I
На закате осени n-ного года, когда я жил на одном из бесчисленных маленьких островов в Эгейском море, ко мне обратился добрый приятель, который работал в местечковой газете главным редактором. По правде сказать, кем только не трудился в газете этот человек-оркестр, но в совокупности "главный редактор" звучит интереснее всего. Название у газеты было настолько банальным, что я опущу это в рассказе. В городке жило около двух тысяч человек, в сезон чуть больше, но здесь был проведен телефон и как было сказано ранее, издавалась своя газета, которая хоть и выходила раз в месяц, определенно была предметом гордости островитян. Городок этот как уже понятно из вышесказанного находится на острове, а значит окружён со всех сторон водой и совершенно предсказуемо является рыбацким. Каждый год в первое воскресенье декабря он отмечает свой день рождения. На главной и единственной площади собирается ярмарка, устраиваются народные гуляния, длинные деревянные столы накрываются различными яствами (в основном местной рыбой и моллюсками), ракия, медовая водка льются рекой и тому подобное. Дети поют народные песни. А вечером всех островитян ожидает ежегодный праздничный салют.
И так, мой приятель, назовём его Эндрю, попросил меня написать небольшой рассказ, каким-нибудь образом связанный с селением, чтобы напечатать его в праздничном выпуске газеты. Своеобразную оду городку. Я незаметно для себя обитал здесь уже год и три месяца, а посему должен был проникнуться к месту какими-то чувствами. К тому же ничем особенным я не был занят и мой приятель знал это. А у меня и на самом деле было полно свободного времени. Чем я занимался? Небом, землёй, светом… На рассвете смотрел как свет отделяется от тьмы. По правде сказать, мои дела здесь закончились ещё в начале лета, но я решил отдохнуть и какое-то время ничего не делать. Окончательно раствориться в рыбалке, например. А здесь было очень подходящее для этого место. В таких местах время течёт крайне медленно, а то и вовсе застывает. А где-то в начале осени я планировал вернуться на материк. Который в общем-то тоже в определенном смысле остров. Планировал, но никому об этом не говорил. А когда наступила осень, я решил остаться здесь до нового года. Тот же Эндрю был уверен, что я здесь навсегда и что у меня есть на это веские причины. Поэтому и хотел, чтобы я оброс всевозможными связями и ценностями на острове. Но на самом деле никаких особых причин моего пребывания на острове не существовало. Просто “там” меня уже никто не ждал, а “здесь” подвернулась работенка, которая правда уже закончилась — преподавать английский детям на затерянном в Эгейском море островке. Контракт на один учебный год — с сентября по начало лета. Платили конечно не шибко много, но меня подкупила возможность путешествия и смены обстановки. А ведь любое путешествие представляется нам в ярких красках. Ты только купил билет, а в мыслях уже загораешь на пляже, заводишь роман с прекрасной аборигенкой, сражаешься с бандитами и контрабандистами, проживаешь все возможные приключения… В общем я недолго думал, согласился с предложением и отправился сюда.
Учебный год пронесся незаметно, не оставив в моей памяти почти никаких воспоминаний. Всё было не так, как когда-то грезилось мне: ни любви, ни приключений, ничего такого, о чём можно было бы написать или хотя бы кому-то рассказать. Когда я преподавал в школе, буквально всё время уходило на работу. Я человек дотошный, приходил в дом и до позднего вечера проверял тетради с домашними заданиями. По началу, в выходные дни я было пытался влиться в местное общество, но по правде не очень-то я и компанейский человек. Да и языковой барьер давал о себе знать. В школе особая дружба тоже ни с кем не завязалась. Вот только как-то сразу, в один из первых дней на острове мы познакомились с Эндрю и сразу стали друзьями.
Когда моя работа была окончена, впереди была ещё добрая часть лета. Но ничего принципиально нового в моей жизни не произошло. Я только стал проводить больше времени в одиночестве. Исходил остров вдоль и поперёк и казалось знал на нём каждый камешек, каждую травинку, каждый кустик. Но не людей. Мой круг общения оставался крайне мал.
Быт мой был прост. Вставал я ни рано, ни поздно — около половины девятого. Без будильника, я вообще почти не пользовался часами, но исправно заводил их старинный механизм каждое утро. Я вставал, умывался, одевался, варил кофе в старой медной турке, покрытой яркими пятнами, оставшейся мне от бывших хозяев. Завтракал вчерашним белым хлебом с обязательным местным маслом, которое я, признаюсь, очень полюбил. Я совсем не гурман, но местная простая крестьянская еда оказалась мне очень по душе. Я завтракал, потом гулял вдоль кромки воды, доходил до скалистого северного берега, где стоял белоснежный маяк, и иногда подолгу сидел возле него, когда ветер не был невыносим. Солнце всходило справа и садилось слева. В иной день я даже рисовал акварели. Море, маяк, луг… что же ещё? Частенько по вечерам ко мне приходил Эндрю и разбавлял моё одиночество. Или я приходил к нему. Но всегда мы подолгу играли в шахматы, иногда наши партии заканчивались глубоко за полночь. Наверное во вторую или третью нашу встречу Эндрю подарил мне старые шахматы и мы так и стали играть, у него, у меня, у него… Параллельно игре мы болтали о том и о сём — литературе, политике, женщинах. Обычное дело. Мы ведь не старые мужчины, если это вообще меняется с годами.
И вот в один из таких вечеров Эндрю и попросил меня о рассказе. Стоит сделать остановку и представиться — меня зовут Н. Вам моё имя ни о чём не скажет. Кто я? Молодой преподаватель английского, с неоконченным образованием. Неудавшийся писатель. Плохой друг. Плохой брат. Плохой сын. Человек. Скорее всего тоже плохой и неудавшийся. Так можно продолжать бесконечно. Эндрю за год с небольшим нашего знакомства, хорошо изучил меня по нашим долгим разговорам и извечным кофе с шахматами. Стоит признать, что играл он намного лучше меня. И в подавляющем большинстве случаев выходил победителем из наших противостояний. Но надо отдать ему должное, вёл себя достойно. Так что и шахматист из меня не вышел. За что не возьмусь — полнейший цугцванг. И так, Эндрю знал, что я пробовал стать писателем, пробовал издаваться, в какой-то из особенных вечеров я разоткровенничался на эту тему и поэтому он попросил меня об этой услуге. Не знаю, столько нужен был ему мой рассказ или он просто хотел сделать мне приятно — чтобы я снова почувствовал себя писателем, да ещё и хоть как-то, но востребованным. Скорее второе. Я уверен, он и сам мог написать всё что угодно, да и получше меня. Я с первого же дня нашего знакомства недоумевал, что он делает на этом забытом богом острове! С его талантами, его качествами.
Когда поздним вечером после партии шахмат мы прощались на крыльце моего дома, Эндрю по-дружески положил мне руку на плечо и сказал:
— Слушай, Н. Я хочу попросить тебя об одной мелочи. Я думаю, что тебе будет не трудно. Даже напротив.
— Слушаю.
— Ты можешь написать рассказ для моей — он кашлянул — для нашей газеты? Небольшой. Большой не надо. Местным читать некогда, но для них это будет важно. Это уважение. А здесь уважение не пустое слово. Простые люди это чувствуют. А в следующее воскресенье большой праздник, ты знаешь…
— Да, но о чём я могу написать, Эндрю? Я здесь год с небольшим и близко знаком только с тобой.
— Подожди. Я знаю, что ты настоящий писатель. Творец. Даже простой быт, монотонный труд ты можешь описать поэтично.
— Нет, нет, нет! Это не про меня. Разве ты читал меня? Откуда тебе знать? Нет!
— Не говори так. Я тебя не читал, но разговаривал с тобой. Причем многократно и наедине. А это, считай, тоже самое. Так я могу рассчитывать на твою помощь?
— Но о чём надо написать?
— А о чём здесь можно писать, Н.? Конечно о море! Конечно о рыбаках, о пастухах… Остров не так сложен, местный быт прост, но тем и прекрасен.
— Но я не Джек Лондон.
— Но всё же… ты согласен?
— Я попробую. Срок — неделя?
— К третьему декабря, да. Жду не позднее ночи второго декабря.
Не знаю почему, но я согласился. Наверное просто не хотелось расстраивать приятеля. Он был хорошим человеком. Мы сразу сошлись, когда я оказался на острове. Он был старше меня на двенадцать лет, но так же как и я был увлечен литературой, а ещё так же как и я не был местным. В общем если не вдаваться в подробности, а я в них не вдавался, Эндрю тоже был англичанином, о чём вы уже наверное догадались по его имени. А ещё он тоже был в некоем роде беглецом. Со своими на то причинами. У меня на острове не было никого ближе и мне не хотелось расстраивать его.
Но я давно оставил все попытки и главное чаяния на писательском поприще и казалось сжёг все мосты. Закрыл этот вопрос. Выкинул свои амбиции. Но тем не менее я пообещал ему рассказ и мы расстались. Заперев за собой тяжелую дверь красного цвета я вернулся в дом и собрался с мыслями. Значит рассказ. Срок — почти неделя. Пастораль. О городке на острове. О рыбалке. Вроде всё просто, но с чего начать я не знал. Я словно оглянулся назад и измерил взглядом год с небольшим, который я провел на острове. И всё это время представилось мне одним длинным днем, тягучим, монотонным и бесконечным. Как “Улисс” Джеймса Джойса. С этими мыслями я ушёл в кровать и ещё долго ворочался, не в состоянии уснуть.
II
Спал я очень плохо. Всё просыпался, вставал и пил воду. В перерывах между этим мне снились малоприятные сны. Скандалы, ссоры, измены, конфликты. Всё, о чём я казалось давно позабыл, оказавшись на острове. Дверь, засов, допрос? Шаги, шаги, шаги… Змеи и пауки… В утреннем тумане мокрые паутинки на кустах. Холодный ветер. Шевелится листва на фоне кирпичной стены… Меня кто-то преследовал, а я бежал по лестнице вниз… Наступил в лужу, лужа стала морем. Потом выросла твердь посреди воды, и я видел как отделилась вода над твердью от воды под твердью и твердь стала небом… Зазвонил телефон? Или постучали в дверь? Окно? В холодном поту я проснулся. Тем временем еле заметно светало. Я посмотрел на большие часы, висящие у кровати. Единственные часы, которые я видел на острове? А ведь и действительно! Шестой час ночи. Или утра? Но какая разница? Какая разница сколько сейчас времени. Мне никуда не нужно. Меня словно нет на белом свете. Сердце неспокойно стучало. Снова уснуть и увидеть ещё один кошмар мне не хотелось. Я встал и приготовил кофе. Далее исполнил ежедневный ритуал: поставил большую кружку на журнальный столик. Комната наполнилась манящим кофейным ароматом. В такие моменты мне особенно хотелось жить. Я развалился в кресле напротив стола, предвкушая кофепитие. Напиток остывал. Не могу пить горячий кофе. Холодный тоже не принесёт должного удовольствия, здесь важен баланс. Где-то минут через двадцать пять я беру кружку в руки и медленно, небольшими глотками начинаю пить. Это занимает ещё полчаса. В итоге процесс, начиная от кипячения воды, до последней капли кофе протекает около часа. В этом деле не нужно спешить.
Так, о чём это я? Значит, рассказ. О чём же писать? Я стал расхаживать по комнате с кружкой кофе. Из угла в угол. С востока на запад, с юга на север. О чём писать? По объективным причинам напрашивалась рыбалка. Я был на рыбалке множество раз. В том числе здесь, на острове. И без зазрений совести назову себя рыбаком. Не очень удачливым, но что поделать, я уже говорил, со мной во всём так. Но с чего начать свой рассказ? Мне очень нравилось начало романа “Праздник который всегда с тобой” Хемингуэя: “А потом погода испортилась. Она переменилась в один день – и осень кончилась.” Это очень удачное и красивое начало. Словно предложение написано с середины, как услышанный где-то чужой разговор, ты сразу погружаешься в повествование. Эх, если бы я мог так писать! Я не был бы здесь сейчас. И не был бы самим собой. О чём писать? Делать это от первого лица или от третьего? Написать о рыбаках, которые в любую погоду и непогоду не щадя живота своего добывают рыбу, которая кормит весь остров? Они не пишут книг и не разбираются в физике и химии. Но их тяжёлый труд даёт жизнь всему городку. Кормит в конечном счёте и меня. Это мысль, конечно… но звучит слишком приторно. Мне не хочется быть автором таких банальностей. Лучше вообще не писать. Значит нужно подойти к этому делу с другого конца. Но с какого? Боже, до чего мы все испорчены постмодернизмом!
Допив кофе я переместился в кресло, где мысли о рассказе усыпили меня и я снова провалился в беспокойный сон.
Мне приснился блокнот в оранжевом переплёте. Он лежал на журнальном столике и занимал всё моё внимание. Я смотрел на него и словно электричество висело в воздухе. Это не отпускающее ни на миг чувство тревоги…
Я проснулся уже вечером. Смеркалось. В доме и за его пределами стояла пронзительная тишина. Даже море, в которое почти целиком окунулось солнце молчало. Я вышел в сад и побродив среди оливковых деревьев и пожухлой травы решил развести огонь. В саду от старых хозяев оставались обветшавшие постройки, какие-то сараи, думаю, когда-то здесь держали овец или коз. На это указывала шерсть то тут то там торчащая на старом дереве. Мой арендодатель говорил, что от них давно нужно избавиться и облагородить сад. Но у него не находилось на это то ли времени, то ли сил, то ли всего сразу. Я нашёл в себе силы и решил что время пришло. Стал искать внутри сараев топор или фомку, но к сожалению ничего не нашёл, кроме ржавой двадцатилитровой канистры немецкого образца. Тяжёлая, полная. Я с трудом открыл её клапан и в нос ударил запах старого бензина. Кроме канистры в сарае были только бечевки, опилки, мешки и прочий бытовой мусор. Тогда я вышел наружу и попробовал отрывать доски от покосившейся стены голыми руками. Это оказалось не трудно. Доски были сухие и дряхлые, но я умудрился загнать себе в палец занозу. Рядом с сараем я развел огонь и уселся напротив на деревянный ящик, найденный там же. До наступления ночи я сидел в саду и жёг костёр до самого неба, подбрасывая и подбрасывая в него дрова. Так закончился второй день.
III
Жёлтое солнце висело в безоблачном небе. Я опущу описание своего утра, потому что оно представляет из себя всё те же ритуалы, отчасти уже рассказанные выше. На третий день я собрался на рыбалку. Мне это было нужно для рассказа. Казалось, что так дело сдвинется с мертвой точки. Солнце было уже в зените, когда я брёл по кромке берега, мимо оливковой рощицы к каменной косе, в конце которой находился маяк. Дальше мне нужно было идти в сторону маяка, прыгая по камням. Посередине косы, по левую руку было достаточно глубоко, иными словами там находилась яма, среди отмелей вокруг. Там и скапливалась вся рыба. Теоретически. Ведь рыбалка — наука неточная. В ней нет четких правил, примет, которые работают наверняка. Привести пример? Говорят, что рыба не клюет в жару и ещё что она клюёт утром и вечером, но моя самая результативная рыбалка была как раз в раскаленный июльский полдень. Так что все советы на рыбалке носят скорее рекомендательный характер. И это даже очень хорошо. Была бы рыбалка математикой, интерес к ней быстро бы прошёл. А так, когда ты забрасываешь снасть в неизвестные глубины, занятие твоё полно магии.
У меня был с собой спиннинг, который я привез на остров, да и вообще брал с собой практически в любые поездки. Своеобразная реликвия, ведь и достался он мне от деда по отцовской линии. Сложенный втрое, он не занимал много места, что позволяло возить его с собой. А вот снасти у меня были уже местные, морские. Наполовину подаренные, наполовину купленные у рыбака, торгующего на рынке. Его звали Михалисом. Когда-то в молодости он был моряком. На ломанном английском мы разговорились с ним о его ремесле и моём увлечении и он стал дарить мне при встрече снасти, но принимать из раза в раз подарки мне было неудобно, и тогда я, покупая рыбу только у него, каждый раз оставлял ему на чай приличную сумму денег. Всю жизнь я ловил в пресных и относительно небольших водоёмах, рыба у нас там другая. И все мои блёсны, которые я привез с собой думаю были бы здесь не слишком эффективны. И это место, куда я шёл ловить, было рекомендовано мне всё тем же стариком Михалисом.
Не буду дальше углубляться в подробности, описывать все эти рыболовные "штучки", ведь мой рассказ не об этом.
Пока я рассуждал об этих вещах, ноги донесли меня до места. Я кинул вещи на каменный берег и стал разбирать снасти. Но как только катушка села на удилище, поднялся невероятной силы ветер, что казалось меня сейчас поднимет в воздух и унесёт не то что в море, а в саму страну Оз. Небо тут же затянуло грозными тучами и на землю обрушился ливень с мелким градом. Всё это произошло так стремительно, что я не успел и спиннинг забросить. Естественно я не стал его разбирать и кое-как схватив вещи побежал в обратном направлении. Опасно прыгая по мокрым камням. Со спиннингом в руке, словно копьём. Ботинки хлюпали, вся одежда промокла до нитки. Градины больно били по коже, а пейзаж вокруг стал похож на зимний. Когда я добрался до окраины городка не было видно даже маяка. По крайней мере я не видел его сквозь бурю своими близорукими глазами. Сегодня я остался без рыбы, сегодня была только суша, море и растения. И град с неба.
В доме было тепло и уютно, даже дождь всё стучащий по крыше был приятен уху. Я переоделся в сухую одежду, накинул на голову полотенце. Дальше был кофе, огонь в старом камине, что весь был в трещинах и искры огня часто рвались наружу из самых непредсказуемых мест. За этим камином был нужен глаз да глаз, чтобы не случился пожар.
С рыбалкой сегодня ничего не получилось. И третий день стремился к концу, а рассказ даже не был начат. Внезапно меня осенило: если с рыбалкой не вышло, может и рассказ должен быть не о ней? Господи, далась мне эта рыбалка! В конце концов на острове и не рыбы живут, а люди! А рыба, что рыба — еда, деньги, всего лишь средство. Не всё вокруг неё крутится. Может стоит написать о старом лодочнике, который каждое утро делает рейс в цивилизацию и обратно? И так семь раз в неделю. Триста шестьдесят пять раз в год. На протяжении сорока пяти лет. Как там его, Димитриос? Или о старушке, что печет хлеб. О Михалисе? Или вот например, о том кто основал это поселение, кем он был? А и на самом деле кто это был… Это был вопрос, на который я не знал ответа. На завтрашний день было решено нанести визит своему приятелю Эндрю, с чьей просьбы и началась эта история. Кто, если не он должен знать всё о острове. Он издает газету и хоть он и не родился на острове, но прожил здесь достаточно лет, искренне любит остров и проникся его историей. Знает каждого островитянина от младенца до дряхлого старика, точно так же как и каждая живая душа на острове знает его. Достойны ли они все его?
Вечером я приготовил ужин, за неимением свежей рыбы в ход пошли овощи и консервы из кладовой. Не смотря на это, я впервые за несколько дней нормально поел. Даже немного переел, что и потянуло меня в сон. Погода за окном подуспокоилась, выпавший град растаял, но по крыше всё так же барабанил дождь и под его аккомпанемент я уснул прямо в кресле. Так закончился третий день.
IV
Зелёный забор, зелёная калитка, зелёная деревянная дверь. Всё что можно во дворе Эндрю было окрашено в сочный зелёный цвет. Причём это выглядело так свежо, как будто было покрашено к моему приходу. Я даже прикоснулся к поверхности двери, чтобы проверить это, но краска не осталась на моих пальцах. Как зелено! Почему я не замечал этого раньше? Я напряг всю свою память, но так и не смог вспомнить, было ли здесь всё так зелено раньше. Признаться, в этих краях и весной не бывает так зелено. Здесь весна очень ранняя, но оттого спокойная, неторопливая. Совсем не такая, как в Англии, где в какой-то момент зеленеет буквально всё. Тут у всего свой черёд. Ну что я в самом деле, болтаю о весне, когда на дворе последние дни осени? Зелени сейчас не было видно нигде, за исключением полей в стороне маяка, да и там трава сильно пожухла и двора моего приятеля Эндрю, где как я описал выше всё было окрашено в зелёный цвет.
Мой друг уже ждал меня и хорошо к этому подготовился. На столе стояли разнообразные угощения, на газовой плите варился кофе. Шахматная доска так же стояла на своём привычном месте — на винтажном журнальном столике между двух тоже не новых кресел.
Я снова начал партию, которую мы не торопясь закончили где-то через час. Я всегда хожу первым. Почему? Не знаю, наверное не люблю защищаться. Мимоходом я спрашивал Эндрю обо всём, что могло мне помочь реализовать его просьбу. И казалось я погрузился в историю острова с головой, впитывал информацию как губка. А ещё снова проиграл ему в шахматы, но ничуть этому не расстроился. Потому что почувствовал, что нашёл что-то. Зацепился. Как рыба за снасть. Вот вот и мой рассказ польется через край. Нужно было идти и срочно писать, писать, писать! Я спешно распрощался с приятелем и вышел на вечернюю улицу. Но как только я оказался снаружи и зелёный забор остался за моей спиной, всё, что я только что услышал, почувствовал, понял, словно испарилось бесследно. О чём мы только что говорили? Что я решил, что нашёл? Чем меня осенило? Всё исчезло. Осталась только эта зеленая дверь, зеленый забор, зелёная калитка. Весь этот зеленый глянец отвлек, обманул меня.
Тотчас же я вспомнил одну историю, как во времена моих писательских потуг, я проснулся однажды ночью от того, что мне только что приснился гениальный роман. Буквально. Не только какая-то история, а всё. Сюжет, авторский язык, все приёмы и ходы, всё было так отчетливо в моей голове. Целостная вещь. Я просто сиял внутри себя. До сих пор помню это чувство, словно коснулся чего-то божественного. И это понимание, что я придумал великий роман! Торжество. Но я решил записать роман утром, настолько чётко он был внутри меня, что я не побоялся что-то потерять до утра. Ведь я помнил всё что приснилось как свой вчерашний день. Но когда я проснулся утром, я вспомнил только то что написал выше — что мне приснился гениальный роман.
И так я вышел на улицу и всё забыл. Солнце давно село и небо осветила бесчисленная россыпь звёзд и бледная луна. О, луна, ты наглый вор, и свой бледный огонь ты крадешь у солнца. Вот и Шекспир вспомнился, а нужное забылось. Идти домой совсем не хотелось и я в расстроенных чувствах отправился бродить по скалистому берегу. Был штиль, яркая луна освещала берег и ночь обещала быть приятной. Вдали виднелись огни поселения, что-то кричали морские птицы. И всё в этом мире, за пределами меня было в гармонии и было ясное ощущение того, что ничего здесь не нужно менять.
Вернулся в дом я далеко за полночь. Но отнюдь не чувствовал себя уставшим. Я выпил воды и отправился в кресло. Последние дни я всегда засыпал в кресле. Я полусидел, полулежал и смотрел на своё отражение в огромном старом зеркале. За время своего добровольного изгнания я достаточно сильно оброс и приобрёл вполне античный вид. Я вспомнил, что говорят, что нельзя ставить зеркало у кровати, но ведь это и не кровать, а кресло. Я думал о подобной чепухе, пока не заблудился во всём этом сумбуре и не уснул.
Четвёртый день закончился ничем.
V
Утром я проснулся как обычно. Ни поздно, ни рано. Голубое небо сияло в пыльном окне с одной стороны и отражалось в зеркале с другой. Моё отражение было там же, никто его не украл. И вообще ничего со мной не случилось, это был всё тот же я. Старый, добрый… Нет. Воздух был свеж и прохладен. И я чувствовал себя бодрым и полным сил. Завтракать я решил на улице, потому как погода была просто прекрасной. Безоблачное небо и яркое солнце нагрело воздух до двадцати градусов по цельсию. А ведь сегодня наступила зима! Да, сегодня было первое декабря. Сложно было в это поверить. Как и в бурю, что была позавчера.
Я вытащил журнальный столик на улицу, принёс туда свою еду и кофе. Позавтракал под тёплым солнцем и сразу отправился на рынок, где закупился местными продуктами. Потому как мои запасы заметно истощились. Было куплено масло, рыба, овощи, зелень, мука, большая банка турецкого кофе. И все, кого я встречал были так приветливы и радостны, каждый был наверное так рад солнцу и теплой погоде. Насколько же мы все зависим от солнца. Всё живое, все растения. Мы все здесь из одного теста, на этом шарике под названием Земля. На камнях вдоль тропинки то тут, то там грелись ящерицы, у самого берега кружили птицы. Все кошки вылезли погреться под теплыми лучами. Природа чутко реагировала на тепло, так словно чувствовала приближение весны, но это был обман и впереди была ещё вся зима.
Я вернулся домой в прекрасном расположении духа, распахнул настежь окно и достал свой Ундервуд. Вставил в него бумагу, сварил кофе. Нет, на меня не снизошло вдохновение, но было понимание “если не сейчас, то когда”. Время утекало, оставалось два дня.
И так я сел и решил напечатать что-то доброе и бесформенное. Но мне было так хорошо, что слова не шли из меня. Вот так всегда и было со мной. И тогда, когда я мнил себя писателем. Страдать и писать что-то деструктивное — всегда пожалуйста! Это проще простого. Но как написать что-нибудь светлое и доброе? Когда тебе хорошо, писать не хочется. Наверное не бывает на свете счастливых писателей. Когда ты уже перерос деструктивное, когда на тебя больше не действует искусство мертвых алкоголиков и наркоманов… Но и писать слащавую чушь, о том как надо улыбаться, мыть руки перед едой и быть хорошим мальчиком всегда и везде тебе не хочется. Тогда приходится искать середину. А середина между деструктивным и созидательным — созерцание. Так герой Набокова из "Отчаяния", инсценировав свою смерть хочет сбежать от мира и до конца своих дней заниматься созерцанием и куроводством.
Вот и я хочу заниматься примерно тем же. Но что же тогда высшая точка в созерцании? Правильно — бездействие. Мир вокруг так прекрасен, но так хрупок. Он весь на своих местах, ding an sich — вещь в себе, только гляди и не смей трогать! Ни словом ни делом.
В конце концов печатная машинка отправилась обратно в свой ящик, а я допив свой кофе отправился гулять по побережью, где снова бродил до глубокой ночи.
Так заканчивался пятый день и 1972 год.
VI
На шестой день повсюду было полно народу. Был выходной и улицы заполонила детвора, старики… В субботу островитяне усердно готовились к празднику. В таких маленьких поселениях жизнь весьма скучна и однообразна. Поэтому любой праздник особенный. И каждый спешит в нём поучаствовать.
А я после плотного завтрака вышел за забор своего участка и пошёл гулять без всякой цели. На душе было спокойно и тихо, но я встречал столько прохожих и с каждым приходилось здороваться, что это мешало моему спокойствию и я свернул с тропинки в сторону побережья, где всегда было безлюдно. Там я сел на скалистый берег с видом на маяк и стал бросать плоские камни в воду. Так, чтобы они подпрыгнули от поверхности как можно больше раз. С миллионной попытки у меня получилось сделать пять прыжков. Стоял штиль и море было словно синее зеркало. Рядом со мной грелись на солнце ящерицы, из камней выползали змеи и снова прятались в камни. Время текло незаметно и вот уже мимо меня повели скот в сторону поселения, только так я понял, что завечерело. И действительно, после этого солнце резко устремилось к горизонту и стало быстро темнеть. Я почувствовал голод, а с моря потянуло холодом, тогда я поднялся и направился к дому. На удивление по дороге я никого не встретил.
Ещё издалека я заметил, что в двери моего пристанища белела записка. Подойдя я достал и развернул её, хотя и так знал что в ней будет написано. Эндрю сообщал, что сегодня крайний срок и он очень ждёт меня вместе с рассказом. Что он звонил мне, но меня не было дома. Но я только улыбнулся, зашёл в дом и закрыл за собой дверь. Несколько раз звонил телефон, но я не подошёл к нему. Вместо этого я приготовил самый вкусный ужин, за время моего пребывания на острове. Оформил празднично стол. Рыба, оливки, томаты, хлеб, масло, вяленая говядина, консервы, фрукты. Всё что было вчера куплено на рынке, все мои запасы были аккуратнейшим образом нарезаны и уложены на стол. Я даже не подозревал в себе таких кулинарных талантов. В довершении картины я выключил свет и зажёг свечи. Никуда не торопясь и напевая себе под нос старые добрые песни я ел и пил в одиночестве. И мой странный пир был так приятен. Я закончил, когда последняя свеча догорела. В сумраке я посмотрел на часы — была полночь. Да, я снова посмотрел на часы. Так наступил седьмой день.
VII
На седьмой день я проснулся раньше обычного. Почувствовал это и снова посмотрел на часы. Часы, которые я не замечал месяцами, последние несколько дней так привлекали моё внимание. И так я проснулся раньше, было семь утра. Я как обычно завёл часы, умыл лицо, сварил кофе и комнаты наполнились его бодрящим ароматом. Затем я позавтракал остатками вчерашнего ужина. Благо у меня оставалось ещё достаточно еды, а плотно есть по утрам я не могу. Потом я надел свою лучшую одежду. Нашёл документы, деньги. Собрал чемодан. По диагонали уложил в него три колена спиннинга, снасти оставил лежать на полке. Шахматы, что подарил мне Эндрю остались стоять на столе. Я расставил фигуры на доске таким образом, чтобы получался пат. Потом я ходил по всем комнатам, вперёд и назад, заглянул в каждый угол. Присел в прихожей. Ещё раз обвёл взглядом помещение, взял вещи и вышел на улицу. Небо было пасмурным и по сравнению с последними днями заметно похолодало. Значит сезон окончен. Я поставил чемодан на землю, направился в сарай и достал оттуда канистру с бензином, найденную мной на неделе. Я открыл канистру и не спеша, чтобы не испачкаться облил ей сарай, что-то напевая себе под нос. Подумав, я провел дорожку из бензина к дому, вылив его остатки на моё жильё. Пустая канистра улетела на крышу. Секундой позже мои пальцы чиркали спичками. Чирк-чирк! И всё вокруг заполыхало.
Закрыв за собой калитку я направился по дорожке прямо к пристани. Со всеми прохожими здоровался первым и улыбался во весь рот. Поздравлял с праздником на моём плохом греческом языке. Погладил встреченную кошку. Вторую.
В девять утра я уже сидел в моторной лодке, а пятью минутами позднее мы отходили от острова, огибая его с запада и уходя на север. Я последний раз в жизни посмотрел на маяк, возле которого провёл столько времени. За ним, на фоне фиолетового неба стоял столб дыма.
P.S.
А рассказ я всё таки написал. И вот сейчас, спустя неделю, находясь у себя на родине в Англии упаковываю его в конверт. Наклеиваю марки. В камине уютно трещит огонь. На улице небольшой морозец и лежит снег. Чистый-чистый! А как здесь дышится! Я одеваюсь потеплее и несу конверт куда следует. Очень надеюсь, что наша доблестная королевская почта успеет доставить его Эндрю к рождеству.
12 декабря 2019, 26 декабря 2023