Словарь составлен в середине XIX века и включает в себя около 200 000 слов и 30 000 пословиц, большинство из которых нигде, кроме как в данном "Словаре" не фигурирует. При этом даны подробные разъяснения по большинству слов, а также приведены области и регионы России, где они были записаны.
Разъяснена терминология и фразеология различных профессий и ремесел. Словарь не только даёт информацию о языке, но и о народном быте, поверьях, приметах и других этнографических сведениях. Так, например, в статье о слове "рыба" упоминается, что костистую рыбу в отличие от хрящистой, красной, именуют черной. Голова рыбы называется "башка", щека -- "мыс, шагла, щегла", язык -- тумак"... Слово "рыбник" на Псковщине обозначало рыбного торговца, а на Тамбовщине -- птицу типа чайки, на севере и в Сибири -- пирог с рыбой. Есть, связанные с рыбой приметы, загадки, поговорки... -- "рыба не клюет перед дождем", "Кину я не палку, убью не галку, ощиплю не перья, съем не мясо".
За первые выпуски"Пословиц", которые часто рассматривают как часть "Словаря", Даль получил в 1861 году Константиновскую медаль, а в 1868 году был избран почётным членом Академии наук и удостоен Ломоносовской премии.
ПРЕДЫСТОРИЯ "СЛОВАРЯ"
Над словарем Даль начал работать довольно-таки поздно. Когда ушел в отставку, то есть когда ему уже было далеко за 50. Однако шел он к этому труду чуть ли не сызмальства. Первая достоверная запись относится к марту 1819 года, когда будущему лексикографу не было еще и 18 лет. В своем дневнике -- а все образованные дворяне тогда, а не только писатели или ученые, с гимназии были приучены вести дневник -- он привел удивительное слово, которое услышал от ямщика. "Замолаживать -- иначе пасмурнеть -- в Новгородской губернии означает заволакиваться тучками, говоря о небе; клониться к ненастью".
А вот какие задачи ставит себе Даль в 1824 году (23 года):
"1) Собирать по пути (а ездить ему приходилось часто и в долгих экспедициях) все названия местных урочищ, расспрашивать о памятниках, преданиях и поверьях, с ними соединенных...
2) Разузнавать и собирать, где только можно, народные обычаи, поверья, даже песни, сказки, пословицы и поговорки и все, что принадлежит к этому разряду...
3) Вносить тщательно в памятную книжку свою все народные слова, выражения, речения, обороты языка, общие и местные, но неупотребительные в так называемом образованном языке нашем и слоге..."
Зачем все это нужно, он и сам не знал. Но судя по тому, что он везде, где был, заполнял кожаные крепко сшитые тетради и возил с места на место их целыми чемоданами, дело это было ему по вкусу.
В 1826-1829 годах Даль учился на медфаке Тартуского университета. Там он вошел в литературную среду, близко познакомился с Воейковым, Языковым, да и Жуковский был частым гостем в Дерпте. Находясь под огнем столь мощного литературного излучения, Даль и сам проникся писательскими амбициями и стал писать стихи, поэмы, а пуще того очерки, повести, рассказы. Он даже носился с идеей создать большой роман из жизни уральских казаков (это уже, правда, чуть попозже: в 1833-1840, когда он служил в Оренбурге).
Писал он и сказки, и именно со сказками и пришел к Пушкину.
ОЦЕНКА ЛИТЕРАТУРНОГО ТВОРЧЕСТВА КАЗАКА ЛУГАНСКОГО
Пушкин сначала лениво стал перелистывать тетрадки, а потом увлекся и попросил зайти новоявленного автора через несколько дней. Отзыв его о сказках был крайне отрицательным и даже пренебрежительным:
-- Вам надо выучиться говорить по-русски, и не в сказке, -- так резюмировал великий поэт творчество Даля.
С удивительным постоянством этот отзыв повторяли и другие писатели:
"Эти сказки, писал Белинский, "одна хуже другой: часто нет ни мысли, ни цели, ни начала, ни конца."
"Он не поэт, не владеет искусством вымысла, не имеет даже стремления производить творческие создания". А это уже высказался Гоголь.
Чернышевский, оценивая петербургские повести писателя, был еще резче: "Ровно никакой пользы ни ему, ни его читателям не приносит все его знание. По правде говоря, из его рассказов ни на волос не узнаешь ничего о русском народе, да и в самих-то рассказах не найдешь ни капли народности...
Он знает народную жизнь, как опытный петербургский извозчик знает Петербург. 'Где Усачев переулок? Где Орловский переулок? Где Клавикордная улица?' Никто из нас этого не знает, а извозчику все это известно как свои пять пальцев... У г. Даля нет и никогда не было никакого определенного смысла в понятиях о народе, или, лучше сказать, не в понятиях (потому что какое же понятие без всякого смысла?), а в груде мелочей, какие запомнились ему из народной жизни".
И те же самые люди меняли тон прямо на противоположный, когда оценивали языковые включения в далевских сказках и повестях.
Гоголь продолжая, свою критику Даля-писателя, оговаривался: "По мне он значительней всех повествователей-изобретателей... каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни... Его сочинения -- живая и верная статистика России".
"Так забавно, что невозможно читать без смеха... Казак Луганский -- забавный балагур". Это уже снова Белинский.
-- Сказка сказкой, а язык ваш сам по себе... Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке вашей! Что за золото!.. -- восхищался Пушкин.
Чему вторил и Белинский:
"Сказки скучны в целом, но в подробностях встречаешь драгоценные черты русского быта, русских нравов... Даль, пиша русские сказки, повести и рассказы, только ищет настоящей дороги для своего таланта".
И Даль нашел эту дорогу, когда жизнь перевалила на закат. Три года он писал первый вариант своего "Словаря", а работал над ним, получается, всю свою жизнь.
ПРИНЦИПЫ КОМПОЗИЦИОННОГО ПОСТРОЕНИЯ "СЛОВАРЯ"
По идее далевский "Словарь" -- это не справочник, какими являются современные словари, -- это книга для чтения, как и почти все классические словари: "Католикон", бывший настольной книгой Петрарки, словарь Французской академии наук ("Моя любимая книга", признавался Франс и, наверное, большинство французских писателей поставили бы без колебаний свои подписи под этим высказыванием), Adagia... Этой цели была подчинена и композиция "Словаря".
1. Прежде всего Даль отказался от какой-либо грамматической страховки при представлении и объяснении слов. В моей работе, признавался Даль, мне "недоставало... научного знания грамматики, с которой составитель словаря искони был в каком-то разладе, не умея применить ее к нашему языку и чуждаясь ее, не столько по рассудку, сколько по какому-то темному чувству опасения, чтобы она не сбила его с толку, не отшколярила, не стеснила свободы понимания, не обузила бы его взгляда".
Такую позицию можно только приветствовать, когда речь идет о родном языке, но навряд ли она годна для языков иностранных. Конечно, современные филологи замызгали грамматику, сделали ее недоступной для даже образованного читателя своим псевдонаучным жаргоном, но разумное приложение грамматических навыков совершенно необходимо для словаря.
Свою грамматику мы знаем инстинктивно, чужую нет. Мы знаем что глагол "отвечать" требует предлога "на [вопрос]", но мы не знаем, что это же слово в немецком языке является переходным глаголом и никакого предлога не требует "beantworten [die Frage]". Тогда встретив предложение типа "Die Frage ist leicht zu beantworten" и посмотрев значение "beantworten" по словарю без грамматической пометки vt (переходной глагол), ты долго будешь гадать, каким боком к этому слову приставить остальную часть предложения.
2. Также отказался Даль от чисто алфавитного, кажущего столь естественным для словаря, порядка слов.
"Самые близкие и сродные речения, при законном изменении своем на второй и третьей букве, разносятся далеко врозь и томятся тут и там в одиночестве; всякая живая связь речи разорвана и утрачена; слово, в котором не менее жизни, как и в самом человеке, терпнет и коснеет; одни и те же толкования должны повторяться несколько раз; читать такой словарь нет сил, на десятом слове ум притупеет и голова вскружится, потому что ум наш требует во всем какой-нибудь разумной связи, постепенности и последовательности".
Действительно, для чтения такая чиста формальная расстановка слов сопровождается полной бессмыслицей. "Между словами-близнецами 'ездить' и 'ехать' ляжет в алфавитном списке более сотни слов, ничего общего ни с какой ездой ни имеющих и объединенных только тем, что все начинаются на 'Е': 'елка', 'енот', 'епископ', 'еретик', 'ерш', 'ефрейтор'. Даже неловко -- 'епископ', и 'еретик', а тут еще 'ерш', как назло!" (Порудоминский). Но и полностью оказаться от алфавитного списка было неможно. Даль избрал срединный путь: разместил слова по кустовому признаку.
И опять это хорошо для родного языка. Любой сразу догадается, что "шел", "идти" и "пошло [дело на лад]" нужно смотреть рядом. А как быть с иностранным. Нужно хотя бы предварительно знать язык, чтобы искать вмести такие разные слова как "aller", "va", "vont" и "aille". А как его знать, как не справляясь со словарем?
3. Очень важным принципом было толкование слов, принцип совершенно забытый и игнорируемый современными словарями. Слова переводятся так, будто они имеют одинаковое значение во всех языках. И если отклонения значений как-то еще фиксируются в словарях, то о несовпадении понятий наши филологи даже не догадываются, похоже. Рискну привести пример из собственной практики, когда известный переводчик и даже редактор журнала "Иностранная литература" очень позабавил наших преподавателей на дававшемся им мастер-классе, когда русское слово "машиностроение" он перевел как "machinbuilding".
А как надо было? спросите вы. А черт его знает. Дело в том, что нет у них как и у нас "жопа" слова "машиностроение". Машиностроение есть и очень развитое, а слова нет. Просто эта единая у нас отрасль разбита у них на ряд более специализированных. Хотя с другой стороны есть "machinery", какого единого понятия нет у нас ("machinery" -- это производство подшипников, муфт, шестерен, коробок передач, метизов и тысяч других наименований, без которых не только машиностроение, но и строительство, энергетика, сельское хозяйство никак не обойдутся).
К недостаткам "Словаря" следует отнести, что Даль совершенно не включил туда литературный язык. Причем этот недостаток сугубо технический. Даль и сам знал его, но у него просто не дошли руки до этой сферы. Между тем составление словаря литературного языка знает свои подводные камни.
Один из таких камней, и даже рифов -- это метафоры. Очень редко, но бывает, что составители словарей включают метафоры наряду с основными значениями слов. Это вроде как если бы на слово "ковер" приводился пример "великолепными коврами блестя на солнце снег лежит", а на слово "унылый" -- "унылая пора, очей очарованье". Но именно такая неразбериха царствует в единственном на русском языке авторитетном "Латинско-русском словаре" Дворецкого.
Чаще же метафоры вообще никак не отражены в словарях. Но ведь многие из них стали частью языка и встречаются в самой обыденной речи: "время пошло вспять" о регрессе, "на закате дней своих суровых" о старости, "темный тип" о темных типах и др.
К сожалению, сам словарь Даля во многом оставил по себе только исторический интерес, так далеко вперед ушла наша жизнь. Но заложенные им идеи по созданию словарей живут, процветают и ждут своего часа, когда прекратит свое существование нынешнее безвременье.
ДРУГИЕ МИНИАЮТЮРЫ О ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЯХ
http://proza.ru/2023/11/20/215