то по-черепашьи слегка втянул голову в плечи – пожелал нам счастливого пути и покинул купе.
Оставшись вдвоём, мы некоторое время сидели молча. У меня было нешуточное опасение, что бедняжка продолжит развивать тему, но она только медленно вздохнула и наставительно изрекла:
«Жизнь – штука очень непростая».
Между тем стемнело, поезд прибывал рано утром – я вскарабкался к себе на верхнюю полку, и продолжительно засыпал, стараясь заглушить терзающее меня чувство вины за невольное соучастие.
Уже на перроне поинтересовался на прощанье: «А кто вы по профессии?»
«Налоговый инспектор».
Но не думаю, что это так уж на что-то повлияло…