ОСНОВНАЯ СТАТЬЯ
http://proza.ru/2023/08/11/544
1) У нас повелось мнение, что козинцевская постановка будто бы лучшая из постановок "Гамлета". Навряд ли стоит это утверждать так уж категорично. Мне, наппример, она представляется весьма посредственной, хотя стилистика фильма и музыка впечатляют. Основной посыл пьесы: "быть или не быть". А Гамлет Смоктуновского однозначно хорохорится "быть". Хотя совершенно очевидно, что вся пьеса это его бесконечные споры с самим собой, метания. Даже верный Горацио, почти во всем согласный с принцем, порой не выдерживает: "Я так и знал, что вы опять пустить в ваши словесные экзерцисы". Долгое время Гамлет не уверен, действительно ли Клавдий убил его отца. Хотя убил или не убил -- дело второе. Клавдий узурпировал власть, отстранил Гамлета от законного трона. А принц, даже удостоверившись, что убил, опять начинает "если бы" да "кабы". Вот этой черты и нет в козинцевской постановке. А нет колебаний -- и трагедии нет
2) В России людям, причастным к литературе или считающими себя таковыми, принято восхищаться Байроном. Но это восхищение, как и у большинства русских читателей, носит платонический характер. Знают они поэта исключительно по переводу В. Левика. То есть не знают совсем. Ибо как можно эту приглаженную тягомотину называть поэзией? Сейчас такие переводы стряпаются как два пальца с помощью ИИ. Здесь Байроном, поэтом резким в суждениях, чеканным в слове и не пахнет.
И о том, что поэт "опередил свое время" даже не байка, а суждение, высосанное из пальца. Поэма написана по заказу публики, доведенному до поэта издателем, сразу же вознесла Байрона из мало кому известного аристократа, балующегося стишками, на вершины всеевропейской славы, что доказывает, что поэт дышал ноздря в ноздрю с читателем.
3) Оказывается есть еще читательницы (а, возможно, и читатели), которые полагают, будто в конечном итоге в жизни всегда побеждает добро, честность, справедливость и потому и в литературе должно быть аналогично. И потому им так по душе Вальтер Скотт. Но писатель был не настолько наивен, как его восторженные (или наоборот недоброжелательные, которые ловят его на неправде) читатели. Просто, идя на поводу у читательниц, бывших в XIX веке главным потребителем романного чтива, он очень помог честному, искреннему и такому симпатичному молодому человеку (Квентин Дорвард, Айвенго, Найджел) добиться успеха в жизни, ни на грамм не постопувшись кодексом рыцарской чести. Сам Вальтер Скотт -- весьма практичный англичанин (а еще более шотландец, нации славящейся своей расчетливостью) весьма иронизировал над своими положительными героями. Правда, по большей части в письмах и дневниках. И чистосердечно признавался, что увы! таковы законы жанра. Впрочем, думаю писатель часто искажает действительность не только идя на поводу у публики, но и потому что насильственно питает в себе романтические иллюзии -- а кому из нас жизнь нравится таковой, какова она есть?
4) О "КВЕНТИНЕ ДОРВАРДЕ"
Вальтер Скотта относят к историческим романистам. Бог с ним. Но при этом ищут точного соответстия описываемых им событий с учебником истории. А когда не находят, упрекают автора в легкомысленном отношении к предмету. Поэтому наиболее ретивые критики советуют читать его романы с учебником в руках. Забывая, что роман, хотя бы и исторический, это прежде всего роман. С этой точки зрения написанное Вальтер Скоттом не нуждается ни в каких дополнительных сведениях. Он вполне самодостаточен. Герои выписаны великолепно, и недаром писатель ценится за глубину и правдивость созданных им характеров. Кстати, за это же ценил его и Пушкин, отмечая у шотландца именно то, что его короли, министры, аббаты живые люди, а не театральные персонажи.
Показывает писатель без прикрас и средневековый мир, полный подлости, разврата, жестокости. Другое дело: щадя чувства читателей, он не выводит зубодробительной действительности на передний план, а показывает её как бы издалека, но достаточно ясно, чтобы умный читатель всё понял и без подсказки.
Ну и его рыцари восхищают. Мужеством, честностью, силой воли + умом и расчетливостью. Именно этими качествами побеждает Квентин Дорвард в романе. Вот он попадает в логово Арденнского вепря, чтобы вызволить свою будущую жену. Что он может противопоставить банде оголтелых головорезов? Современный блокбастер показал бы как он один, орудуя мечом и копьем, крушит всех направо и налево. Не то у Вальтер Скотта. Увидев на пиру сына главаря банды, он, зная о привязанности к тому бандюги, берет пацана в заложники. Мало того, в решительный момент Квентин открыто заявляет, что он посол французского короля. И тем совершенно обезоруживает противника: ведь половина шайки того состояла из французских подданных, которые мечтали вернуться с награбленным на родину и жить себе где-нибудь среди ручейков и рощ в мире и достатке. Естественно, убийство французского посла им бы не сошло в рук, и Арденнский вепрь волей-неволей, чтобы не растерять банду, вынужден был сложить оружие перед Квентином.
"Читая данное произведение я пытался проникнуться атмосферой того времени. Всякие короли, принцы, графы и высокопарные цитаты сказанные так словно герой опирался на подмостки театра, когда произносил их. При том я всячески советую искать тех или иных персонажей в интернете, для того чтобы лучше представлять себе их в воображении. Только при надлежащем отношении 'Квентин Дорвард' оставит в душе приятное чувство насыщение. Насыщение в первую очередь интеллектуального. Конечно роман наполнен самыми заурядными клише. Так сказать -- жанр 'лёгкого чтения'"
Если вам нужен Интернет, чтобы наслаждаться художественным произведением, вам вообще лучше не забивать голову литературой. Она у вас явно не приспособлена для этого. При этом я вовсе ничего не хочу сказать о ваших умственных способностях. Я хорошо знаком с айтишниками и математиками, у меня даже друг бывший профессор (выбыл по возросту) и доктор физико-математических наук (а это навечно). Все они очень умные ребята, когда нужно что-нибудь расчитать, но когда дело доходит до т. н. свободных искусств, их тупизна поражает.
5) Об "Острове сокровищ"
Восхищает мастерсто построения писателем интриги.Не могу не привести пример, просто пальчики оближешь. Как классно Стивенсон разыграл ситуацию спасения в последний момент. Кажется, Джим и старый пират прижаты к стенке, и вдруг неожиданные выстрелы перекувыркивают ситуацию на 180 градусов. Но неожиданны они только для героев и захваченного повествованием читателя. А по сути всё тщательно подготовлено и продумано заранее, и благоприятный (не для пиратов) исход предопределён почти стопудово. Что и объясняется в следующей главе.
Роман образцовый и даже где-то идеальный. Но не гениальный. Стивенсон не дотягивает в нём даже до своего уровня ("Владетель Баллантрэ"), а уж до "Анны Карениной", "Будденброков", "Дон-Кихота" и даже "Фиесты" -- куда он попал. Мораль: гениальное далеко не совершенно, совершенное -- как правило, не гениально
6) Рецензия на перевод "Taedium Vitae" Уайльда, сделанный штатным переводчиком
Слишком "изысканно", читай вычурно. И не имеет значения "адекватен" перевод оригиналу или нет. Стихи по-русски звучат плохо. Хотя -- кто знает -- как иллюстративные для какой-нибудь постановки они бы и сгодились.
"По поводу вычурности -- это не ко мне. Это к другому английскому, на котором говорит знать в Англии. И по сей день. Спор, чем жертвовать художественностью или точностью, -- давний. Не хочется затевать его вновь", -- обыкновенно отбрыкиваются в таких случаях от критиканствующего читетеля переводчики.
Ну спор-то затевать как раз и стоит, хотя, разумеется... А вот на то, как писали английские ребята, плевать с большой колокольни. Особенно, когда они писали для английской знати, на которую нам не просто наплевать, а с большой колокольни. Это, знаете ли, не про нас
7) Об Уайльде идёт молва, как об эпатажном пардоксалисте и законченном эстете. И он сам сознательно лепил из себя подобный портрет. Его цитаты, т. н. парадоксы давно стали частью попсовой культуры. Их ценят за парадоксальность. Но часто эта парадоксальность мнимая. Приводится какая-нибудь глупость, прписываемая Уайльду, которая кочует по макулатурным, а в наше время и сетевым волнам. Иногда эта глупость действительно была озвучена Уайльдом. Но очень часто такие цитаты вырваны из контекста до полного перевиранияия смысла.
На самом деле Уайльд -- замечательный и тонкий критик. И его, парадоксы гораздо тоньше, чем они выглядят в попсовом наряде. Например: "Способность точно описать то, чего никогда не было -- истинное призвание", -- замечает он. И разъясняет свою мысль: историк, как он ни пыжься, мастерит из фактов, документов, событий свою версию т. н. исторического процесса, следуя вольно или невольно своему их видению.
Или: "Ничего не делать -- самое трудное в мире занятие". Опять же Уайльд относит это высказывание к творческим людям, и как раз к той стадии творчества, когда художник находится в поисках своей темы, своего стиля, не зная как приняться за дело. В такое время лучше всего ждать, когда снизойдёт вдохновение. Что для творческого человека действительно мучительно.
8) От великого до смешного один шаг. А от восхваления до поношения ещё короче. Официальное литературоведение у нас долгие годы имело право только восхищаться Бернадом Шоу. А как иначе? Ведь он же социалист, хоть и не совсем правильный, друг Советов. А сейчас вышла вольная: хочешь восхищайся, хочешь смешивай с грязью, особенно в сетевой словесности. Можно назвать Бернарда Шоу и мерзавцем, хотя много ума для этого и не надо. Жаль, что сам Шоу не сможет познакомиться с подобными отзывами, уж кто-кто а он бы нашёлся ответить как следует. Впрочем, таких было навалом и при его жизни, но он их пускал в игнор.
А этот Бернард Шоу был замечательной личностью, человеком чести и долга, хотя и шутником. Он написал "Социализм для женщин", без юмора и на полном серьёзе. Писал долго -- 3 года -- и очень мучительно. Такие вещи были не в его творческой натуре. Но писал, ибо почитал данный опус своим долгом. Или вот долгое время он был депутатом муниципалитета и очень серьёзно относился к своим обязанностям. Именно Бернард Шоу пробил общественные женские туалеты в Лондоне. А то восхищались женской красотой, нарядами, а пописить женщине в городе было негде. А ещё Шоу любил Ирландию, где родился. И хотя не идеализировал ирландского национализма -- много им было сказано по этому поводу горьких и остроумных слов, но резонно замечал: "Дайте ирландцам жить так, как они хотят; угнетая Англия лучше их не сделает".
Что касается, голода в СССР, про который он, посещая нашу страну не упомянул, за что и навлёк на себя гнев нынешних сетевый критиков, Бернард Шоу его просто не видел. Что и говорить: пропаганда в нашей стране была на уровне, и не то что от Бернарда Шоу, но и от простых туристов власти умели тщательно скрывать изнанку жизни. Была, конечно, и определенная слепота. Ненависть к нашей стране на Западе зашкаливала. Против Советской власти лились потоки клеветы и лжи. И разобраться в этом хаосе было нелегко. Не говоря уже о том, что наглотавшись западной демократии, многие тогда видели в СССР надежду на лучшее и более справедливое общественное устройство. Не их вина, что этим надеждам не суждено было сбыться
9) О ФОРСАЙТАХ
Вся классическая литература нового времени -- где-с сер 18 до сер 20 вв -- была заточена на общественную проблематику. Но литература это не социология. Социология это наука, которая, как и всякая наука, имеет дело с общим, а не с единичным. Социология, в частности, с классами, группами, типами людей. А литература показывает, как общественные отношения преломляются в повседевной жизни.
Поэтому так важна в литературе любовь. Как иначе показать жизнь, как в не столкновениях конкретных людей? Классы сталкиваются в классовой борьбе или сотрудничестве, где отдельная личность сама по себе не имеет особого значения. Даже если бы пролетарий или буржуа и хотели вести себя иначе, связанные общественными механизмами, они этого не могут себе позволить. Они винтики либо шпунтики. А про винтики сами по себе песню не сложишь: нужен человек.
А вот через личность писатель может показать социальный психотип, когда личное и социальное так срослись друг с другом, что непонятно, где одно переходит в другое. Вот Сомс любит Ирэн, и на каждом шагу из него лезет его буржуазность, собственнический инстикт. Когда устав от неравной борьбы, жена покидает его, он первым делом бросается к шкатулке, где она хранит подаренные ей драгоценности. А шкатулка не заперта, и все драгоценности до мелочей на месте. Вот тут-то он и крепко пригорюнился, и зачесал себе репу. До самых печёнок его пробрало, что он ей со всей его собственностью абсолютно по барабану.
Кстати, хотя все Форсайты и собственники, но в каждом из них -- даже в Джолионе Джолионовиче -- инстинкт собственности проявляется по-разному.
Ну а в современной литературе любовь не у места. Любовь, можно сказать, в литературе нынче неактуальна. И вовсе не потому, что её в жизни или больше или меньше. А потому что женщины теперь самостоятельны и социально самодостаточны. Так что фиг писателю удастся через любовь показать характер человека.
10) Имя Эмили Дикигсон среди читаемых сейчас поэтов необычайно популярно. Но о том, что она талантлива, приходтся верить на слово. Вся её поэзия, если судить о ней по переводам и критической литературе -- это набор красивостей и "поэтических" шаблонов. А Эмили Дикинсон хотя и необычный автор, но очень точный в подборе слов и деталей, добраться до смысла которых порой очень трудно из-за её погруженность в вечность через сиюминутное, которое давно прошло и следов не оставило. И к тому же колючая и шероховатая.
11) О РАССКАЗАХ О'ГЕНРИ
Глупостей в наших советских переводах было через край, а сейчас, можно сказать, их так много, что и переводами-то эти, прости господи, поделки назать трудно. Особенно по этой части большой мастак Ливергант: ляпает что ни поподя. О других судить трудно, но лишь потому, что современных читаю не так много. Но это открытые, всем понятные несмыслы. Гораздо больше не откровенных ляпов, а школьной бездарности: смысл вроде бы передан правильно, а ни стиля, ни характера автора, или хотя бы переводчика не видно. Таковы были почти все советские переводы: по большей части грамотные: все же за этим как-никак следили -- но прилизанные и безвкусные.
Особенно это касается таких авторов, как О'Генри -- буйных, озорных, хулиганистых. И при этом язык О'Генри, как выяснили исследователи, чрезвычайно богат, богаче языка Шекспира. Из-за неумения передать стиль, часто теряется и смысл. Там часто всё дело в оттенках. Рассказы писателя строятся по принципу неожиданной концовки. Часто эта концовка надумана (писатель подавал рассказ раз в неделю, и потому очень много откровенной шелухи), но в лучших рассказах она обыграна так, что пальчики оближешь.
У посредственных авторов неожиданная концовка играет один раз: автор пальнул, и на второй запал, когда читателю фабула уже известна, пороху нету. Подлинная же неожиданность такова, что к рассказанному возвращаешься вновь и вновь, и от этого оно становится только лучше: начинают играть нюансы, которых при первом чтении просто не замечаешь. Например, есть у О'Генри рассказ, в котором случайно встречаются молодые парень и девушка. Тот из богатой семьи, бездельник, прожигатель жизни, а она простая скромная работница. И вот он расписывает перед ней, как ему наскучила однообразная празданя жизнь представителя "золотой молодежи". А она слушает его затаив дыхание.
Потом они расстаются, и всё оказывается с точностью до наоборот. Он простой парень, который нагладив и почистив свой единственный костюм, разыгрывает из себя денди, а она как раз принадлежит к аристократическим (по американским, конечно) кругам. Он мечтает подцепить богатую партию, а она встретить простого честного работящего парня. И вот, когда читаешь рассказ, речь героев, детали их поведения как раз и выдают их социальное положение: и от этого комизм ситуации играет всеми цветами радуги, в которых немалую роль играют оттенки горечи.
NB: конечно, сам я этих оттенков не заметил, а сужу по анализу американского критика, фамилию которого сейчас не помню
12) "Весь мир театр" -- это из "Как вам это понравится". Я бы не стал уточнять, если бы не то, что цитата в пьесе несколько длиннее, и довольно образно детализует мысль. А ещё выпуклые ее даёт Шекспир в "Макбете": "Жизнь -- это история, рассказанная идиотом, не означающая ничего".