Данко ест меня изнутри. Как будто кто-то нашёптывает: "давай, давай, вырви своё сердце, чтобы осветить людям путь". Я сопротивляюсь, но он уже в моей правой руке, и мои пальцы уже сами собой раздвигают кожу, чтобы нырнуть за пазуху и выдернуть наружу похожий на зародыша сгусток мышечных клеток. Шевелится. Но не светит! Кто придумал эту муть?..
Жизнь возможна лишь в том случае, когда существуют процессы. Конечно, можно допустить мысль, что после того, как тела уйдут, от нас с тобой останется информация, накопленная за время существования, но... Мне иногда кажется, что это лишь отражение, задержавшееся чуть дольше положенного. Так иногда бывает, когда мчишься мимо зеркальных витрин. Ты уже пробежал, а оно всё ещё там, в полупрозрачном стекле. Бессильное и слегка растерянное; спешащее вдогонку; неспособное существовать без хозяина. Как Данко без сердца, или наоборот, как сердце без Данко. Биохимия определяет жизнь, - возможность дотрагиваться губами и пальцами. Поэтому я так тороплюсь, так спешу быть здесь и сейчас.
Данко был одинок на своём пути. Он провёл за собой толпу несколько десятков, а то и сотен шагов. Выдерживая это движение усилием ускользающей воли или ещё бог весть какими другими силами. Перед глазами полыхало и, к счастью, он не успел осознать, что сердце - ничем не примечательный ком. Что люди идут поглядеть на его смерть, а не на свет якобы освещающий путь. Стоило мне понять это, как я перестала противиться его воле. И зашагала вперёд, вытянув над головой руку с похожим на зародыша сгустком. Данко никогда не узнает, что в нашем добровольном самопожертвовании не было смысла…
1998 г.