Петербурженка... - 4

Станислав Климов
Начало здесь:http://proza.ru/2023/12/31/139

     18+

     Она медленно поднималась по лестничному маршу и во все глаза рассматривала историю своего города, горькую героическую и болезненную для восприятия историю. На гранитных ступеньках и стенах виднелись следы бомбежек, разного размера выбоины под ногами и на уровне глаз напоминали ей те самые тяжёлые времена, которые пережили здесь в городе дедушки и бабушки, наконец, боевой офицер папа и совсем ещё юная девушка мама. Все они, потом вспоминали со слезами на глазах холодные зимы, смерти близких и соседей, махонькие нормы чёрного кирпичнообразного твёрдого хлеба и недостаток тепла в квартирах. Настенька прекрасно помнила книги, написанные о блокаде Ленинграда, что с упоением читала в детстве и юности, целыми рядами стоявшие на книжных полках папиного кабинета. Книги, которые изучала в университете и по долгу работы гидом. И всегда в глазах стояли слезы, а перед ними образы ленинградцев, переживших страшные годы и недотянувших до победного конца. И вот сейчас, немного согреваясь в теплом подъезде, из глаз женщины начали капать слезы, которые она тщетно пыталась скрыть от Ивана, медленно поднимавшегося с ней вместе и тоже наблюдавшего за картиной, как Настя бережно гладит остроугольные края больного прошлого своего родного города, словно язвы неизлечимой болезни на теле любимого человека.
     - Настенька, - Иван тихонько подошёл к женщине, обнял сзади и прижал спиной к своей груди, - успокойтесь, пожалуйста, все это в прошлом, больном, ранимом, но в прошлом. Сейчас все хорошо и вокруг мирное время, - и он нежно развернув её к себе лицом, тыльной стороной ладони легонько смахнул слезы.
     - Извините, Иван, вы не поймёте меня. - Её голос задрожал, стиснутый болью увиденного и всплывшего в памяти. - Это слезы моих бабушек и дедушек, моих самых близких людей. Кто-то из них пережил голодную блокаду и ужасные морозы, дожил до спокойной тихой старости, а многих не стало уже тогда, в первую блокадную зиму 42-го. Дедушки мои защищали родной город на подступах к нему, один был сильно ранен, но выжил, второй без единой царапины вернулся с войны домой. Они потом, в нашем детстве, сажали внуков и внучек вокруг себя и рассказывали, рассказывали, рассказывали, пряча скупые солёные мужские слезы...

     В какой-то момент Иван сам почувствовал боль в душе за все прошлое своей страны, ему передалась её боль, да так, что мужчине захотелось крепко обнять и укрыть от боли того самого прошлого эту беззащитную плачущую женщину. Ведь, он и сам успел побывать на войне, той, своей, тяжёлой и кровавой, о которой никому и никогда не рассказывал...

     Иван, все-таки, решился и крепко обнял Настю, приподнял её хрупкое податливое тело и впился губами во влажные солёные уста. Она тихонько обмякла в тёплых объятиях сильного мужчины, вся подалась вперёд, едва доставая кончиками носочков кроссовок до пола и ответила горячим нежным поцелуем, обхватив одной рукой его голову. В полутьме подъезда воцарилась осенная ночная петербургская тишина. Куда-то подевались звуки музыки и шум беззаботной толпы гуляк на Рубинштейна, в воздухе взаимных любовных чувств растворились ароматы изысканных блюд ресторанов и кафе самой весёлой улицы Европы. Всё, абсолютно всё потерялось в бренном мире большого красивого суетного города на Неве, оставив их наедине друг с другом...

     Потом, спустя несколько дней, Иван будет лететь в самолёте, вспоминать "больной" подъезд своей гостиницы, слезы любимой Настеньки и её вибрирующий голос, а в блокноте он запишет:

     Ленинград замёрзал,
     Выживал и скорбил,
     Хоронил и Любил
     На замерзших витринах.
     Ленинград умирал,
     Не хватало могил
     И рвались нити жил,
     Только верить не стыдно.

     Город гордо стоял
     На посту боевом,
     Тучи дней раздвигал
     Над историей мира.
     Он все верил и ждал
     Под разящим огнём,
     Что когда-то восстанет
     Безумная лира.

     И не сможет небес
     Раскаленная блажь
     Поливать древний город
     Свинцом и смертями.
     И кровавое солнце
     Станет чистым однажды,
     Погасив своей жажды
     Беспощадное пламя.

     И растаят снега
     В переулках Невы,
     И растопится лед
     В ленинградских сердцах.
     Отогреет могилы
     Мирный день синевы
     И изменится облик
     Городского лица...

     А снаряды рвались,
     А мороз все крепчал,
     Заставляя надеяться,
     Верить и ждать
     Ленинградское время
     И седую печаль,
     Что когда-то закончатся
     Дни умирать...

     Настя, опьяневшая от такого сладкого и чувственного поцелуя взрослого мужчины, чуть отстранилась и, заглянув в серые глаза Ивана, тихонько произнесла:
     - Давай поднимемся к тебе в номер... Я хочу остаться с тобой до утра... Если не возражаешь... - Все-таки, решилась первая сделать шаг Анастасия, разомлевшая в объятиях Ивана, спокойно перейдя на тёплое и нежное "ты".
     Иван посмотрел на доверившуюся ему почти незнакомую молодую женщину, увидел в её чёрных больших влажных глазах искреннее женское желание быть любимой и прошептал в ответ:
     - Пойдём, - мужчина подхватил её "ты", взял за руку и, словно школьницу повёл на второй этаж, - я не возражаю, а, даже, очень хочу, Настенька, что бы ты осталась со мной...

     Они поднялись к входной двери гостиницы, занимавшей правое крыло второго этажа. Иван открыл её домофонным кодом и Настя вместе с ним очутилась в длинном узком коридоре старой питерской коммуналки. Стильно подобранные мягкого цвета обои, старинной формы светильники свисали со стен и тонким ненавязчивым светом указывали путь вглубь, куда Иван вёл её за руку в свой номер. Ступая по мягкой ковровой дорожке мимо дверей справа и слева, пройдя неслышно пару поворотов, они встали перед белой современной дверью с номером и мужчина открыл её своим ключом.
     - Заходи в гости, присаживайся поудобнее, я сейчас достану плед из шкафа и ты согреешься, - на правах хозяина аппартаментов произнёс Иван, показывая в отражении уличных фонарей ей удобное широкое кресло, а сам потянулся к выключателю на стене, что бы зажечь свет в комнате.
     - Иван... Не включай, пожалуйста, свет... Я не хочу в плед... - Тихо прошептала Настя. - Я хочу, что бы ты меня согрел... Ты очень нежный и тёплый, теплее, чем тот плед...

     Букет алах роз рассыпался по полу, жакетка упала рядом, в тусклом мягком свете коридорного бра женщина вплотную подошла к мужчине, уже с нескрываемой симпатией заглянула в его глаза цвета утреннего тумана и нежно провела холодной ладошкой по щеке. Она решила довериться полностью этому мужчине. Иван перехватил её руку, нашёл вторую и сложив вместе, начал целовать. Его поцелуи с каждым разом становились нежнее и горячее, губы принялись блуждать от пальчиков до локтя, сквозь рукава блузки, потом перешли на шейку. Руки поглаживали по спине через тонкую белую кофточку.
     - Ваня... Ванечка... - Прошептала на ушко Настя. - Я хочу тебе... Сейчас кое в чем признаться... Пообещай выслушать серьёзно и... Не смеяться... Пообещай, пожалуйста...
     Мужчина остановился и слегка отстранился от неё, что бы вновь увидеть всю женскую чистую искренность в красивых чёрных глазах.
     - Настенька, я весь внимание, - как можно серьёзнее произнёс Иван.
     Женщина собралась духом, сердце неистово билось в грудной клетке, пытаясь выскочить наружу, как ей было неловко открывать свою тайну. Но, раз уж сама решилась прийти сюда, довериться и сделать то, что задумала с понравившимся ей мужчиной, надо быть и полностью откровенной.
     - Ваня... Я - девственница... У меня никогда в жизни не было мужчины... - Тихонько сказала и смущённо спрятала глаза на его груди. - Я женщина взрослая... Умная и... Начитанная... Но в этих делах... Глупая и... Только знаю... - Всё чаще и чаще останавливаясь в своём откровении, смущённо говорила Настя. - Что... Чем старше возраст... Тем больнее это... Происходит первый раз... - Она сделала глубокий вдох. - Я просто... Боюсь...
     Если бы Иван видел её смущённое лицо с покрасневшими щечками, то, наверное, улыбнулся бы такому признанию взрослой женщины. Но он был ей очень признателен, что она, все-таки, не побоялась это сказать и сказала ему, именно ему и, скорее всего, только ему. Значит, женщина ему доверилась, значит, он ей понравился, значит, можно думать о каком-то совместном будущем...

     Наступила небольшая пауза. Они стояли, обнявшись в коридоре, сердца гулко возбужденно стучались в своих клетках, пытаясь выскочить наружу. Словно школьники, взрослые мужчина и женщина не знали, с чего начать и как поступить дальше. Вдруг Иван подхватил Настю одной рукой под спину, а второй под колени и бережно понёс в спальню. Одинокий уличный фонарь напротив его окна светил точно на кровать, оказавшуюся в ореоле голубого света. Мужчина так же бережно положил женщину и хотел пойти закрыть шторы:
     - Я закрою шторы, Настенька, слишком яркий свет.
     - Нет, не надо, пожалуйста... Я хочу видеть тебя и хочу... Что бы ты видел старую девственницу, решившуюся на отчаянный шаг... Её, наконец-то, потерять в твоей спальне...
     - Хорошо, я тоже хочу видеть свою юную девственницу, решившую мне первому доверить посвятить её в женщину.
     Он снял с себя джемпер и брюки, подошёл к кровати и медленно принялся расстегивать на женщине молнию джинсов. Когда внутри показались белые трусики, он тыльной стороной ладони провел по ним, наслаждаясь полосой плоского животика между брюками и кофточкой. Настя, едва вздоргнув, издала тихий стон, Иван нежно прошептал:
     - Не бойся меня, моя хорошая, я не причиню тебе боли, все будет очень и очень хорошо, - и он, нагнувшись, провел кончиком языка чуть ниже пупка.
     Настя немного напряглась, ощутив то, чего раньше никогда не ощущала. Сжав мышцы живота и тихонько приподняв ноги, соединила колени. Иван обоими руками взял за пояс джинсы и начал их стягивать, предлагая тем самым ей приподнять попку. Женщина послушно подчинилась и начала приподниматься, а взору мужчины открылись ажурные белые трусики, скрывающие от его взгляда оплот девственной чистоты. Он остановил спуск джинсов на коленях и просунул одну ладонь ей под попку. Вторую положил на промежность и слегка надавил так, что бы почувствовать сквозь материю пульсацию возбуждения. Настя вновь издала нежный вздох и женский инстинкт интимного состояния попытался раздвинуть колени, но джинсы не позволили этого сделать. Она села на кровати, что бы самой снять джинсы, но Иван двумя руками начал задирать вверх кофточку, оголяя теперь белый лифчик на небольшой груди. Она снова подчинилась его тактичным плавным движениям и подняла свои руки вверх. Через мгновение кофточка упала на пол за его спиной, волосы рассыпались по обнаженному телу, контрастируя с белой кожей женщины. Ласковые теплые пальцы мужчины плавно, чуть касаясь бархатистой кожи, поплыли по животу вверх. Проникнув под чашечки лифчика и подняв его к подбородку, они освободили от белого плена красивую грудь с маленькими сосками. Женщина задрожала в очередном приятном возбуждении, когда мужские тёплые пальцы чуть сжали вишенку затвердевшего соска. Настя обеими ладошками обняла его лицо и попыталась подтянуть к себе, что бы поцеловать. Иван положил её на кровать и прилёг рядом, прильнув к влажным устам своими губами. Свободная рука его потянулась к джинсам, женщина согнула в коленях ноги и он без труда освободил её от них. Сняв через голову лифчик, он увидел свою девственницу во всей красе в ореоле все того же, нагло подглядывающего в окно за их ласками, уличного фонаря. Хрупкое бледное тело с маленькой красивой девичьей грудью, точки коричневых сосков, плоский животик и...

     Переверну я
     Факт твоей судьбы
     И развенчаю
     Твой обет безбрачья.
     Ты можешь стать
     Звездой моей Любви,
     Пока твой жар
     Девичий не растрачен...

     Промелькнет и запомнится в его творческой голове несколько строк и только потом, опять же, сидя в самолёте, Иван вспомнит первые прикосновения к её телу, её девичью дрожь страза перед чем-то неизведанным и незнакомым, первые вздохи женской страсти и первые влажные дорожки поцелуев по обнаженному девственно-нецелованному телу и допишет начатый ночью стих, но с лёгкой долей грустинки:

     ...Пока горят
     Застенчивостью щеки,
     Ты не забыла
     Рук прикосновение.
     Я вижу, как
     Тебе здесь одиноко,
     Глаза в огне
     Приятным удивлением.

     Я вижу мир
     Таинственности нежной
     И плен желаний
     Женского начала.
     Возможно, ты
     Питаешь и надежды,
     И одинокой быть
     Давно устала...

     Возможно, ты
     Сегодня позабудешь,
     Как я к тебе
     Тихонько прикасался.
     Но это чувство
     Там со мною будет,
     Твой привкус губ
     Во мне навек остался...

     Иван опустил голову, шершавым влажным язычком и губами охватил сосок груди, заметно затвердевший и возбужденный. Всасывающими мягкими движениями мужчина вызвал очередной стон экстаза из своей женщины и мужское возбуждение не заставило себя долго ждать. Рука нежно поплыла по животу к трусикам и скользнула под резинку, нащупав жёсткие волоски, в дебрях которых пульсировала увлажнившаяся пещерка женского сладострастия. Проникнув пальчиком внутрь и нащупав клитор, Иван начал тихонько прижимать и отпускать его, заходя все глубже и глубже, возбуждая и подводя к пику экстаза никогда не знавшую мужской ласки самую сокровенную интимную часть женского тела. Настя дышала все чаще и чаще, сердце билось все сильней и громче, грудь вздымалась от приятного нежного прикосновения мужской ладони к её ещё никем не исследованной и не раскрытой тайне.
     - Я хочу тебя... Я очень тебя хочууууу... - прошептала Настенька и Иван, тихонько стянув с неё трусики, лёг сверху.
     Женщина раздвинула колени, согнула их и руками начала поглаживать его руки, державшие тело мужчины над ней. Стараясь не причинить девственнице боли, Иван постепенно вводил член внутрь, понимая её опасение. Настенька в какое-то мгновение попыталась сжаться и сдвинуть колени, но поняв, что тело Ивана между ними и не даст этому случиться. Женщина только испытав секундную боль и чуть поцарапав ноготочками руки Ивана, вскрикнула и расслабилась. Мужчина постепенно задвигал торсом, поняв, что все самое больное и неприятное для Настеньки уже позади. Она обхватила его лицо руками и притянула к себе, что бы он всем телом лёг на нее. Жажда секса обуяла новоиспеченную женщину и она задвигалась в такт его движениям, желая помочь своему мужчине поскорее расслабиться и напоить её внутренности терпким соком любви и сладострастия. Ей очень хотелось почувствовать своим телом его полное удовлетворение и раскрепощение, а в себе почувствовать его горячее семяизвержение. Настя хотела видеть его лицо в момент экстаза и слышать его голос, что бы понять, так ли она хороша в сексе, как об этом пишут в книгах, так ли это приятно в жизни, как показывают в кино. Может ли "старая дева за тридцать" быть хорошей любовницей своему мужчине, лишившись девственности в столь позднем возрасте...

     Возбужденный крик женщины, получившей полное удовлетворение и расслабленный возглас мужчины наполнили спальню гостиничного номера. Сердца обоих пытались выскочить наружу от полученного удовольствия и исполненного желания. Иван, почти обессиленный, тихонько опустился всем вспотевшим телом на свою новоиспеченную любовницу:
     - Я тебя люблю, Настенька, - прошептал он ей тихонько на ушко, - ты молодец, девственница моя, просто молодец, - и в благодарность поцеловал в сочные раскрытые уста...
     - Спасибо тебе, Ванечка... Мне совсем не было больно... Спасибо... - И она нежно обхватив ладонями лицо мужчины, прильнула к нему разгоряченными влажными устами...

Продолжение здесь:http://proza.ru/2024/01/10/399