02. В каждой избушке свои погремушки

Анатолий Валевский
Вот давеча поведал я вам, как было дело с нашим домом в самом-то начале и как так вышло, что в нём простецкий люд поселился… хотя и не только. Хватает у нас тута всяких-разных… вот хоть бы и прохвессор из шешнадцатой квартиры – Никодим сказывал, умнейший человек! Голова! Только чуток рассеянный и легковерный – ну, ровно дитя малое! Смех – да и только, хотя, добрейшей души человек оказался. Он Василию детский тулупчик задарил, в котором я теперича щеголяю в морозы, когда зимой на крышу надобно сходить – проверить, чего там деется. Не, ну тулупчик-то он Василию не для одёжки задарил, ясно дело, а для подстилки. Только кошаку нашему это без надобности, поскольку Василий в холода любит на трубах отогреваться, а когда теплынь, так он больше в гамаке обвыкся нежиться. Ежели, по правде, то и я иной раз не против покачаться в этой плетёной гойдалке, особливо, когда забот нету.
Чердак наш, как я уже сказывал, отменный, не чета другим. Тут хоть на лисапеде катайся… кстати, мы с Василием, бывает, такие гонки на старом трёхколёснике устраиваем – только держись! Но об этом тоже как-нибудь в другой раз. А нынче поведаю вам про новых жильцов, что намедни заехали в наш дом и поселилися в квартире, ну прямо под нашим с Василием чердаком. По всему видать, что люди грамоте обучены, образованные – как нынче принято: цельными днями в своих кампутерах сидят, чего-то там клацают кнопочками – картинки всякие у них на этих приспособах мелькают, аж в глазах рябит. Чего? А… ну, приспособы – это такие штуковины плоские, они их, кажись, маниторами прозывают, я толком-то и не запомнил. Обчим, грамотные, хоть и молодые, да только бестолковые... дитя у них малое, можно сказать, без присмотру цельными днями. Не, они его, канешно же кормят, ну, и так, знамо дело, обхаживают – как же без того?! Только ж одной кормёжкой и прочей… этой… ну, гигиеной, жизня не ограничивается! А вот с ребёночком родителям некогда и посидеть, всё своей работой заняты! Опять же – не пойму я, чего это у них за работа такая – удалённая?! Как это может быть: ты здеся, а работа где-то тама? Как же она тама сама сделается?! Ну да не маво ума дело! Только нам с Василием покою не стало, как новые жильцы заехали. Они-то усядутся возле своих кампутеров, наденут на ухи такие штуковины с проводками и ничего не слышат. А дитё всё плачет, да так жалостливо, что нам с Василием невмоготу становится… вот и стали мы потихоньку развлекать мальца, пока родители не видят… ну, это уж потом, позжее.
Кстати, малец-то девчонкой оказался – это я уж потом сообразил, когда пришлось однажды менять… ну, эти… панперсы, кажись. Вот ведь, понапридумывали словесов всяких новых – и не упомнишь все!
Обчим, дитя плачет, а родители и не слышут ничего, ну, ровно глухие. Пришлося нам с Василием циатиму проявить. Мне-то проще – стену али потолок раздвинул, да и прошёл себе невидимкой, а коту несподручно. Это я-то умею, а Василий никак. Оно и понятно – коты ведь к человечьему миру прописаны, а мы – как раз наоборот. Чегось?.. А, так стенку раздвинуть-то проще простого. Она только кажется такой цельной и твёрдой, а на самом деле из таких малюсеньких… манекул, что-ли, состоит. Они суетятся-мельтешат беспрестанно, аж в глазах рябит. Так-то их простым глазом и не узришь, а вот ежели глянуть под хитрым углом, то можно. Ну, и подход, знамо дело, к ним нужон особый – если правильно попросишь, то они расступаются и проход открывают. Но не всем, а тем, кто слово заветное знает… не, открыть это слово вам не могу и не просите, потому как зась!
Ну, обчим, пока родители тама в свои кампутеры зенки пялили, я стену потихоньку так раздвинул и в спаленку пробрался, да не уследил, как Васька за мною вслед прошмыгнул. Заметил только, когда он возле кроватки отираться стал да мурчать. А делать-то нечего – стена ж опять закрылася. Теперича с манекулами заново договариваться надо, да только дело это не быстрое, а тут дитё плачет…
Я быстрёхонько глянул в соседню комнатёнку – родители и ухом не ведут. Да и как им это сделать, ежели у них на ухах штуковины такие сидят, что ничего не услышишь?! А дитёнок плачет, аж заходится…
Знамо дело, я не сегодняшний – видел уже не раз, что мамаши в таких случаях делают… не, я не насчёт кормёжки! Забрался на кроватку, ну и распаковал мальца. Глядь – а это девчонка… ну, делать-то нечего, как говорится: взялся за гуж, не говори, что не дюж! Дело-то обычное – панперс поменять надобно было. Делов-то… я сухой взял, запаковал в него малышку – она враз и затихла. Заулыбалася, агукать начала… Тут Василий от любопытства на кроватку запрыгнул, а малая, как его завидела, так ручонкой в шерсть вцепилася и давай смеяться от счастья. Видать, понравился он ей.
Только слышу – чего-то не то… в другой комнатушке клацанье по кнопочкам прекратилося и раздалися звуки приближающихся шагов. Ну, я, хоть и невидимый для взрослых, всё ж на всякий случай спрыгнул и под кроватку спрятался. А Василий-то так и остался – ручонки у малышки, вишь, цепкие оказалися. Она так в шёрстку кошачью вцепилася, что и не оторвать.
Тут родители вбежали, да и застыли, рты разинувши.
- Откуда здесь кот взялся?! – первым опомнился папаша.
А мамаша подскочила и Василия сбросила на пол – у малышки в ручонке только клок рыжей шерсти остался. Другой кот, может быть, от такого обращения возмутился, а Василий сообразительный – быстро к входным дверям шмыгнул и тама в комочек скукожился.
- Наверное, когда мы с прогулки возвращались, он под ногами прошмыгнул, - неуверенно предположила хозяйка квартиры. – Откуда ж ещё ему взяться в закрытой квартире?!
- Логично… - с сомнением пробормотал хозяин. – Хотя… как же мы его не заметили?
А Василий мой – молодчина, сообразительный: жалобно так мяукнул, мол, я тута совершенно случайно, отпустите, пожалуйста, я больше не буду! И глазищи такие умоляющие, хотя в глубине хитрющие искорки посвёркивают.
- Выпусти кота, пока он тут нам не напачкал, - сказала хозяйка, а сама так и впилася взглядом в этот… ну, в панперс спользованый. Я ж про него забыл и не успел спрятать.
Хозяин вышел в колидор и входну дверь приотворил. Василий – шмыг, и нету его! А я ж под кроватю сидю – ладно хоть невидимкой.
Хозяка панперс, в руках вертит и так задумчиво спрашивает:
- Ты этот памперс Маше давно менял?
- Последние часа два я вообще из-за стола не поднимался. Это ж ты ей, наверное, сама поменяла и забыла на кровати.
- Так это больше часа назад было! Странно…
- И что в этом странного?
- Памперс тёплый, словно всего пару минут назад поменяли…
- И ничего странного, просто хорошо тепло сохраняет. Ты от памперса избавься и, пока Машка не скандалит, возвращайся к проекту – нам его через неделю сдавать нужно…
Обчим, родители опять к своим канпутерам прилепилися – ровно в беспамятство впали. А я - снова к малышке. Она меня как завидела, таким счастливым смехом залилася, словно колокольчик серебряный. Узнала, стало быть!
Только на энтом всё не завершилося. Родители-то девчушкины работу свою закончили, да за другую взялися, а Машуня снова одна. Жалко ж дитятку. Вот мы с Василием думали-гадали, как бы малышку развлечь так, чтоб самим на глаза взрослым случаем не попасться… и придумали!
Никодим-то наш рукодельник известный на всю округу! За что не возьмётся – всё у него получается. Вот я к нему с прошеньицем и подкатил:
- Сделай, Никодимушка, таку погремушку, чтоб песни весёлы да ласковы пела и сказки сказывала, токмо чтоб окромя детишек малых никто их не слышал.
Никодим поначалу поупирался для порядку, а потом, как я разъяснил для чего, так он и согласился. А ежели наш домовой за чего берётся, так уж смастерит так, что все обзавидуются! Обчим, погремушка вышла така славная, что хоть сам забавляйся: рукоятка удобная, с выемками под маленькие пальчики, а сверху кольцо, да не простое, а чудесное. Внутри него три шара хрустальных, а внутри них ишо три в кажном, а в тех ишо… и так нескончаемо, а на чём держатся и не видно И вот что чуднО: все они друг вокруг дружки вьются, да не бьются и тихонечко так хрустальными колокольчиками музыку играют – заслушаться можно. Ежели правой рукой потрясти, так погремушка песенки поёт, а ежели левой, то сказки сказывает, ну а коль просто покласть, она колыбельну заводит, да таку сладку, аж глаза сами слипаются. И при всём при том, никто, окромя дитя, ничего не услышит, хоть бы и рядом стоять будет! Потом, когда уж Никодим закончил, Кика тоже чуток поворожила над игрушкой – какие-то там свои секретны чары навела, и стала погремушка невидимой и на ощупь не ощутима. Это, я так понимаю, Кика с манекулами как-то договорилася, чтоб взрослые и детишки постарше погремушку случайно не увидели и не ощутили, а только малыши, кои говорить ещё не умеют… ну, и я, знамо дело, с Василием. Ему-то можно, потому как не проболтается.
Когда уж всё было сделано, я погремушку Машуне отнёс. Ух, как она возрадовалася – аж глазёнки заблестели.
С тех пор у нас тишина и покой. Малышка счастливая, почти никогда не плачет, всё с чудесной погремушкой возится. А родители её теперича панперсы сразу меняют, как только надобность станет. Я-то долго время понять не мог, как они угадывают, только потом Кика призналася: она сделала так, что, когда пора панперс менять, погремушка родителям такой звук особый подаёт, который ухом и не слышно, а будто изнутря беспокоит. Вот ведь смышлёная какая!
Ну, стало быть, на сегодня всё – мне уж пора обход крыши делать. Да и с Василием за компанию луной полюбоваться – она сегодня, вона какая огроменная и белая, что твоя сметана! Бывайте! А ежели чего - заходите, пообчаемся.