Это не придуманная история, о человеке, опытном егере и охотнике, профессионале своего дела. В конце шестидесятых, начале семидесятых годов, прошлого века, мы приезжали к нему в уральскую тайгу на охоту, на время своего короткого отпуска, побродить по осеннему лесу Сентябрь наилучшая пора, прожить неделю-полторы, в его таежном хозяйстве, это было всегда незабываемо интересно. Встречал он нас с удовольствием и хорошим настроением, проводником был опытным, знал каждый куст и тропинку. Взамен, за свои услуги никакой платы не брал, да и не принято это было в те времена. Иногда просил привезти дымный порох, пару пачек, бездымным не пользовался принципиально, не доверял ему. Патроны, снаряжал сам, пули, и дробь картечь отливал из свинца в специальных формах. По вечерам у костра, рассказывал свои замечательные истории. Слушать его было интересно, далеко за полночь, расходились ко сну. Звали его Николай Куприянович, но все его знакомые, обращались к нему просто Куприяныч, он не обижался. На вид ему было около шестидесяти лет, но на самом деле эта дата была давно позади. Сам он не считал свои года, был высок ростом, крепкий жилистый старик, с несколько вытянутыми руками. Промышлял охотой и следил за порядком на вверенном ему лесном участке, охотники его уважали, браконьеры же обходили его угодья стороной, знали его принципиальный и твердый характер, почти все время он проводил в тайге, иногда приходил в поселок, чтобы пополнить охотничьи и продовольственные запасы. Жизнь в лесу не была для него в тягость, скучать было некогда, был у него верный друг, белая с рыжими подпалами сибирская лайка, по кличке Белка, а при ней ее полугодовалый щенок, оставшийся один от всего помета. Когда настало время щенится, Белка ушла подальше от дома, на берег реки, под огромным корневищем старого упавшего дерева, вырыла нору и устроила логово. Несколько дней Куприяныч не мог проследить за ней, где она прячет свое потомство. Уж очень ловко она ускользала, после очередного кормления. Поесть она приходила всегда в одно и тоже время, хоть часы сверяй. Но все равно, старого охотника не обманешь. Выследил ее Куприяныч, но сколько ни звал, ни уговаривал, она и носа из норы не показывала. Пытался Куприяныч рукой дотянуться до щенков, но все усилия его были напрасны. Когда же он уходил, Белка вытаскивала щенков на проталину, а сама еще больше углубляла свою нору. Куприяныч возвращался с лакомством и вновь уговаривал Белку выйти, при этом говоря: «Что же ты делаешь, смотри какое место выбрала, а как лед тронется, да вода хлынет?» Однажды ночью он проснулся от сильного трескучего шума. Сообразив в чем дело, быстро натянул свои длинные охотничьи сапоги, едва накинул старенький тулуп, поспешил к берегу реки. Обычно, это было радостное событие в его жизни. Приход весны в тайге всегда событие важное и ожидаемое, приятно наблюдать как просыпается, оживает природа. В эти моменты он мог долго смотреть на то, как на реке раскалываются гигантские льдины и какой-то неведомой силой их подбрасывает, громоздит друг на дружку, и вся эта масса несется вниз, ломая все на своем пути, увлекая за собой в холодную темную пучину. Но сейчас Куприянычу было не до чего, он спешил на берег реки, спасти Белку. Не добежав и десяти метров, до того места, где должна быть Белка, он остановился. Весь берег был скрыт под водой, лишь кое-где торчали макушки прибрежной ивы. «Эх, что же ты наделала, Белка-Белуха» - произнес Куприяныч. Он еще долго стоял, вглядываясь в темную мутную воду, пытаясь определить то место, где должно быть гнездо Белки.
Очнувшись, словно от толчка, Куприяныч посмотрел вниз, вода ползла все выше на берег, виски нервно пульсировали, ноги по щиколотку уже были в воде, силы покидали его, медленно повернувшись, какое-то мгновение еще постояв, тихо поплелся к своей избушке. Проходя мимо старой покосившейся бани, которая давно уже не использовалась по своему назначению, услышал писк и какую-то возню. Быстрыми шагами Куприяныч вошел в баню. Перед ним в полумраке стояла Белка, виновато махая хвостом. Она была вся мокрая и дрожала от холода, в ногах у нее лежал маленький белый комочек, она его как бы прикрывала своим телом, в то же время, показывая хозяину, вот. мол, я не одна. Так был спасен единственный щенок, отсюда и кличка ему была дана Везучий.
Белка больше не пряталась, целыми днями она лежала на пригревающем солнце и следила за тем, как Везучий пытался схватить обнаглевшего воробья за то, что тот постоянно клевал из его миски.
Лето, как-всегда пролетело быстро. На Урале в третьей декаде августа температура воздуха доходит до минусовых показателей, о приближении осени напоминают ночные заморозки, Старые Уральские горы, покрытые лесами, теряют свою привлекательность, сбрасывая листву.
Все дни Куприяныч готовился к охотничьему сезону: проверял исправность капканов, изготавливал петли на зайца, ловушки капканы на пушного зверя, даже лыжи новые смастерил, хотя и казались они ему несколько массивнее прежних. Но он не унывал, настроение было хорошее, ведь впереди был длинный охотничий сезон, а пока он выходил в лес на боровую дичь. Глупые рябчики всем семейством усаживались на ветки рябины и покачиваясь на них, склевывали ягоды. Куприяныч на них не обращал внимания, ему нравилась более крупная дичь, глухаря можно было слышать из далека, как он цокает своим мощным клювом, обьедая пожухшие иголки лиственницы. За ним неизменно следовала Белка и, конечно же Везучий, хоть и мал он был для охоты, но не оставишь же его одного. Так и бежал вприпрыжку, пытаясь не отставать от Белки, Везучий был крепкий щенок. «Вот вырастет, думал Куприяныч, натаскаю его на крупного зверя, а пока пусть за мамкой побегает».
Бывало, Куприянычу занеможется, годы все-таки свое берут, Белка же вся извертится, так ей хотелось в лес, силен в ней был инстинкт охотника, при первой же возможности убегала, охотилась на птицу, мелкого зверя, да и зайцем не брезговала, хоть и попадало ей за это, «Зайцы, это не твой профиль», - журил ее старый охотник,- «Не отвлекайся на них, они тебе всю охоту испортят, пусть за ними гончие бегают, а у нас с тобой задачи поинтереснее». Вот и в очередной раз ушла Белка в лес, не было ее уже четыре дня, Куприяныч не находил себе места, волнительно было на душе. Снег уже во всю ложился, ночи были холодные, того и гляди серьезные морозы начнутся. Где же ее носит окаянную? Под утро пятого дня появилась, вернее сказать, приползла. Правый бок ее был разодран и кровоточил: «С кем ты на этот раз выясняла отношения?» - внимательно осмотрев рану, принялся Куприяныч за ее лечение. Раны от когтей были настолько глубоки, что местами были видны оголенные ребра. «Да, девка, смела ты у меня, да только зверь этот тебе не по силам, в одиночку на него не ходят». Ну, а то, что это был сам хозяин тайги, сомнений не было. Скорей бы что ли зима, да снегу побольше, а как не заляжет этот бродяга в берлогу, вот хлопот то будет. Обработав рану и перевязав ее туго бинтами, положил ее Куприяныч по ближе к печке, к теплу: «Выздоравливай Белка, мы с тобой еще поохотимся». Непоседа Везучий не давал ей спокойно лежать. Все пытался играть с ней. Она только трясла головой да пыталась его лапой зацепить, видно совсем обессилила. Но, когда уж особенно надоедал, выгонял его Куприяныч на мороз. «Иди дружок, охладись, тебе это полезно, прыти-то поубавится».
Так прошли три недели, Белка выздоравливала, она вставала, вяло ходила по избе и вновь забивалась в угол, подолгу зализывая заживающие раны.
Однажды ночью забеспокоились собаки, шерсть у Белки встала дыбом, зубы оскалила, все рвалась на двор, приплясывая у двери: «Э, нет, посиди дома, рано тебе еще, и ты, пострел, успокойся», - ласково сказал он Везучему. Не спокойно, тревожно стало на душе Куприяныча, натянул он на ноги теплые валенки, накинул старый полушубок, и вышел во двор. Стояла тихая ноябрьская ночь, небо было звездное. Лишь легкий ветерок нарушал покой этой ночи, шелестя сухими промороженными ветками на деревьях, да гоняя старый высохший мох на чердаке. Постояв еще немного, шумно вдохнув морозный воздух, Куприяныч ворча вернулся в свое жилище: «И все же снегу маловато, плохо это». Кряхтя и ворча себе что-то в нос, забрался на печь, укрылся старым ватным одеялом да так и заснул. Белка ночью вела себя не спокойно, несколько раз она подходила к дверям, громко рычала, шумно втягивая воздух, раздувшимися ноздрями, но быстро успокаивалась и уходила на свое место. Утром, выпустив собак на прогулку, хотел было поставить на раскаленную плиту печки, чайник, как услышал доносившийся до него. Злобный лай Белки, «Вот незадача, ночью спать не давали, и сейчас с утра уже брешут». Выйдя из дома, Куприяныч нашел собак у заброшенной бани. На снегу виднелись свежие отчетливые следы медведя. «Пришел-таки бродяга, гость не званный».
Быстро вернувшись в дом, сняв с гвоздя ружье, на ходу заряжая поспешил обратно. Собаки несколько успокоились и даже осмелели, увидев хозяина. Осторожно подойдя к бане, Куприяныч заглянул в дверной проем. Ну конечно же, там было пусто, но похозяйничал зверь на славу, все перевернул. Все Белкины припасы сожрал, потом почесавшись об торец дверного проема и оставив на нем клок своей шерсти, удалился восвояси. Не даст он нам теперь покоя, всю зиму бродяжить будет. Зимний медведь шатун-страшный и очень опасный зверь! Начало декабря еще не голод, дальше будет сложнее, а как в поселок забредет, много беды наделает.
И вот поползли первые слухи, а видел его конюх Иван на лесной яме, куда два раза в неделю он вывозил с местной скотобойни потроха. Для лесного зверья это был хороший прикорм, лисы, куницы, вороны там просто пировали. Вот там то, он его и видел. Рассказывал он это так: «Не доехав метров пятьсот до ямы, Конь встал как вкопанный, захрапел натянул поводья, стал поворачивать обратно, совершенно стал не управляем.» Обернувшись назад, Иван увидел удаляющуюся в лес огромную черную спину медведя, сомнений не было это был он. Но Ивану никто не верил, так-как он часто был под градусом, а в таком состоянии, что только не привидится. При этом заявил, что отказывается от этой работы, пока не прояснится ситуация. Тем не менее голод заставлял зверя быть рядом с поселком, так и кружил, вокруг да около. В соседнем селе на окраине, собаку прямо со двора с цепи утащил, ждать было нечего: «Этот уже в берлогу не ляжет, говорил Куприяныч, «надо его отстреливать». Сходив на скотобойню, забрав там потроха, скопившиеся за неделю, достал приготовленные капканы, внимательно оглядел еще раз все свои снасти. Ничто, казалось, не ускользнуло от опытного взгляда охотника. «Славная привада будет», - подумал Куприяныч, Закрыв собак на щеколду в зимовье, приказав им сидеть тихо и ждать, надел на спину тяжелый рюкзак, взяв в руки ружье, неспеша с частыми остановками, пошел в лес. Подойдя к яме, он ничего не обнаружил, что выдавало бы присутствие зверя: ни следов, ни рытого снега. Казалось, зверь что-то почувствовал и затаился. Но внутреннее чувство все же подсказывало, что он обязательно придет. Вывалив потроха в яму, расставив и тщательно замаскировав капканы, сбросив с небольшого пня снег, присел отдохнуть. Достал из кармана кисет с табаком, стал медленно скручивать цигарку-самокрутку. Курил он редко, все пытался расстаться с вредной привычкой, да и табак не всегда имел. Но в такие минуты он все же выкуривал одну две цигарки. За этим занятием он мог подолгу сидеть, размышляя о предстоящих делах, но сегодня, сидеть было некогда. Докурив, Куприяныч посмотрел на небо: оно было серое, не приветливое. Вероятно, к ночи снег повалит, и словно подтверждая его мысли, несколько пушистых снежинок упали ему на руки. Медленно встав, еще раз оглядев проделанную работу, с удовлетворением потерев ладони, как бы, о чем-то размышляя, стал собирать вещи. По дороге домой его беспокоила одна мысль о том, что один капкан был все-таки слабоват. Старая пружина плохо срабатывала, «Эх, не надо было его ставить, все дело можно испортить». Но в тоже время его успокаивало то, что попадись зверь в один капкан, обязательно попадет и во второй. Этой хитрости он был научен еще в молодости охотниками, опытными звероловами, капканы устанавливаются в шахматном порядке. Размышляя обо всем этом, не заметил Куприяныч как подошел к своему жилищу.
Везучий весело приветствовал хозяина своим звонким лаем, и все пытался лизнуть его в руку. «Отстань неугомонный,» не зло бранился он, стягивая промокшие валенки. Белка лежала на своем месте, не подавая никаких признаков своего присутствия. Все, поняв, Куприяныч подошел к Белке, присев возле нее на корточки, потрепав ее по загривку, сказал: «Зря обижаешься, Белка, вот справимся с этим делом, так сразу же пойдем с тобой тетеревов с лунок подымать, глядишь и куницу изловим, а пока не серчай на меня, так надо».
Белка делала вид, будто еще сердита на хозяина. На самом же деле она все уже забыла. И скажи он ей сейчас, как бывало: «А, ну, Белка, собирайся!» - и понеслась бы она за ним в лес в любую погоду, накручивая круги между деревьями, А, пока вот приходится лежать в душной избе и наблюдать за тем, как Везучий неутомимо гоняет с шумом старую обглоданную и отшлифованную добела кость.
Куприяныч подошел к окну. Снег валил крупными хлопьями, быстро темнело. «Рановато что-то», - подумал он. На часах было всего лишь шестнадцать. Через десять минут совсем потемнело, снег повалил с такой силой, что в трех шагах ничего нельзя было разглядеть. «Так к утру столько навалит, из избы не выйдешь». Быстро растопив печь, и придвинув табурет ближе к огню, усевшись поудобнее, погрузился в сладкую дрему. Слышно было только, как потрескивали в печи сухие еловые поленья да ровное сопение Белки. Даже непоседа Везучий угомонился, свернувшись клубком возле хозяина. Сколько так просидел, он не знал. Только был уже глубокий вечер, когда Куприяныч открыл глаза, в печи не было ни огонька, в избе было темно и прохладно. Пошарив рукой возле поддувала, Куприяныч зажег спичку, положив несколько сухих поленьев в топку, сунув под них клочок старой газеты. Огонь быстро охватил дрова, ярко освещая незамысловатое жилище старого охотника. Подойдя к столу, попытался зажечь масляную лампу. Она долго не разгоралась, только усиленно коптила и фыркала. Подлив масла, удалось наконец-то зажечь фитиль. Огонь весело прыгал и приплясывал, пытаясь оторваться от лампы, но ему это не удавалось. За окном все так же валил снег. «Вот и славно, буду сидеть в избе и перечитывать старые пожелтевшие от времени газеты», - Никакой корреспонденции он не получал. На почту заходил только по случаю прихода в поселок, а делал он это редко, все некогда было. Вот и теперь, выбраться сможет не ранее середины зимы. Только на третий день разбушевавшаяся непогода начала успокаиваться, а к вечеру и совсем стало тихо. Снег прекратился, небо просветлело и к ночи высыпали звезды.
Спал Куприяныч плохо, часто просыпался, смотрел на часы, но они будто остановились. Утром, наскоро перекусив, стал собираться, осмотрел еще раз ружье, проверил патроны, все было в порядке, положив в рюкзак несколько сухарей и спички, присел на дорожку. Только сейчас он заметил, как волнуются обе собаки. Везучий сидел на против него и нетерпеливо поскуливал, ударяя хвостом по дощатому полу. Белка лежала у дверей, всем своим видом давая понять, что сегодня он без нее не уйдет. «Это что, бунт?» - весело спросил Куприяныч, - «нет уж, друзья, сегодня еще посидите в доме, чует мое сердце, что приходил он этой ночью». И положив собакам побольше корма стал собираться. Одевшись подойдя к выходу, остановился, посмотрел на собак: Везучий усердно хлопотал возле своей миски, Белка продолжала лежать в своем углу, не спуская своего независимого взгляда с хозяина. «Белка! Сегодня точно крайний раз иду один». Будто все поняв и решив подчиниться, Белка медленно поднялась, потянулась и тихо, недовольно рыча, вновь улеглась, «Ну вот, так-то оно лучше будет», - выходя из избы, проговорил Куприяныч, плотно прикрыв дверь, как всегда, закрыв на щеколду, не торопясь пошел в лес, в сторону ямы.
Стояло морозное зимнее утро. Несколько раз он останавливался, внимательно прислушивался. Невдалеке усердно стучал дятел, да от мороза потрескивали деревья. Вдруг в лесу в том месте куда он шел, наперебой закричали сороки. Сняв ружье с плеча, Куприяныч ускорил шаг. Не доходя до ямы, остановился, внимательно огляделся. Все было спокойно, только сороки еще громче кричать стали. На развороченном снегу виднелись темные пятна крови, из перевернутого капкана торчал клок бурой окровавленной шерсти и два оторванных когтя, «Так и знал, что этот капкан не удержит», - с досадой вырвалось у него. Следы уходили в лес глубокой бороздой, местами оставляя за собой кровавые пятна.
Второй капкан с огромной колодой был у него на задней лапе. Она-то и бороздила снег как якорь, цепляясь за кусты и деревья. С таким грузом далеко не уйдет. Встав на одно колено, опершись рукой на ружье, Куприяныч продолжал изучать следы. Услышав за спиной тяжелое дыхание, резко обернулся; перед ним стояла Белка. Морда ее была в крови. «Стой, Белка, стой на месте!». Белка села и стала наблюдать за хозяином. Взяв в руки длинную палку, Куприяныч захлопнул все оставшиеся на взводе капканы. Повернулся к Белке, она сидела на том же месте. Голова ее была повернута в сторону уходящего медвежьего следа, она тяжело дышала, шумно со свистом втягивая воздух. «Ну, Белка, не перестаю тебе удивляться, ты как всегда вовремя, смотри как дело повернулось, ушел зверь, к тому же раненый, с капканом и колодой на лапе». Склонившись над Белкой, Куприяныч внимательно осмотрел ее морду. Черный нос был в мелких порезах, несколько стекляшек блестели на солнце, аккуратно вытащив их, промокнув варежкой капли крови, приложил к ее носу снег, «Вот те на, да ты никак окно высадила? Да бог с ним с окном, теперь у нас с тобой одна задача: зверя не упустить». Будто все поняв, Белка сорвалась с места и быстро понеслась по следу, Куприяныч едва успевал за ней. Ее лай как гром катился по утреннему лесу, он то затихал, то вновь усиливался. Куприяныч остановился передохнуть. Далеко, однако, ушел зверюга. Белку едва слышно было. Смахнув со лба пот, пошел дальше. По следу было понятно, что зверь устал, он часто останавливался, подолгу сидел, это было видно по глубоким вмятинам на снегу. Вдруг совсем близко раздался громовой лай Белки, широко расставив лапы, чуть подавшись в перед, она всем своим видом показывала на огромный корень упавшего дерева. «Ну, вот и все, гонка окончена». - Тихо сказал Куприяныч присев на пень, подозвал к себе Белку, «Потерпи родная, потерпи, здесь он сидит и никуда уже не уйдет.» Не спуская глаз с медвежьей засады, поискал в кармане мешочек с табаком, найдя лишь несколько табачных крошек, положил их под язык, ощутив острую горечь шумно сплюнул. Неспеша поднялся снял полушубок, заложил за пояс штык нож, когда-то подаренный ему заезжим охотником, взял в руки ружье, скомандовал Белке: «Вперед!».
Казалось, что сам лес застонал, наполнившись лаем Белки и злобным рычанием раненого зверя. Куприяныч вышел на удобную позицию для выстрела. Заветренные губы его сжались, в голове пульсировало, напряжение было запредельным: «Господи, не позволь мне промахнуться!»
Только сейчас он увидел, каким крупным был медведь: за всю свою охотничью практику, таких не встречал. Белка металась вокруг него, пытаясь ухватить за ягодицы, при этом ловко уворачиваясь от медвежьих ударов. Капкан с тяжелой колодой на стальном тросике, сковывал движения зверя. Вскинув ружье, Куприяныч стал прицеливаться. От напряжения и ветра, глаза начинали слезится. Медведь резко подался вперед, набросившись на Белку, но ей и на этот раз удалось выскользнуть из его лап. Прогремел выстрел, на мгновенье медведь замер, второй выстрел повалил зверя на снег, лес огласился страшным ревом. Лишь секунду он лежал на снегу, как вскочил, и в страшной ярости бросился в сторону Куприяныча. Дорогу ему преградила Белка, мощный удар лапы отбросил ее назад. Несколько секунд хватило, чтобы перезарядить ружье, собрав последние силы, пошатываясь, Белка вновь бросилась на разьяренного медведя. Два мощных удара обрушились на нее, отбросив в сторону. Но именно этой незначительной паузы хватило, чтобы прицелиться и выстрелить. Смертельно раненый зверь лежал на снегу, замерев в злобном оскале. Сердце охотника бешено колотилось, прислонив ружье к дереву, Куприяныч подошел к Белке, из открытой пасти ее толчками с хрипом вытекала кровь. Передние лапы, были перебиты. Сжалось сердце старого охотника. осторожно взяв Белку на руки, он пошел в сторону поселка, не обращая внимания на текущие по щекам слезы.