Путного писателя из меня, увы, никогда не выйдет: не хватит фантазии.
Я не умею придумывать сюжеты и никогда не начинаю свои истории со слов "больной котёнок лежал в мусорном баке и умирал от голода".
Напишу такое - и придется, следуя закону жанра сочинять историю про одинокую девушку с разбитым сердцем. Далее вы, конечно, знаете: угасающий свет в глазах, отчаянный писк - предсмертный, но при этом полный надежды на спасение; она красива, несчастна и только что брошена жестоким любимым; появляется скромный, интеллигентный и обеспеченный защитник обездоленных, лучше всего - ветеринарный врач. Котенка бережно кладут на сиденье иномарки и везут в собственную клинику юноши. Хэппи энд: трое здоровых детей, обожающих постаревшего кота.
Или так: она любит глупого мачо и не замечает простого доброго парня с тремя высшими. Красавчик швыряет с балкона приблудного котенка, хороший парень ловит его на лету. У девушки открываются глаза, далее по предыдущей схеме.
Я пока не умею так изящно закручивать сюжет, поэтому молча завидую. Записываю лишь то, что реально видела своими глазами и пережила, но - как жаль! - в жизни красивые финалы редки.
Были, конечно, и в моей жизни времена, когда я собирала по окрестным помойкам и самозабвенно выхаживала страдальцев. Бедная моя мама, как ты все это терпела?
Иногда я оглядываюсь назад и думаю: когда же все пошло не так, в результате какого перелома в судьбе я нынче долблю по черно-белым клавишам трезвучия, веля ученику открывать рот строго по вертикали и тянуть: "Ааааа- аааа-яяяя-аааа-аааа"? Я же должна, наверное, накладывать гипс на лапу собаке, выбежавшей за мячиком на оживленное шоссе?
Впрочем, разве те времена прошли? Я и сейчас готова безропотно нырнуть с головой в помои, едва услышу чей-то слабый жалобный писк. Материнский инстинкт во мне, к сожалению, неистребим.
А теперь, наконец-то, история про несчастного умирающего котенка, но счастливой развязки, прошу, не ждите.
Тем летом лечащий врач моего сына-подростка сказала, что мы должны подготовиться: с сентября по май предстоит шесть полостных операций. Нужно вывезти летом ребенка на море - это без вариантов. Как хотите, так и решайте вопрос.
Денег на южный отдых не было, но, как всегда, проблемы мои быстро решаются при помощи благодарных студентов. Едва я грамотно сформулировала в голове запрос, на урок явилась ученица и сказала:
- А вы, Ольга Сергеевна, не хотите летом поехать поваром в археологическую экспедицию? Крым, лагерь на берегу моря, фрукты осыпаются с деревьев прямо под ноги, классный отдых! Детей можно взять с собой, им будет интересно.
Я, конечно, согласилась. Меня честно предупредили, что работа поваром - это ад, но мне в те времена море было по колено. Я - да не справлюсь? Ха! Кашу из топора варить умеем, не пропадем.
Жизнь в палатке нам с сыновьями до той поры была не знакома - какие походы, мне лишь бы за своим забором сидеть.
Ныне я вспоминаю наши прекрасные приключения с ужасом. Как интроверту, шарахающемуся даже от дружеского рукопожатия, выжить в палаточном лагере на сто пятьдесят человек? Да не только выжить - три раза в день в походно-полевых условиях готовить на всю ораву огромные котлы с варевом! Утром каша и бутерброды, днем суп и салат, вечером салат и что-нибудь, похожее на плов. Вкус не важен, главное - уложиться в ежедневный бюджет и отравить по возможности не очень большое количество работников раскопа. Художников, делавших зарисовки с найденных черепков и мойщиков керамики морить мне было разрешено.
Мы - коренные северяне - летнюю жару любим только до четырнадцати градусов. Не знаю, как выживали мои сыновья в полдень на раскопе, но я у своих котлов уже с восьми утра начинала по капле испаряться.
Тенистых уголков на территории лагеря практически не было, а на море, до которого, действительно, было метров тридцать, я ходить не успевала: готовить приходилось непрерывно с пяти утра до семи вечера.
Несколько дней я жалась по углам и проклинала свое необдуманное решение, потом немного привыкла и втянулась.
В магазин мы с дежурными по лагерю ходили по два раза в день. Шли коротким путем через жилые кварталы Керчи; чем ближе подходили к магазину, тем больше бездомных собак и кошек попадалось на пути. Ближайший к гастроному газон по утрам бывал устлан живым кошачьим ковром: десятки, нет, наверное, сотни разномастных и разновозрастных животных. Все худые, грязные и длиннолапые - говорят, это признак кошки-крысолова.
Вероятно, кошки ждали, когда с моря придут рыболовецкие суденышки и продавцы начнут торговлю своим скоропортящимся товаром, но я никогда не видела, чтобы бродяг кто-нибудь подкармливал. К нашему вечернему походу за провизией все звери куда-то исчезали.
На территории лагеря тоже постоянно околачивались ничейные бедняги. Я отдавала им остатки ужина - если, конечно, хоть что-то оставалось. Голодные студенты-археологи и сами были не прочь попросить добавки - привезенные с собой деньги у всех закончились в первую же неделю, а сил на раскопе уходило немало.
На полпути к магазину в многоэтажном доме располагалась небольшая ветеринарная клиника. Как-то раз мы с дежурными ползли мимо нее с покупками, едва волоча ноги на адском пекле и - да, вот он, тот самый ключевой момент! - услышали в кустах слабый сдавленный хрип.
Я остановилась и к моим ногам на дорожку выползло нечто. Полосатый серый страдалец, длиной с мой музыкальный мизинец и весом с горошину. Блоха на блохе блохой погоняет.
Я взвыла от ужаса, побросала свои многокилограммовые пакеты и подхватила доходягу на руки - и взвыла ещё громче, увидев его заплывшие гноем глаза, в которых извивались белые личинки.
До крыльца ветпункта был один шаг. Я отправила дежурных с продуктами в лагерь, а сама нажала на кнопку звонка. Котенка обработали, сделали уколы, но ничего утешительного не сообщили. Живых животных в таком состоянии не бывает, мягко сказали врачи.
Я - делать нечего - приволокла задохлика в лагерь, чем, естественно, вызвала сильное недовольство руководства. Бедолага выглядел как ходячая, вернее, лежачая инфекция, а кишечных болезней в наших антисанитарных условиях нам, как говорится, только и не хватало.
Но повар - фигура в археологической экспедиции ценная, его нежную психику приходится беречь, поэтому начальник пожал плечами и отошел от коробки с полумертвым созданием, вокруг которой с причитаниями столпились все девушки лагеря.
Мы с археологами возились с полосатым малышом изо всех сил: кормили с ложечки купленным в ветеринарной аптеке заменителем кошачьего молока, носили в клинику на уколы и капельницы, боролись с паразитами и грибками. Зверь начал немного оживать и даже слегка привставал.
Я не знаю, мог ли котёнок хоть что-то видеть своими изъеденными червями глазенками, но - ребенок есть ребенок - пробовал играть, цапал мой палец дрожащей лапкой с крошечными коготками. Я строила планы, как повезу найденыша домой в поезде и уже собралась на последние копейки покупать сумку-переноску.
На ночь мы оставляли коробку с котенком на кухне, накрывая ее легким платком для защиты от злобных южных комаров. Но опасность пришла с другой стороны.
Местные муравьи решили, что наш детеныш - неплохой источник протеина. Платок их, увы, не смутил и не остановил.
Я вставала в лагере раньше всех - в четыре утра - и брела в предрассветном тумане ставить на газовую плитку котлы для чая и каши. Картина, открывшаяся в то утро моим глазам, была столь ужасна, что я, много чего повидавшая в жизни женщина, зашаталась и зажмурилась.
Вероятно, все же, я не испытала шока маркесовского героя, обнаружившего останки своего заживо съеденного муравьями младенца, но полагаю, что была близка, очень близка к его состоянию.
Нет, дочиста обглодать малыша мерзкие твари не успели - я застала их в разгаре пира. Что было дальше - я помню смутно, так как резко развернулась, выбежала из кухни и ринулась допивать алкоголь, оставшийся на столах после ежевечерней археологической пьянки. Думаю, что котенка кто-то тихо похоронил. Я же - человек долга: умри, но приготовь завтрак на сто пятьдесят человек.
Сидя после заката у обрыва над спокойным морем, я вволю поплакала. Из травы вышел любопытный ежик, походил кругами, ткнулся в мою пахнущую вкусной едой руку, ничего не получил и снова утопал в заросли ковыля.
Я уже не думала о котенке. Неумело молилась неизвестно кому о благополучном исходе мишиной операции, переживала за маму, сообщившую мне накануне по телефону о своем предполагаемом диагнозе.
В начале сентября мы вернулись домой. Миша благополучно перенес лечение и полностью выздоровел. Мама умерла той же осенью и оставила нам щедрое наследство - серую кошку Тучу.
01.11.2023