Воспоминания о работе в лесоустройстве
ПЕРВЫЙ СЕЗОН
Часть восьмая http://proza.ru/2023/07/07/751
Другой объект.
Мы тепло попрощались с техником Володей и лесниками лесничества, и на следующий день отбыли на экспедиционной «Шишиге» в областной центр. Даже на асфальте тент машины пылил. В узкое мутное окошечко были видны проплывающие мимо холмы и увалы древних гор. Пять часов дороги – и мы дома. Расслабляться было некогда. Главный инженер экспедиции вручил мне командировочное удостоверение и напутствовал:
- Даю тебе три дня. Сдашь материалы, оборудование, передохнешь – и вперед! Задание по командировке и все указания получишь у начальника своей партии Александра Михайловича.
В конторе было непривычно тихо и пусто – все полевики были в «поле», лишь «камеральщики» занимались своей работой: вычерчивали и готовили планшеты, делали расчеты и т.д. Их было немного – в основном отработавшие полевой стаж («полевку») невыездные пенсионеры и женщины. Камеральная работа была непривлекательной, довольно муторной, и оплачивалась в основном повременно, то есть где-то 130-140 рублей в месяц. Молодежь, работоспособные инженеры и техники пенсионного возраста предпочитали полевую работу: не надо сидеть в конторе «от и до», можно и заработать, и отдохнуть в лесу. Почти все были заядлыми рыбаками и охотниками. Многие в экспедиции увлекались фотографией, был даже один художник.
Я сдал в геокамеру по описи оборудование, снимки, журналы таксации и ушел в общагу. От конторы до общаги было шесть трамвайных остановок, но я предпочитал ходить пешком – через лесопарк, к тому же трамваи часто были переполнены, а в морозную погоду часто не работали. В нашей комнате было пусто. Мой сосед Серега, видно, приезжал недавно: под кроватью лежал большой лосиный рог. Серега был здоровенный добродушный парняга-таежник из местных, жил недалеко в лесном поселке. Он собрал целую коллекцию охотничьих ножей. Был в его арсенале боевой кинжал с кровостоком. На лезвии было выбито: «Пролей кровь врага своего». Этот кинжал ему подарили друзья на Северном Кавказе, где он служил в армии. Кстати, я тоже привез из Средней Азии пару таджикских кинжалов с узкими ручками. Позже я заказал боевой нож «Кайман», который видел у бойцов ДШБ на одной «заграничной» заставе, где был в короткой командировке. Этот нож, как оказалось – один из самых популярных в десантуре. Он имеет все необходимое для ножевого боя: предохранительную гарду с загнутыми вверх краями для блокировки клинка врага, усиленную ручку со стальным основанием для нанесения оглушающего удара по голове противника, обоюдоострый клинок из высококачественной стали. Таким кинжалом можно пробить даже легкий бронежилет. Позже я подарил его сыну, отбывающему в служебно-боевую командировку...
Матрац Серега не признавал и устроил на железной сетке кровати жесткий «лежак» из досок. Работал он техником уже не первый сезон. «Бичи» его уважали и называли «железным дровосеком». С топором он был на «ты» - мог протесать квартальную просеку и изготовить стандартный квартальный столб даже быстрее их. Топор он насаживал на длинное топорище, которое делал сам из березы или рябины. Однако был он передовиком только на полевых. На камеральных работах Серега был медлителен, с трудом укладывался в нормативы. Чертежные работы, подготовка картографии, расчеты и другие работы ему давались труднее. Но начальство его ценило и шло ему навстречу, «подтягивая» его зарплату до средней. У Сереги за сезон вырастала шикарная жесткая борода «лопатой», которую он сбривал и сдавал на местную киностудию, получая за нее приличные деньги, на которые угощал обитателей общаги. Говорят, по окончании прошлого сезона он, находясь «под градусом» понес свою уникальную бороду сдавать, и по дороге потерял половину. Пришлось тогда ребятам ограничиться пивком…
…Другой «объект» был учебно-опытным лесхозом при лесном техникуме, и располагался он недалеко от моего дома – в соседней области. Там же была и экспедиция, в которой я поначалу планировал устроиться на работу, и наше лесоустроительное предприятие. В нем был большой вычислительный центр и «фотоофсетная лаборатория», в которую со вех экспедиций привозили материалы для изготовления окрашенных планов лесонасаждений. В те времена все карты отливались краской, электронные технологии еще были в проекте.
Работа на «другом объекте» сводилась к обследованию результатов искусственного и естественного лесовосстановления. Было нас «со стороны» семь молодых инженеров, среди которых - две девушки. Устроились мы на кордоне лесничества. Всех распределили по парам, и дали каждой паре свой сектор обследования. Для одного участника пары не было. Я вызвался работать один, и после ночевки на кордоне устроился жить к местному леснику, чтобы не терять время на переходы. Народ был набран случайный: нужные люди работали в своих партиях. Девушки были с лесом «на вы», к тому же одна - довольно привередливая. Работали без снимков – по выкопировкам с лесных планшетов. Мне в лесу в одиночку всегда было работать комфортно. Я не завидовал тем парням, которым предстояло работать с городскими девицами. Формально ко мне «прикрепили» лесника – правила техники безопасности и охраны труда не допускали работать по одному.
Лесник с удовольствием оставался на хозяйстве и занимался заготовкой грибов. В лесхозе была своя грибоварня. В то время в лесном хозяйстве практиковалась так называемая «хозрасчетная деятельность». До лесхозов доводились планы по «побочному пользованию», к которому относились: заготовка ягод, грибов, березового сока, мха, корья, мочала и др. В лесхозах работали свои цеха по лесопереработке, в которых изготовлялись доски, брус, деревянные лопаты и прочие «товары народного потребления». Конечно, и свои закрома у лесников не были пустыми. Лесник угощал меня солеными груздями, маринованными рыжиками и другими «дикоросами». Однажды я видел, как он притащил из леса две большие бельевые корзины грибов. В одной корзине грибы были все как на подбор: молоденькие крепкие боровички, в другой – большие, переросшие «обабки» - подберезовики, моховики. Увидя мой молчаливый вопрос, он пояснил:
- В первой корзине грибки – для себя, во второй – на сдачу, для выполнения плана. Грибы хоть там и переросшие, но еще не червивые, и вполне годны для переработки. Да и весят водянистые болотные «козлята» больше - быстрее план выполню. Собираю их на моховинах недалеко от деревни. Другие лесники также делают. Зарплата у нас маленькая, а жить надо. На лето ко мне приезжают детки с внучатами. Жена моя, царствия ей небесного, умерла в прошлом году – сам со всем управляюсь…
…Как обычно, я работал весь световой день, и через неделю закончил основную работу в своем секторе. Распрощался с гостеприимным лесником, и отправился в лесхоз пешком – хотелось посмотреть окрестности и обследовать последний участок, примыкающий к поселку. Пришлось еще тащить в рюкзаке трехлитровую банку соленых белых груздей, которые мне всучил на прощание хлебосольный лесник. К поселку подошел уже в потемках. Делать крюк по дороге не хотелось, и я решил сократить путь, поднявшись к техникуму напрямик - по берегу реки. Все получилось с «точностью до-наоборот». Пришлось в темноте продираться через заросли кустарников, местами взбираться на обрывистые склоны. В общагу пришел после полуночи. Верна пословица: «Самая короткая дорога – та, которую знаешь». Думал – равнина, серьезных препятствий быть не должно. Впрочем, искать на одно место приключений – мое привычное занятие. Я часто по жизни создаю себе трудности и барьеры, которые потом упорно преодолеваю. Зато есть что вспомнить. Хорошо, хоть банку с груздями не разбил...
На следующий день я пришел с отчетом в лесхоз, сдал полевые материалы и обсудил результаты работы с руководством. Мне закрыли наряд на довольно скромную сумму. Позвонил начпартии Михалыч и скромно поинтересовался:
- Как дела? Ты – «молоток», работу закончил раньше срока. Сколько отвалили, 200 «рэ» вышло чистыми? Я что-то недовольно пробурчал. Он, конечно, знал, сколько мне «отвалили» и, видно, решил взбодрить меня:
– Ничего, вернешься в контору – поедешь на северо-восток на пару недель с начальником второй партии Валерием Александровичем. Помнишь – толстяк лысый, пил водку из фужера на 8 марта? Вот там - настоящая романтика, безбрежные болота… Можешь на пару дней заехать домой. Смотри, не загуляй!
Михалыч прекрасно знал, что я этим не грешу. Один раз мы, обитатели общаги, нарушили трудовую дисциплину, опоздав на работу на час после «днюхи» Сереги. Михалыч тогда заставил нас написать объяснительные и положил их в ящик стола.
- Смотрите мне! И помните слова мудреца: «Пить, чтобы жить, а не жить, чтобы пить!».
С тех пор нарушений трудовой дисциплины не было…. Я взял билет в родной город. Два дня провел дома. Там все было как и прежде. Родители и брат работали в лесу, ездили на полевые. Дом был на бабушке. Пару вечеров встречался с друзьями детства на старом месте – у входа на базу, где были лавочки. Здесь со временем мало что изменилось – те же песни под гитару, недорогое винцо – «Агдам», «Три семерки»... Дешевый «Солнцедар» уже, слава богу, запретили. Но кое что уже стало меняться. Компания начала заметно редеть: ребята уходили на службу, обзаводились семьями, уезжали за «длинным рублем». Кого-то из «старичков» уже сгубил алкоголь, один товарищ погиб в Афгане... Приезжая из института на каникулы, я уже стал реже ходить на эти вечерние посиделки с дворовыми песнями из серии «три аккорда». Появились новые интересы: походы, туристские песни, хотя своих песен тогда еще не писал. Были и в нашем репертуаре бардовские песни, но кто автор – мы порой и не знали. Как оказалось, песню «Сигарета», которую мы часто пели, написал известный бард Арик Крупп:
«…Сигарета, сигарета,
Ты одна не изменяешь
Я люблю тебя за это,
Ты сама об этом знаешь…».
В нашей компании любили петь под гитару дембельские песни и песни на удивительно музыкальные стихи Сергея Есенина. Мы обычно пели, идя «подшофе» по ночным неосвещенным аллеям парка «Имени 50-летия СССР», ныне – парка «Берендеевка». Увы, времена беззаботной молодости быстро проходят…
«…Но время шло, и мы уже вернулись
В свои дворы и прежнее житье,
А там – все та же ветреная юность,
Все то же вечно мокрое белье
Но где найти ответ – одни сомненья,
Следы дорог – в морщинках наших лиц,
И увядают старые сирени,
И под ногой шуршит осенний лист…».
Приехав в экспедицию, я сразу же пошел к моему новому начальнику - Валерию Александровичу. Он был весьма упитанным мужичком невысокого роста, лет сорока. Несмотря на габариты, был он очень энергичным и деятельным, увлекался охотой. Сборы в командировку заняли три дня. На смену жаркому августу пришел уже золотой прохладный сентябрь.
Главной целью командировки была отработка новой технологии «освидетельствования мест рубок» по крупномасштабным аэрофотоснимкам. Этот метод давал возможность лесникам проверять и принимать от лесозаготовителей вырубки в камеральных условиях, не выезжая в труднодоступную «натуру». Это было актуально: делянки были в основном в «зимних базах», в отдаленных районах и разрабатывались зимой, в основном – заключенными. В весенне-летний период, туда было не добраться порой даже на вездеходах. А освидетельствование мест рубок надо было проводить в мае, не случайно его называли «майским».
Определенный опыт работы со средне – и крупномасштабными аэрофотоснимками я приобрел еще зимой, во время своего первого камерального сезона в экспедиции.
Первая «камералка».
Все дело в том, что устроился я на работу в экспедицию еще зимой прошлого года. До начала своего первого полевого сезона я почти полгода «камеральничал». В ту первую экспедиционную зиму, не имея своего таксационного материала, я был «на подхвате» у других инженеров, и по поручению главного инженера выполнял черновую повременную работу, получая свои 130 «рэ» в месяц. Надо было набраться терпения, ведь никто меня сюда не гнал – мог бы спокойно работать на такую скромную зарплату и дома.
Это был очередной «поворот» в моей жизни – с трудностями и барьерами, которые пришлось преодолевать. В науке у меня все складывалось вполне удачно, «светила» перспектива защиты кандидатской диссертации и получения ученой степени с гордым названием «кандидат сельскохозяйственных наук». Ученая степень в советские времена была как дворянское звание, она гарантировала получение стабильной, хорошей по тем временам зарплаты – от 250 рублей в месяц и выше. Материал для диссертации был собран, кандидатский минимум (экзамены по специальности, инъязу и марксистско-ленинской философии) был сдан. Особенно был сложным последний экзамен – пришлось даже учиться в «системе политпросвещения». Моим научным Руководителем был назначен большой начальник в министерстве, что было дополнительной гарантией успеха. За три года мало кто из аспирантов успевал «защититься». О таких острословы говорили:
- Он (она) – либо гений, либо жулик.
Гениев я там не встречал, а вот «жулики», особенно среди москвичей, встречались. Еще ходила в среде соискателей пословица:
- «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан».
В общем, я принял решение не торопить события, а собрать достоверный, качественный научный материал, провести через пару лет повторные учетные работы на опытных объектах. Очень хотелось, чтобы научная работа имела практический выход, была востребована на производстве. К сожалению, лесная наука была во многом оторвана от производства, существует «сама по себе». Акты внедрения оформлялись, но больше на бумаге. Достижения науки, новая техника и технологии внедрялись в производство под административным нажимом. Не случайно слово «внедрение» означает «насильственное проникновение в сопротивляющуюся среду».
Было у меня еще большое желание набраться практического экспедиционного опыта в лесоустройстве, освоить там все нужное и полезное для продолжения научной работы. Поехал в ВО «Леспроект», встретился с генеральным директором и оформил направление в лесоустройство, чем очень удивил своих коллег. Мой Руководитель, отработавший много лет в лесах Сибири, отнесся к этому с пониманием. Подписав не глядя мой последний отчет о прохождении аспирантской подготовки, он крепко, по-мужски пожал мне руку и сказал:
- Удачи тебе. Научную работу не бросай, продолжай дело отца. У тебя все получится.
С отцом они не раз встречались на конференциях и совещаниях по проблемам лесного хозяйства и экологии. Жаль - недолго поработал мой Руководитель на высокой министерской должности. Он не был похож на чиновника: был прямолинеен, принципиален, отстаивал интересы лесной отрасли и заповедного дела, порой забывая о своих. Он категорически возражал против расширения ЦБК на берегу Байкала, активно поддерживал экологов и писателей, пытавшихся противодействовать этому. Его позиция кому-то наверху очень не нравилась, и вскоре мой Руководитель покинул свой министерский кабинет, рядом с которым находился «Спецбуфет». А на его место посадили «карманного» чиновника, безропотно выполнявшего все указания «сверху». И еще долго работал ЦБК на берегу Байкальского озера, отравляя уникальную природу.
- Наберусь опыта, пройду производственную школу – и продолжу научную работу, дело своих родителей – таково было мое решение. И вот в конце ноября скорый поезд понес меня на Восток.
«…Сквозь дожди и туман, сквозь дожди и туман
Мчится поезд, сметая осенние листья
И все дальше Москва, и все дальше Москва,
Мне за все эти годы не ставшая близкой…».
…Начальство экспедиции знало о моих планах и посылало меня как «научного практиканта» в разные непривлекательные для других командировки и в «поле», и на «камералке». В свободное от работы время я готовил в общаге плакаты для защиты кандидатской диссертации.
Но вот наконец-то и для меня нашлось серьезное дело. Это как раз была новая технология, внедрение которой в производство обещало дать большой эффект. Мне поручили заниматься освидетельствованием мест рубок по крупномасштабным аэрофотоснимкам (АФС). Эта современная технология впервые начала внедряться в нашей экспедиции. Опытные инженеры со стажем не любили заниматься дешифровкой АФС: работа со стереоскопом и с другой оптической аппаратурой требовала большого внимания, усидчивости, да и не сулила хорошего заработка: нормы были «заоблачными», а расценки – «ниже плинтуса». К тому же очень уставали глаза. Я прошел специальные курсы по аналитико-измерительному дешифрированию АФС на центральном предприятии, и вскоре приступил к этой работе в экспедиции.
Утром я получал в геокамере снимки, японский стереоскоп, фотограмметрическую аппаратуру и переносил в нашу «чертежку». Поначалу работа шла с трудом, я едва выполнял одну норму – часто мне ее «натягивали» при закрытии нарядов. Работу лично контролировал главный инженер. Дело потихоньку двигалось, и уже через пару недель я стабильно выполнял норму, а через месяц выполнял ее уже на 150%. Я научился быстро «ловить» стереоэффект и эффект параллакса на стереопарах снимков. Это – настоящее волшебство: в окулярах стереоскопа лес «оживал», кроны деревьев поднимались над землей, были отчетливо видны все детали, даже пни деревьев и кусты. На одном снимке я разглядел застывшего медведя, испуганно смотрящего вверх – на самолет, ведущий аэрофотосъемку. Вся экспедиция посмотрела на этого медведя. Я намечал на снимках пробные площадки и делал на них все учетные работы и измерения. При этом фиксировались все допущенные лесозаготовителями при разработке лесосек лесонарушения и нарушения технологии: перерубы, компактные недорубы, уничтожение подроста и молодняка хвойных пород, неудовлетворительная очистка мест рубок от порубочных остатков и т.д. Появился опыт, выработался глазомер, необходимый в лесоустройстве не только на полевых, но и на камеральных работах: «глаз – ватерпас». Тонкая нить параллаксометра стала послушно ложиться на вершины и основания деревьев при измерении их высот. К весне я уже свободно выполнял две нормы за неполный рабочий день, и имел возможность расслабиться. При этом делал вид, что работаю, чтобы нормировщик не поднимал норму. Это у нас называлось «ИБД» - «иммитация бурной деятельности». Приглядываясь к опытным инженерам и техникам, я убедился, что и они на своих рабочих местах часто занимаются тем же. Многие сотрудники в перерывах играли в настольный теннис – устраивались даже соревнования между партиями. Играли и в волейбол с командой отделения Академии наук в спортзале, расположенном неподалеку.
В экспедиции была вполне семейная обстановка, отмечались дни рождения и праздники. Чего греха таить - некоторые «старички» иногда хорошо «закладывали за воротник». Это было нечасто, и начальство за это сильно не наказывало. Если сотрудник приходил на работу «не в форме» - он имел возможность отдохнуть в «Темной» - так называлась большая комната без окон, где стояли копировальные аппараты и сложная фотооптическая аппаратура для переноса снимков на планшеты. В «Темной» было довольно холодно, и наступало быстрое вытрезвление. В редкие случаи невыхода на работу оформлялся «личный день», который обычно давался перед выездом на полевые и после возвращения.
«…День этот «личный» бывает всегда перед «полем»,
И после «поля», когда нас привозят назад
Это – не отпуск, но каждый по-своему волен,
И не работа, хоть дел и забот – за глаза...».
Но такие случаи случались редко. Как я уже писал, в экспедиции «алканавты» и «бормотологи» не задерживались, а «работяг» начальство ценило, и прощало им некоторые грехи. Но при этом всегда наказывало провинившихся рублем, и это имело большой воспитательный эффект…
…Через три дня мы с новым начпартии Валерием Александровичем сидели в аэропорту и ждали самолета на северо-восток края. Поклажа была внушительной: два огромных рюкзака и брезентовый тубус со снаряжением и аппаратурой. Мы должны были попасть на те отдаленные вырубки, где я делал освидетельствование, и сделать контрольные учеты точно на тех площадках, которые были отмечены на снимках.
Начпартии сразу предложил перейти на «ты», и я стал его называть Валерием, а он меня – Жекой. Правда, почему-то часто еще называл Сережей. Тот первый полевой сентябрь был поистине золотым: стояла сухая теплая погода. Командировка в осень начиналась…
«…В край берез и сосен
Прилетела осень,
На поля засохшие бросив капли слез
Небо замутила,
Реки остудила,
Паутиной раскидав прядь седых волос…».
12. 2023 г.