- Ай да ходя !
- Жучит не шатается !
- Наш бы давно в куски пошел, а этот орудует !
Злобно дышащие чесноком и салом мужики плотным кутком обступили сидящего на матросском рундуке посреди Гнусинского базара китайчонка, лукавой мордочкой и непонятными выкликами на каком - то птичьем языке весело зазывающего всех доброхотных присовокупиться к забавной игре на интерес, развертываемой прямо перед выпученными глазами базарного люда меж аккуратно свернутых калачиком ног мальчонки. Три карты знатных показывает китайчонок, две красных и одну черненькую, тасует их смело, пряча пикового туза меж червонной дамы и хлапа бубен. Предлагает за копейку угадать, ложит алтын на кон, отвечает, стало быть. Прет Онфим Безмолвный, ему язык о прошлом годе сом откусил, когда мельничный рукосуй Евфим спьяну в омут мырнул, то ли утопнуть порешил, сводя личные счеты с хозяином, мельником Гнатом, зажилившим добавочную стоимость, ранее обещанную на новые портки рукосую, то ли взгрустнулось по поводу алкогольного отравления, то ли народные праздники поперек глотки встали, никто не знает, да только вот не притоп, а на сома и натычкнись. Ну, тот язык ему и вырвал, зажевал и на дно спрятался. Выпрыгнул из омута Онфим и имя сразу же и сменил хитроумно, был Евфим Блудодей - стал Онфим Безмолвный, все так его прозывать и принялись, хваля Господа и царя в далекой Маскве, тот, узнав о злоключениях рукосуя, осклабился гадко и санкции утвердил, наложенные еще Берке на славный торговый городишко Гнусень, что обочь Рязани обретается, по секретности контурных карт фигурируя муниципальным разъединением объединенного в улус Джучи народца.
- Ставлю грош, - жестами показывает Онфим, вместо гроша ставя на кон шкеры свои домотканные.
- Со, - непонятно отвечает ходя, доставая из рундука шикарные клеши флотские.
- Стой ! - кричит шатающийся в толпе дядя в нагольном тулупчике заячьем и калмыкском малахае об одном ухе, второе, в симметричность, ухо ему на кабаке какие - то лихие люди отрезали и кабатчику за шкалик водки заложили. - Клеша стоют много больше этого локша дрянного, - рвет зубом злым шкеры рукосуя, демонстрирует не так широченность характера русского, сколько говенность материалу, из коего шкеры Онфима и построены, - ставь коня.
Вздыхает Онфим, но делать нечего, народ не обманешь, он нутром чует. Коня так коня. Ведет с подворья рукосуй коня своего и причитает :
- Ой, да ты лошадушка ! Пропадать мне без тебя, милая, потому обжулит меня ходя всенепременно, они завсегда русских обманывают, одно слово : немцы.
Водружает коня на рундук. Народ радуется, горделиво охаживая ходю сверкающими от страсти зрачками. И случись тута имбецил Губерниев ! С кабака шел, рыгая и приплясывая. Увидал глаза горящие, запомнил и потом, пока не помер, конечно, все поминал зенки бешеные, оправдывая недопущение российских спортсменов в мир наживы и чистогана, не осознающий, мать его так, всей широты загадочной славянской души, украли, понимаешь, полуостров и по уму своему великому никак международно не зафиксировали. Потом, само собой, воевать с голыми сраками бросились, выполняя планы Пескова, а тот, злыдень усатый, тех планов никому не открывает, таит внутрях, лишь кипешует маленько и усами эдак поводит.
- Ыай ! - как закричит вдруг дедка Орелик рваны ноздри, что всю каторгу насквозь прошел, в самом конце обнаружив незыблемые границы геополитицкой катастрофы, таинственным и непостижимым образом - манером окружившие колючей проволокой, танковыми надолбами и чуткими граничерами периметр Советского Союза, очучивающийся, таким образом, товарищи, единым лагерьком в масштабах страны. - Как задолбали песковы и губерниевы ! Сволочь коала, нет бы про любовь сбацал, обязательно сомнений подпустит. Кому Песков ? - натурально рыдает дедка, глядя на мимохожего имбецила Губерниева тоже начиная приплясывать постепенно. - Куда Губерниев ? Иэх ! Продали Россию !
- Почем ? - неожиданно на чистейшем русском вопрошает китайчонок, предсказуемо выиграв у Онфима и шкеры, и коня, и даже жену, что на базар не поехала, страдая по - женски о тяжелейшей доле некрасовских баб.
- По деньгам, милок, - пляшет уже в полный рост дедка Орелик, громогласно хлопая рогами и пристукивая копытами.
- А со, - вновь возвращается к истокам ходя, выволакивая из - за пазухи целую папушу деньжищ.
Ахнул народ, бросился деньги рассматривать. Там и доллары канадские, и талеры из Любека, и керенки, и путинские фантики обесцененные мудростью крайнего царя, до хера, короче, банкнот и валюты. Тут - то народ и продал Россию со всеми потрохами. Известно, немцы русских всегда обманут. Продали, в общем, и поперли в кабак оставшееся ухо от малахая пропивать, потому как деньжищи предусмотрительный ходя себе оставил, поясняя финансовой обстановкой и стратегическим гением последнего царя, не просто так, наверное, получившего народное прозвание Х...ла. Народ не обманешь, он наименования царям от всей своей души загадочной выдает, кому Кровавого, кому Палкина, а этого вот так вот окрестил. Причем навсегда. Историцки.