ЕВГЕНИЙ ЛЕОНИДОВИЧ ЛЮБАРСКИЙ: ПО СТРАНИЦАМ БИОГРАФИИ. ЧАСТЬ 5
К БИОГРАФИИ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЕВГЕНИЯ ЛЕОНИДОВИЧА ЛЮБАРСКОГО
Продолжаем путешествовать по Уссурийской тайге 1943-1945 годов вместе с отроком, который гораздо позднее смог стать выдающимся профессором ботаники Казанского университета Евгением Леонидовичем Любарским. Если бы этот человек не сделал такую головокружительную карьеру, смогли бы мы, дорогой читатель, погрузиться в ту атмосферу романтики, в те трудности и переживания, которые открывает автор в своих воспоминаниях? Это сейчас там Уссурийский заповедник, но для того чтобы можно было добиться такого статуса для природной территории биологи СССР разных специальностей приложили немало усилий и проделами огромную работу по анализу фауны, флоры, микофлоры, лихенофлоры и растительности, В этом преуспели и Любарские: Леонид Вадимович, его супруга, Валентина Николаевна и его старший сын от первого брака с Галиной Васильевной Мишиной, скоропостижно скончавшейся в Казани 3 января 1939 года – Евгений Леонидович.
Может показаться странным, что именно этот напряжённый военный период – период радикальных перемен и превозмогай, период испытаний запечатлелся в памяти профессора как "самый интересный, длинный, насыщенный интересными впечатлениями и событиями, наполненный свежими детско-отроческими восприятиями в богатом комплексе красок, звуков и запахов".
Шла Великая Отечественная война. Фронтовые победы и, как следствие Великая Победа Красной армии над фашизмом поспособствовали тому, что у человека со временем в памяти сложился такой светлый образ отроческих лет. Не будь этого, те же самые события по-другому бы воспринимались и оставили бы противоположное впечатление.
НА СТРАНИЦАХ КНИГИ. Любарский Е. Л. Начало пути // Наследие ботаников в Казанском университете. Т. 3. Евгений Леонидович Любарский: по страницам биографии / редактор С. В. Федорова. Казань: Казанский университет, 2021. 11-162 с.
4. ОТРОЧЕСТВО
4.1. МАЙХА
В начале июня 1943 года мы с отцом выехали из Хабаровска во Владивосток и далее на пригородном поезде прибыли в Шкотово. В Шкотово приехали вечером, переночевали на столах в конторе Шкотовского лесхоза, а утром после телефонного звонка за нами выслали из Соловейцева Ключа лошадь, запряжённую в телегу. И в тот же день мы прибыли в Соловейцев Ключ.
В Соловейцевом Ключе в это время уже не было домика Шмырина, но по-прежнему в тех же домах, что и ранее, жили лесники Павло Денисенко и Алексей Черватюк со своими семьями. Между домом Денисенко и ключом метрах в 100 от дома Денисенко у дороги появился к этому времени ещё один небольшой деревянный дом, в котором и поселилась наша семья.
По приезде в Соловейцев Ключ мы посадили большие огороды как в Соловейцевом Ключе, так и в Пейшуле. В Соловейцевом Ключе огороды были вблизи дома на территории лесного питомника. В Пейшуле небольшой огород располагался также на участке в лесном питомнике рядом с посёлком, но основные огороды находились на двух лесных полянах за Ламазиным ключом, до которых нужно было добираться через густой лес по извилистой тропинке. Основным работником на огородах в Пейшуле был я. Работать на огородах в Пейшуле мне всегда было более интересно. Кругом дикая природа, среди которой я один. В Пейшуле выращивали в основном, кукурузу и фасоль, в Соловейцевом Ключе ещё и картошку, и всякие овощи, зелень, тыквы и т.п. Даже мелкие дальневосточные арбузы и китайские дыни росли у нас в небольшом количестве и в Пейшуле, и в Соловейцевом Ключе. Правда, дыни и арбузы нравились ещё и собакам, которые посещали наши огороды.
Отец постоянно ездил по территории лесхоза летом на телеге, зимой на санях, запряжённых лошадью, Рекордом или Инкубатором, чаще всего он ездил в Пейшулу. И я летом большую часть времени проводил в Пейшуле. В Пейшуле мы жили в том же деревянном здании бывшей конторы леспромхоза, в которой постоянно жил друг отца учёный лесовод Семён Дмитриевич Емашев.
Помню, отец привёз с какой-то сельскохозяйственной опытной станции для посева много семян фасоли разных сортов. Семена фасоли были разной формы, самых разнообразных цветов (белого, лимонного, голубого, вишнёвого и др.), с разными рисунками. Были сорта вьющейся и невьющейся фасоли. Всё это разнообразие я с удовольствием выращивал на наших огородах, на лесных полянах в Пейшуле. Для вьющейся фасоли я вырубал палки в ивняке на берегу протекавшего рядом с поляной Ламазина ключа. В дальнейшем всё эти разнообразные сорта фасоли переопылялись, многократно увеличивая своё разнообразие. В результате у меня образовалась удивительная по своему разнообразию коллекция семян фасоли. Уходя с поляны, я обычно ставил по её окраинам капканы, каждый из которых покрывал листом лопуха с несколькими зёрнами кукурузы. А на следующее утро собирал «урожай». Ловились бурундуки и мыши. Шкурки бурундуков потом подвешивались на чердаке дома для просушки. Там же на чердаке дома осенью развешивались початки кукурузы. В дальнейшем кукуруза обдиралась, и кукурузное зерно отвозилось на мельницу для перемалывания его в кукурузную крупу и муку.
И снова эта романтичная жизнь в моей любимой Пейшуле среди удивительной Уссурийской тайги, лунные звёздные ночи, ночные крики животных под скалой Змеинкой, ночные крики совки «Вань-Гань-Гоу», ночные светлячки, увлекательная рыбалка, хождение по таёжным речкам, ловля форели, походы за земляникой, за орехами лещины.
В середине лета бывало много земляники, особенно по окраинам полей в нижнем течении Пейшулы. Часто мы её собирали вместе с другими ребятами. Вася Горохов любил собирать землянику в чайник. По мере заполнения чайника земляника под собственной тяжестью давала сок, который было удобно пить из горлышка чайника. Кстати однажды Васю Горохова во время сбора земляники укусила за палец ядовитая змея щитомордник, которую он не заметил в траве. Его срочно отправили в больницу в Шкотово. Пришлось отрезать на руке одну фалангу пальца.
В Пейшуле можно было встретить самого крупного в России жука – дровосека-гиганта Callipogon relictus Sem., самого крупного шершня, самых крупных бабочек – махаонов, самую крупную в России змею Амурского полоза, кстати неядовитого. Жук – гигант Калипогон летал с шумом, а палец человека мог прокусить до крови.
На скалистом склоне сопки Змеинки летом мы собирали зелёный лук (лук линейный Allium lineare L.), который рос только там. Потом мы его засаливали, а зимой с удовольствием ели вместе с варёной картошкой. С вершины Змеинки открывается удивительно красивая панорама: вид на окружённую сопками долину реки Пейшулы вверх по течению, с чётко выделяющимся рядом лиственниц по краю Питомника, и вниз по течению реки Пейшулы и дальше часть Майхинской долины и сопка Жидовка на горизонте.
Чуть ниже середины скалистого склона Змеинки находится пещера с полукруглым входом, в которой метров 50 можно свободно идти, а далее через узкий лаз можно вползти в небольшое расширение, где на стене находится «Спящая красавица» . Это рельефно выделяющаяся на стене голова и шея женщины, у которой на лице выделены глаза, нос и рот. Её происхождение неизвестно. В пещере обитают летучие мыши. Эта пещера позже получила своё название: «Пещера Русского географического общества». У подножья скалистого склона несколько ниже по течению реки Корявой находится вторая пещера, полукруглый вход в которую едва заметен, входя в неё, приходится пригнуться, от входа сразу начинается просторная пещера длиной метров 50 с сырым илистым «полом». В конце пещеры – заполненный доверху чистой прозрачной холодной водой колодец, воду из которого можно пить. Спелеологи утверждают, что у верхней пещеры есть продолжение, в конце пещеры пламя свечи отклонялось в щель. Поскольку сопка Змеинка сложена известняками, в ней могут быть и другие пещеры и пустоты. Есть легенда, что на противоположном склоне этой сопки вообще находятся какие-то таинственные пещеры, в которые люди боятся заходить.
КОММЕНТАРИИ. В 1961 году любитель-краевед Ефрем Гаврилович Лешок обнаружил в данной карстовой пещере помимо скульптурного изображения «Бохайской принцессы» (Спящей красавицы), охраняющих её «драконов», «воина» и «демона». Именно он дал пещере наименование Спящая Красавица. В настоящее время пещера широко известна именно под таким наименованием (комментарии редактора)
Когда-то на Змеинке жили амурские горалы, однако где-то в середине XX века они исчезли в результате браконьерской охоты.
В бассейне реки Пейшулы в те 40-е годы совсем не было тигров и было мало и бурых, и гималайских медведей – результат бесконтрольной браконьерской охоты. Лесники вспоминали, что сколько-то лет назад последнего тигра на сопке между речкой Пейшулой и Ламазиным ключом прямо напротив посёлка Пейшула убил лесник по фамилии Глушак.
Популяция тигра на Дальнем Востоке в те годы уменьшилась примерно до 50 особей, леопардов – до 30–40. В соответствии с известными закономерностями существования популяций животных такое положение в любой момент уже грозило полным исчезновением этих видов животных.
В долине Майхэ и в нижней (полевой) части долины Пейшулы было много полей, где выращивалась соя. Обычно там часто можно было встретить фазанов с красивыми хвостами. В лесу было много рябчиков.
Вспоминаются дожди и туманы, в них тоже есть своя прелесть.
Летом в Майхе людей донимали клещи, комары, мошка, слепни, представляли опасность змеи щитомордники.
Особенно много клещей было в Пейшуле в мае, в пик их количества и активности. Иногда, выйдя из леса, я снимал с себя до сотни клещей, штук десять успевали впиться. Самостоятельно или с помощью других (если самому клеща было неудобно достать) мы достаточно успешно их вытаскивали двумя пальцами. Главное, нужно было постараться, чтобы не оторвалась и не осталась в коже его головка. Никаким энцефалитом местные люди от клещей практически не заражались. Говорили, что постепенно у нас против клещей формировался естественный иммунитет. А вот люди, приезжавшие из Европейской части страны, нередко заражались энцефалитом. Однажды со мной произошёл курьёзный случай. Это было в Соловейцевом Ключе. Клещ впился сбоку в мой член, который в результате значительно распух. Вытащить этого клеща было довольно болезненно. Не помню точно, но возможно мы даже обращались к врачу в Многоудобном. Зато я с удовольствием демонстрировал моему соловейцевскому приятелю Володе Денисенко, как я писал сразу четырьмя струями. Однако всё довольно быстро прошло. Кстати, никогда в жизни я не делал прививок от энцефалита.
Всё лето в лесу донимали комары и мошка. Особенно во время рыбалки на лесных речках, когда стоишь на одном месте с удочкой.
В августе наступало лучшее время для поисков знаменитого женьшеня (Panax ginseng C.A.Mey.). Женьшень растёт в Уссурийской тайге в самых глухих тенистых местах в девственных смешанных и горных лесах, в лесистых горных падях по суховатым сильно тенистым склонам с листовым перегноем, преимущественно на высоте около 450 м над уровнем моря. Это очень редкое растение, его очень трудно найти в лесу. Именно в августе его легче найти, потому что в это время на плодоносящих растениях женьшеня можно издали заметить зонтик с 5–16 светло-красными плодиками. А рядом обычно можно найти и несколько мелких ещё не плодоносящих растений. Если кто-то находил такую группу растений женьшеня, то специально метил это место, затем неоднократно его посещал, выкапывая крупные растения и рассеивая рядом семена из созревших плодов. К сожалению, мне ни разу не пришлось встретить в тайге женьшень.
В сентябре-октябре, когда наступала золотая осень, исчезали клещи, комары и мошки, а позднее с холодами прятались и змеи.
Какая замечательная в Пейшуле эта золотая осень с разноцветной красотой сопок, на которых стоящие вперемешку деревья разных пород с разными формами крон окрашены в разные цвета, зелёный, жёлтый, красный, когда стоят чудесные солнечные безветренные дни, напоенные ароматом лимонника китайского и кедра корейского. Особенно красив в это время на сопках клён ложнозибольдов (Acer pseudosieboldianum (Pax) Kom.) со своей шаровидной яркой красной кроной. Осенью начинается сбор ягод с лиан амурского винограда, лимонника, актинидии (кишмиш). Самые мощные, взбирающиеся на самые высокие деревья, лианы актинидии аргута (Actinidia arguta Planch.), самый распространённый вид – актинидия коломикта (A. kolomikta Max.). Оба вида родственники киви. Обильный урожай кедровых шишек обычно бывает раз в четыре года. Один такой урожайный год выпал и во время этого нашего двухлетнего пребывания в Майхе. Много кедра в кедрово-широколиственных лесах в более глухой настоящей Уссурийской тайге в Пейшуле. В октябре шишки окончательно созревают и при ветреной погоде падают на землю, а когда деревья растут на склонах сопок, то многие шишки ещё и скатываются вниз по склону к его подножью. Идёшь, например, вдоль склонов сопок вверх по долине Ламазина ключа и собираешь шишки в мешок. А потом, вернувшись в посёлок, занимаешься извлечением из шишек орехов.
А на окраинах полян в лесу и на окраинах полей в самом нижнем течении реки Пейшулы в конце лета и осенью стоит густой аромат полыни.
Иногда в Пейшулу с папой и со мной ездил и мой младший брат Миша, ему там тоже очень нравилось. Как-то, когда он вернулся из Пейшулы в Соловейцев Ключ, его спросили, что он видел по дороге. Он ответил кратко: «сопка Ванга, река Лутанга». Эта сопка называется «Ванган», река Лутанга впадала в реку Майхэ в окрестности села Харитоновка.
В Соловейцевом Ключе мы завели кур и трёх поросят. Зимой вокруг дома бродили волки и лисы. Это было видно по следам. Волки иногда выли. Поросёнка Фомку как-то задрали волки, а кур иногда таскали лисы. Моя сестра Марина, кстати, вспоминает и о проделках нашего брата Миши в то время: « Когда мы жили на кордоне в Соловейцевом Ключе, как-то стали пропадать из куриных гнёзд яйца. Мика сказал маме, что видел, как яйца таскает лиса. Вот однажды эту лису подкараулили: оказалось, что это маленький Мишка был «лисой», выпивавшей яйца. А ещё он выдёргивал морковку и, если она была маленькой, «сажал» её на прежнее место». Мише в то время было 6–7 лет.
Несмотря на бронь, 20 июня 1943 года папу вызвали в Шкотовский райвоенкомат, он был мобилизован в ряды Красной армии и направлен в Хабаровское пехотно-миномётное училище (ХПМУ) в качестве курсанта-пулемётчика. Помню, когда мы его проводили, я ходил по дороге между Соловейцевым Ключём и ДРП и плакал. Перед уходом в армию папа подарил мне свою маленькую (для документов) фотокарточку, на обороте которой написал (восстанавливаю по памяти) «Дорогой сын, будь всегда честным».
В начале осени 1943 года из Хабаровска в Соловейцев Ключ приехала бабушка Вера Васильевна. Поздно вечером, приехав в Шкотово, она пришла в контору Шкотовского лесхоза, переночевала, а утром позвонила оттуда в Соловейцев Ключ о своём прибытии. Папа в это время находился на военной службе, лесники были заняты, и встречать бабушку решили послать меня. В это время мне было почти 13 лет, я уже умел, и запрягать лошадей, и управлять ими в дороге. К тому же я хорошо знал дорогу в Шкотово. Утром я запряг в телегу Инкубатора и отправился в Шкотово. До Шкотово от Соловейцева Ключа, как я уже отмечал ранее, было 20 километров, двенадцать километров по просёлку по долине реки Майхэ и 8 километров по шоссе Владивосток–Находка. В Шкотово, куда я прибыл во второй половине дня, нам предлагали переночевать в конторе лесхоза, а утром выехать обратно. Но я самоуверенно заявил, что хорошо знаю дорогу, и мы вполне можем доехать до Соловейцева Ключа в тот же день, если даже часть пути придётся ехать после того, как стемнеет. И мы с бабушкой отправились в путь. Первые 8 километров мы ехали по шоссе и, проехав по мосту через реку Майхэ, повернули направо на просёлок вверх по долине реки Майхэ вдоль её правого берега. Впереди оставалось 12 километров пути. Вскоре стемнело. Ночь была тёмная, просёлочную дорогу впереди совсем не было видно. Но это меня не беспокоило. Я знал, что здесь одна дорога, и знал правило, которому полагалось следовать в подобных обстоятельствах. Я отпустил поводья: лошадь сама знает дорогу в конюшню. И не было бы никаких проблем. Но вскоре Инкубатор почему-то незаметно взял левее и через некоторое время завёз нас в болото, где мы и застряли так, что выбраться из болота уже не могли. Колеса телеги наполовину были в воде. Наш Инкубатор прекрасно знал дорогу, но он решил двигаться по проходившему невдалеке параллельно зимнику, этот путь был короче, но ездили там только зимой на санях. Лошадь не понимала, что была ещё ранняя осень. На тёмном небе ярко светили звёзды. И вдруг вдалеке завыли волки. Было страшновато. Так мы довольно долго и сидели в болоте. Но через какое-то время мы услышали в темноте невдалеке топот ног и разговоры. Это по летней дороге, где мы и должны были ехать, шёл взвод солдат. Мы стали кричать, звать на помощь. Солдаты вытянули наш транспорт на сухую дорогу, хотя при этом сами, будучи в сапогах, промочили ноги. Мы, конечно, были им очень благодарны. Солдаты рассказали нам, что идут из деревни Майхэ, в которой в эту ночь стая волков зарезала много овец. Далее мы ехали без приключений и поздно ночью прибыли в Соловейцев Ключ. А там все очень волновались, так как, позвонив в Шкотово, знали, что мы оттуда выехали. Тётя Валя и ребята ждали нас на дороге. Моя младшая сестра Марина в своих воспоминаниях, присланных в письме мне, писала: «Помню, как мы с мамой вышли на дорогу их встречать, а бабушки с Женей всё не было. Зажглись звёзды, стало совсем холодно, заухала сова, завыли волки и, наконец-то, показалась телега, которую тащила старая кляча».
10 ноября 1943 года отца комиссовали из армии по состоянию здоровья. Во время рытья окопов у него распухло больное колено, а затем от переохлаждения распухла, и вся правая нога и обострился гастрит. В результате в ноябре 1943 года он вернулся в Соловейцев Ключ. Моя младшая сестра Марина в своих воспоминаниях написала: «В 1943 году осенью папу демобилизовали из армии в запас, и он вернулся в Соловейцев Ключ. Я помню, как мы с Риммой и Мишкой в этот момент срывали сосульки по берегу ещё незамёрзшего ручья. Римма и Мишка радостно закричали: «Папика, папика», а я дичилась, не узнав отца». Марине в то время было 3 года. В период папиного отсутствия обязанности директора лесхоза исполнял С. Д. Емашев, находясь в Пейшуле. Там далее и находилась контора лесхоза до весны 1945 года.
1 сентября 1943 года мы с Володей Денисенко начали учиться в шестом классе в школе-семилетке в селе Харитоновка. Расстояние от Соловейцева Ключа до Харитоновки 12 километров. Школа находилась в центре деревни в двух одноэтажных деревянных домах. Наш путь в Харитоновку лежал сначала по дороге из Соловейцева Ключа в ДРП, затем по пешеходным мосткам, через реку Майхэ. Когда мостки сносило наводнением, реку переезжали на лодке, которая перемещалась от берега к берегу по натянутому тросу, по которому скользило кольцо с цепью, прикреплённой к носу лодки, с помощью ручной тяги. А машины и конный транспорт переезжали реку вброд по перекату несколько ниже по течению реки. Зимой мы переходили реку по льду. Далее мы шли через село Многоудобное, затем просёлочная дорога шла по перелескам и полям вверх по долине р. Майхэ. Слева на другом берегу реки оставалась высокая сопка Ванган. Наконец, мы приходили в Харитоновку. Во время этих путешествий мысленно я разбивал наш путь на этапы. Мы побаивались встречи с волком, особенно когда ходили по одному. По-моему, только один раз мы с Володей видели на дороге волка, и то он быстро ретировался. Однако мы себе приготовили в качестве оружия булавы из стебля аралии: часть палки, вырезанной из толстого стебля Аралии маньчжурской, ошкуривали, а на конце оставляли участок коры с крупными колючками. Конечно, было по-детски наивно считать эти булавы грозным оружием, но с ними было как-то спокойнее. Но мы недолго носили с собой это «оружие».
Сначала мы ходили в школу из Соловейцева Ключа в Харитоновку и обратно ежедневно. Где-то, через месяц с начала учебного года мы уже устроились в Харитоновке на квартиры и ходили в Соловейцев Ключ только на субботу и воскресенье. Я сначала жил у художника-самоучки Поплавского, фронтовика, демобилизованного по причине серьёзного ранения (кажется, в нём где-то остался осколок), а в дальнейшем – у охотника Ковалёва, затем у Екатерины Шевелевой. В этой школе я проучился два учебных года, в 6-м и 7-м классах.
С обувью для хождения в школу сначала была проблема. Первое время осенью я надевал головки от ичигов, зимой – валенки. Потом постепенно мы обзавелись ботинками и ичигами. Кстати, ичиги (мягкие сапоги) приходилось надевать и летом, так как они были хорошей защитой от укусов змей, если в траве случайно можно было наступить на змею. Но особенно мне нравилось летом ходить в лаптях с онучами. Они были незаменимы на рыбалке. Идёшь по речке с удочкой, свободно переходя по перекатам с берега на берег, сколько втечёт в лапти с онучами воды, столько и вытечет. Зато не нужно лазить через прибрежные завалы и густой лес вдоль берега реки. Детские лапти мне обычно плёл очень симпатичный лесник по фамилии Ольховик из села Новохатуничи.
У Володи Денисенко были ещё брат Игнат, в то время уже взрослый, работавший где-то недалеко в Приморье, брат Иван, учившийся тогда уже в школе-десятилетке в Шкотово или Артёме, и младшая сестра Маруся. Маруся училась в начальной школе в Многоудобном. В эту же школу тётя Валя водила и Римму, которая в 1943 году пошла в 1-ый класс.
Часто осенью и зимой я из школы ходил на субботу и воскресенье в Пейшулу, особенно когда папа находился там. Туда и обратно мы ходили обычно большой группой ребят: это и Степан Серебренников, Толя и Шура Пашко, Вася Горохов и Тамара Абашеева, которая нравилась мне. В эту сторону дорога была более длинной: 18 километров. Из Харитоновки выходили в пятницу после занятий в школе. Сразу за Харитоновкой мы осенью вброд, а зимой по льду переходили через реку Майхэ с левого на правый берег, далее шли вверх по долине Майхэ. Долину окружали сопки, покрытые лесом. В самой долине были обширные поля. Слева от нас оставалась небольшое село Новохатуничи. В осеннее время мы заслушивались песнями женщин, возвращавшихся в деревню с полевых работ. Далее слева оставалась Балухина падь, в которую сворачивал Степан Серебренников, т.к. он жил там, на кордоне, где жили его мать и отец, работавший лесником (кстати, летом Степан ловко ловил в реке Майхэ рыбу острогой). К этому времени обычно темнело, и дальше мы шли примерно треть всего пути в потёмках. Иногда светила Луна, в ночном небе сверкали звёзды. Мы снова переходили осенью вброд, а зимой по льду реку Майхэ, теперь уже с правого на левый берег. И вслед за этим переходили приток Майхэ речку Пейшулу недалеко от её устья. Далее дорога шла вверх по долине речки Пейшулы. Сама река текла вдоль левого края долины, окружённой сопками, поросшими лесом, а просёлочная дорога тянулась вдоль правого края долины (и сейчас она на том же месте). Прямая дорога шла по полям, затем перед самой скалой Змеинкой мы переходили через приток Пейшулы речку Корявую и входили по дороге в лес. Ещё немного, и также перейдя через речку Пейшулу на её левый берег, и пройдя вдоль расположенного слева вдоль дороги лесного питомника, вдоль ряда растущих по границе питомника 28 крупных лиственниц, входили в расположенный в лесу на большой поляне посёлок Пейшула и расходились по своим домам. Всё это было очень романтично. Кстати, лесные питомники и в Пейшуле, и в Соловейцевом Ключе были заложены ещё в 1929 году под руководством и при участи моего отца, и именно тогда он посадил эти 28 пихт. В обоих питомниках вместо забора была сформирована «живая изгородь» из плоскосемянника (Plagiospermum chinensis Oliver, или Prinsepia sinensis (Oliv.) Bean). Это такой колючий кустарник, через который при его плотной посадке пробраться было невозможно. А к концу лета эти кусты были густо усыпаны съедобными светло-красными кислыми вишенками каждая с плоской косточкой внутри.
В понедельник рано утром тем же путём все вместе шли в Харитоновку. Помню, однажды поздней осенью вся наша компания опоздала в школу, потому что мы задержались у деревца боярышника Максимовича (Сrataegus maximowiczii Schneid.), росшего на берегу реки Майхэ недалеко от Харитоновки. Крупные, до 15 мм шириной, поздно созревающие плоды этого вида боярышника очень вкусные, и мы с удовольствием ими лакомились, пока не объели всё деревцо.
Иногда отец подгадывал свои поездки так, что из школы меня и моих попутчиков осенью на телеге, а зимой на санях, запряжённых Рекордом или Инкубатором, он подвозил (или в Пейшулу, или в Соловейцев Ключ).
Зимой тоже было здорово! Катались на лыжах. Речки покрывались многослойными наледями поверх старого льда. Это было очень красиво!
В самой школе был большой недостаток учителей. И большими знаниями они не отличались. Директор школы, кажется, фронтовик после ранения, вёл у нас русский язык и литературу. Запомнился такой случай. Речь шла о стихах Маяковского. Он декламировал: «Да будь я и не гром преклонных годов….» с ударением в слове «гром» на «о», а мы говорили ему, что надо: «Да будь я и негром преклонных годов…». Но он настаивал на своём. Была ещё учительница географии, которая по совместительству вела и ещё какие-то предметы. И был учитель по физкультуре и военному делу. Если мне не изменяет память, других учителей не было. Но, может быть, я просто не помню. Во всяком случае, что я хорошо помню, так это то, что больше всех с нами занимался наш физкультурник, и в основном по военному делу. Когда позволяла погода, эти занятия происходили на пустыре недалеко от школы. Однажды во время этих занятий на пустыре со мной случилось опасное происшествие. Мимо нас лошадь тянула нагруженную длинномерными жердями повозку, с далеко разведёнными осями колёс. Колёса застряли в грязи, и кучер попросил нас помочь, подтолкнуть свой транспорт. Мы, мальчишки, облепили эту «колесницу» со всех сторон и стали её толкать. Я оказался сбоку по левому борту. И вот когда с нашей помощью лошадь довольно быстро стала выбираться, я поскользнулся и упал головой вперёд прямо в колею между передним и задним колесом. Мгновенно сработало подсознание, и я быстрым усилием выкрутился вбок из колеи, едва увернувшись от заднего колеса.
В школе у меня появились и Харитоновские друзья. Особенно близкая дружба связывала нас с Юрой Байраковским – сыном местного фельдшера.
Я постоянно брал книги в школьной библиотеке и много читал. Особенно мне запомнилась, как сейчас помню, одна толстая книга с твёрдой зелёной обложкой. Это был Шекспир. Несмотря на мой небольшой возраст, я с огромным интересом прочитал все, по-моему, 10 избранных произведений Шекспира, содержавшихся в этом томе: Гамлет, Макбет, Король Лир и другие. Помню, на меня большое впечатление произвело предсказание Макбету, что «Макбет не будет побеждён, пока Бирманский лес не пойдёт на Дунсинанский замок». И ведь как это ни удивительно, однажды Бирманский лес пошёл вверх по склону холма к Дунсинанскому замку: это каждый солдат по приказу принца Малькольма срубил в Бирманском лесу ветку дерева и нёс её перед собой, чтобы скрыть от разведчиков количество нападающих воинов. Кстати, у Шекспира также как у Гёте, и как в «Витязе в тигровой шкуре» Шота Руставели, можно встретить много крылатых выражений, актуальных и в наше время. Вот, например цитата из «Макбета»: «Кто начал злом, тот и погрязнет в нём».
В бассейне реки Майхэ нередко случались сильные наводнения, обычно это были весенние половодья или разливы рек во время сильных летних муссонных ливней. Однажды где-то в начале лета 1944 года такой ливень начался ночью с четверга на пятницу. А в эту пятницу мы с Володей Денисенко собирались после школы идти в Соловейцев Ключ. Утром в пятницу, поскольку дождь продолжал лить, как из ведра, мы обеспокоились тем, что к вечеру реки могут выйти из берегов. Решили проигнорировать в этот день школу и прямо утром в пятницу поспешили выйти из Харитоновки. А дождь всё лил, не переставая. Мы в начале пути засомневались, успеем ли мы до разлива Майхэ её форсировать и несколько раз останавливались и, как в игре крестики-нолики, с помощью рисования палкой на песке гадали: идти или не идти. В конце концов, мы мокрые до нитки и под проливным дождём решили идти дальше. Приключения начались уже недалеко за деревней. Дело в том, что едва заметные в обычное время ключи, впадавшие в Майхэ, постепенно превращались в бурные потоки, которые нужно было как-то преодолевать. В одних случаях, где течение было ещё не очень сильное и глубина по пояс или по грудь, мы с трудом, но всё-таки перебирались вброд. Но были и более опасные потоки, где приходилось проявлять кое-какую изобретательность. Например, в одном случае мы нашли какую-то длинную толстую палку, и с её помощью по очереди совершили прыжок с шестом через бурный поток. До этого ни он, ни я с шестом никогда не прыгали, но о таком виде спорта знали. Сначала потренировались на берегу. Первым прыгнул я. Хотя до противоположного берега ручья я не допрыгнул, но всё же плюхнулся в воду в достаточно неглубоком месте у берега. Затем перебросил шест Володе. Он с таким же результатом повторил мой прыжок. В другом случае, где перед нами снова был бурный и опасный поток, мы обнаружили на нашем берегу дерево, которое росло с наклоном в сторону противоположного берега. Сразу возникло решение. Мы по очереди взбирались на это дерево и с довольно большой высоты прыгали снова в воду у другого берега. Когда мы добрались до реки Майхэ, это уже был огромный бурный поток, снёсший все переправы и разливавшийся по окружающим полям. Что делать? Володя вспомнил, что на этой стороне реки на несколько более возвышенном месте стоит дом, в котором живут родители одного нашего одноклассника. Напомню, что почти все остальные жители села Многоудобное из-за повторяющихся наводнений в своё время перекочевали подальше от реки. Имени этого одноклассника я не помню. Он в тот раз остался в Харитоновке. Пошли к ним проситься на просушку и ночлег. Нас приняли доброжелательно, удивились, что мы сумели добраться до реки в такую погоду. Мы разделись догола и забрались на печку. Нашу одежду высушили. Потом нас накормили. Мы, конечно, были голодными. Время было трудное. Наш ужин состоял из похлёбки из сваренной очень мелкой рыбы, выловленной бреднем в небольших озёрах. Больше у них ничего не было. Дома о нас, конечно, беспокоились. Отец звонил в Харитоновку, в Пейшулу. Нас нигде не было. На другой день, в субботу дождь прекратился. Недалеко был небольшой лесозавод. Мы с Володей нашли рядом с ним две длинные и широкие доски и по паре палок и стали, стоя на досках и отталкиваясь палками, «плавать» по окрестным залитым водой полям. И однажды было доигрались, нас чуть не вынесло в русло реки. К вечеру вода начала постепенно спадать, но река была ещё очень бурной с очень быстрым течением. В это время на противоположном высоком берегу появились наши родственники, наконец, они нас увидели и успокоились. Не помню точно, в этот ли день к вечеру, или на следующий день, скорее всё-таки на следующий день, когда вода ещё немного спала, на нашем берегу появился человек, который очень торопился и стал кричать парням, находившимся на противоположном берегу и просить их, чтобы его перевезли на тот берег. При этом он всё время повторял: «Я вам уплочу, я вам уплочу…» с ударением на букву «о». И хотя это было довольно рискованно, двое парней всё же отвели лодку вдоль берега выше по течению и стали переправляться через реку. Поскольку течение потока было очень быстрое, то при этом их снесло далеко вниз по течению, но они всё же переправились на наш берег. Таким же образом они переправили на другой берег и просившего их об этом человека. Потом, видимо, наши отцы уговорили этих парней, и они так же перевезли через реку и нас с Володей.
Иногда летом, наоборот, бывали такие периоды, когда уровень воды в реке Майхэ значительно понижался, а её притоки, такие как Пейшула, Ламазин ключ, вообще пересыхали, оставались лишь отдельные лужи в более глубоких местах. Тогда рыба частично успевала уйти в самые верховья речек, где они обычно не пересыхали, частично спускалась вниз по течению, частично оставалась в наиболее глубоких «лужах», таких как, например, под скалой на речке Пейшуле километрах в полутора выше посёлка Пейшула по течению реки. В такие периоды много рыбы погибало, но после восстановления нормального уровня воды в речках рыбное поголовье быстро восстанавливалось.
Однажды летним днём мы с Володей Денисенко шли по дороге из ДРП в Соловейцев Ключ. Справа был лес, а слева огороды жителей ДРП. Отойдя недалеко от ДРП, мы, перемахнув через ограждение, залезли в чей-то огород с намерением сорвать несколько огурцов. С огурцами в руках только собрались выбраться на дорогу, как со стороны дороги послышался «рёв медведя». Мы перепугались, но оказалось, что по дороге вслед за нами шли наши отцы. Это они изобразили медведя. Нам, конечно, попало. Но главное, нас с Володей с тех пор стали звать Огуречниками.
У меня в то время развились различные обезьяньи привычки. Особенно интересно было резвиться летом в Пейшуле. Вместе с другими мальчишками мы любили «спускаться на парашютах». Каждый из нас быстро взбирался довольно высоко на высокое тонкое деревце, которое под нашей тяжестью изгибалось, и вместе с кронами мы спускались на землю. Иногда при этом деревце переламывалось, и тогда, действительно, обломанная крона деревца становилась аналогом парашюта. В Пейшуле встречались вблизи речек довольно высокие заросли черёмухи, сплошь обвитые лианами винограда амурского. Я помню, как с удовольствием залезал на деревья черёмухи, как перебирался с дерева на дерево по лианам, как на довольно большой высоте прыгал с ветки на ветку, в которую на лету вцеплялся руками. Наверное, это было наследственное. Папа ведь рассказывал мне, как моя мама в Соловейцевом Ключе, будучи беременной мною, любила лазить по деревьям.
Однажды летом 1944 года мы с моим братом Мишей, которому тогда было лет 7 лет, пошли из Соловейцева Ключа на ту строну реки Майхэ за черёмухой. Около реки встречались черёмуховые рощи из крупных и высоких деревьев. Мы полезли на одно такое дерево, сплошь усеянное наверху крупными черными ягодами. По достаточно толстым и часто расположенным веткам залезать было удобно. Долезли уже до середины дерева, и вдруг Мишка сорвался и полетел вниз. Спасло его то, что в полёте он подолом рубашки зацепился за какой-то обломанный сук и повис на этом суку на рубашке. А внизу был всякий хлам и хворост, и густые заросли крапивы. Я быстро спустился к нему и помог ему слезть с дерева. Сперепугу мы забыли о черёмухе, и пошли домой.
Помню, как я однажды объелся мёдом. У лесника Серебренникова, который жил на кордоне в Балухиной пади, была своя пасека. Однажды летом мы с отцом по пути в Пейшулу (а может быть, из Пейшулы) на телеге, запряжённой Рекордом или Инкубатором, заехали к нему на кордон. Лесник угостил меня мёдом, поставив передо мной на стол полную миску. Я прямо ложкой ел мёд и наелся основательно. То было военное время, и нечасто можно было попасть на такое угощенье. Что было со мной потом, когда мы уехали от Серебренникова, лучше не рассказывать. Меня не просто тошнило… В другой раз с мёдом у меня случилось ещё одно приключение. В период массового выкачивания мёда из сотов пасечники обычно приглашают помощников, с которыми потом расплачиваются мёдом. Как-то мы, несколько мальчишек из Пейшулы, решили пойти в качестве таких помощников на пасеку, расположенную в нижнем течении реки Пейшулы недалеко от места её впадения в Майхэ. После нашей работы в заключение три пчелы ужалили меня в три мягких места: в губу, около глаза и, по-моему, около уха. В посёлок я вернулся «красивым».
В Соловейцевом Ключе летом лесники на ночь отводили лошадей недалеко в соседний дубовый лес в нижней части склона сопки Горелой, и лошади, стреноженные и с боталами на шее, всю ночь паслись. Утром их легко было найти по звуку боталов. Иногда нам с Володей разрешали самим уводить лошадей Рекорда и Инкубатора в ночное, а утром приводить их обратно на кордон. Это доставляло нам большое удовольствие, и мы конечно, ездили на лошадях верхом. Однажды в конце лета, отводя лошадей в лес, мы приметили сравнительно нетолстый кедр, увешанный крупными шишками. В следующий раз мы захватили с собой топор, и, пустив лошадей пастись, срубили этот кедр, обобрали с него шишки и в уздечках притащили их на кордон. Конечно, орехи в шишках были ещё в фазе молочной спелости, а шишки были ещё зелёными и смолистыми. Мы все перемазались в смоле. Чтобы извлечь орехи, каждую шишку нужно было бросить в костёр, а когда смола прогорит, вытащить её из костра палкой. После этого легко было извлечь орехи. Ох и досталось же нам от наших отцов за эту проделку, они ведь по роду службы были призваны охранять лес от браконьеров.
А сопка эта, по местным меркам очень высокая и протяжённая, не зря называлась Горелой, на ней часто случались лесные пожары. Однажды мы были свидетелями такого пожара. Лес горел в верхней части сопки. Все лесники, в том числе и наши родители, участвовали в тушении пожара, и потом вернулись, все закопчённые и в подгоревших телогрейках, но пожар потушили. Нас, ребят, туда не пустили, но огонь, искры, треск было видно и слышно и на кордоне, а дыма было столько, что день казался ночью.
В самом Соловейцевом ключе было много раков, они нередко прятались под камнями. Иногда мы их ловили и варили. Ключ был очень мелкий, рыба там была настолько мелкая (в основном «стекледа»), что ловить её было и не интересно, и практически трудно. Зато из Соловейцева Ключа мы ходили иногда на рыбалку на реку Майхэ, здесь она была значительно полноводнее, чем в месте впадения в неё Пейшулы. В Майхэ ловились в основном пескари и гальяны, иногда более крупные ленки. А ещё мы иногда ходили рыбачить на небольшие озёра под Известковой сопкой у правого края долины реки Майхэ, несколько ниже по течению. Здесь рыба была мелкая, но её было много, и она хорошо клевала. Её можно было наловить много – целое ведро. Потом дома её пропускали через мясорубку и делали котлеты.
В Соловейцевом Ключе в окрестных лесах было много грибов. В основном, это были разноцветные сыроежки и крупные грибы, которые местное население называло обабками.
Отец и Семён Дмитриевич получали раз в месяц положенные им пайки, за которыми, по-моему, они ездили в Шкотово. В составе этих пайков всегда была красная рыба и другие продукты (какие, не помню). Хлеб мы получали по карточкам, отоваривали которые в магазине в ДРП.
В эти наши Майхинские годы мне особенно запомнились некоторые песни того времени. Прежде всего, конечно же «Катюша»:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой,
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой…
И ещё песня М. Исаковского «Ой, туманы мои, растуманы»:
Ой, туманы мои, растуманы,
Ой, родные леса и луга!
Уходили в поход партизаны,
Уходили в поход на врага...
И особенно запала в душу песня М. Исаковского «Прощальная» или «Песня девушки из немецкого плена» о девушке Тане, попавшей в плен к немцам. Я запомнил её в одном из её фольклоризованных вариантов:
Любимый мой, пора моя настала,
В последний раз я карандаш беру,
К кому б моя записка ни попала,
Она тебе писалась одному.
Быть может, мне валяться под откосом
С разбитой грудью у чужих дорог,
И по моим по шелковистым косам
Пройдёт немецкий кованый сапог.
Прости, прощай, забудь про эти косы,
Их больше нет, им больше не расти,
Забудь калину, на калине росы,
Забудь про всё, но только отомсти.
И ещё помню, как мы однажды смотрели в клубе не то в Многоудобном, не то в Харитоновке кинофильм «Майская ночь» (по книге Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки»). В эпоху чёрно-белого кино это был «цветной» фильм: все цвета были нанесены художниками на чёрно-белую киноплёнку. Эта романтическая картина произвела на меня тогда незабываемое впечатление.
Новый год в Соловейцевом Ключе мы праздновали с особой романтикой. Семейные традиции не изменились. За ёлкой папа сам отправлялся в лес на лошади, запряжённой в сани, выбирал самую красивую молодую пихту и, срубив её, привозил к нам домой. Все вместе мы пихту наряжали, потом была и встреча Нового года, и детский новогодний праздник. И много дней в доме стоял в воздухе приятный пихтовый аромат.
КОММЕНТАРИИ. Будучи взрослым человеком Евгений Леонидович из года в год ставил дома на Новогодние праздники именно пихту. Он ставил её в ведро с песком. Я сделала фотографию его около украшенной пихты 4 февраля 2021 года. Так долго стоит это дерево, и хвоя на нём держится и аромат сохраняется.
Эти два года, проведённые в Майхе, в памяти у меня остались, как самые интересные, длинные, насыщенные интересными впечатлениями и событиями годы, наполненные свежими детско-отроческими восприятиями в богатом комплексе красок, звуков и запахов.
В июле 1944 года отец официально передал (естественно, по согласованию с дирекцией ДальНИИЛХ) должность директора лесхоза Семёну Дмитриевичу Емашеву.
В конце апреля 1945 года наша семья выехала из Соловейцева Ключа в Хабаровск. По-видимому, в школах и меня, и Римму отпустили пораньше, до конца учебного года, оформив нам переводы в следующий класс. Как происходил сам переезд, я абсолютно ничего не помню. Моя младшая сестра Марина вспоминает: «Когда ехали из Соловейцева Ключа, старый мерин Инкубатор чуть не свалился с телегой в воду – обвалился берег (дорога шла вдоль реки Майхэ). Нас с Микой сняли с телеги, а лошадь и телегу еле вытянули». Знаю, что наши вещи (пианино, мебель и пр.) были отправлены из Шкотово, или из Владивостока в Хабаровск по железной дороге «малой скоростью».
Евгений Любарский, Казань, 14 сентября 2021 г.
Светлана Федорова, Казань, 29 декабря 2023 г.