Серёга по кличке «Бонифаций» был сказочно богат. Вчера с самого утра до темна, колол дрова старухе Никулихе, и получил за это нелёгкое занятие аж сто двадцать целковых. А сегодня с рассвета, по договорённости с куркулём Ермолаевым, чистил у того коровник и умудрился отхватить синий билет в пятьдесят рублей. Изначально договаривались на сто, но жмот Ермолаев сказал, что денег нет и остаток возместил двумя пузырями палёной водки. После таких напрягов душе необходим был праздник, и «Бонифаций» собирался его устроить. Не так уж и много было у Серёги праздников по жизни. При пьющем по-чёрному отце, рос он в бедноте. Килограмм пряников на Новый год, купленный матерью в ущерб семейному бюджету, считался непозволительной роскошью. Бывало, что за пряники мать огребала по полной программе, отец в пьяном угаре охаживал её утюгом по голове, приговаривая: «Вот, ****и, расшиковались. Тут на водку не хватает, а они пряники лопают, убью».
Учился Серёга через пень колоду, и школа не знала, как от него избавиться. Потом в жизни случился надлом, и Серёга подсел за хулиганку; по пьяной лавочке выбил окна в доме знакомой девушки, не пожелавшей с ним встречаться. Вышел, работы не нашёл и стал втихаря подворовывать, да так неудачно, что пробыл на свободе месяца два, не более. И понеслось: выходил, садился, выходил, садился, и так четыре раза. В свои тридцать шесть выглядел он на все шестьдесят и в милицейской картотеке, напротив его
фамилии стояло почитаемое в блатном мире - «рецидивист».
Когда он освободился в очередной раз и миновал железные ворота КПП колонии, со справкой об освобождении в кармане, вовсю жарил июль. И его некому было встречать. Мать окончательно была добита отцом, а сам родитель загнулся от цирроза печени.
«Бонифаций» добрался до мест своего детства, встал в районе на учёт, и, соорудив себе в лесу шалаш, поселился в нём. Питался грибами-ягодами и кукурузой с соседнего поля. Когда ягоды, а за ними и грибы, сошли на нет, а кукурузу скосили на силос, Серёге надоело партизанить, и он вышел в свет. Он ходил по округе и просил у селян дать ему какую-либо работу. Сначала к нему присматривались, но осознав, что он больше не собирается промышлять старым, стали привлекать к дворовым работам; кому дров наколоть, кому воды натаскать. Не всегда отыскивались для него дела, но сердобольные люди находили возможность дать ему проявить себя, и закалымить десяточку другую на хлеб. Многие, просто так, по доброте душевной, подкармливали его горячими щами и отварной картошкой. Случалось, давали с собой.
Конечно, все заработанные деньги, спускал Серёга у спекулянта Ермолаева, приторговывающего паленкой.
Как-то с полмесяца назад познакомился «Бонифаций» с такой же бродяжкой, как и он сам. Кликали ту Мочалкой, но мать нарекла Ленкой. Она пришла откуда-то с севера и нашла себе пристанище в стогу прошлогодней соломы. Между ними с первого часа общения, после совместно распитого на двоих стакана разбавленного «технаря», пролетела целая стая Амуров. Сострадавшийся за годы вынужденного простоя по женскому обществу и ласке, Серёга, в попытке выполнить свой мужской долг, потерпел полное фиаско. Ленке было всё равно, она в период разгула бурной похоти партнёра, пребывала в полной отключке. Как истинный кавалер «Бонифаций», всегда, когда это было возможно, подсовывал своей подруге лучшие куски. Она отвечала ему взаимностью; расчёсывала свалявшиеся волосы редкозубым гребешком, и стеснительно с чувством благодарности жалась к его плечу.
И вот сегодня Серёга, нежданным образом разбогател. Он гоголем зашёл в деревенский магазин, гордо неся всклокоченную голову. Долго топтался у прилавка, выбирая. Взял две банки килек в томатном соусе, банку солянки и буханку «черняги». С бухлом долго не маялся, отоварился парой бутылок «777»-го. Широко расплатился.
- Гуляешь, Серёга? - спросила удивлённая продавщица.
- А хрен ли нам, кабанам, один раз живём.
Выйдя на крыльцо, он обнаружил недостаток в папиросах. Вернулся и докупил две пачки «Беломора». Затем прикинул что-то в уме, и собрав последние копейки, приобрёл огромной оранжево-золотистый апельсин.
С огромным пакетом разнообразной снеди притащился он к Ленке в стог. - Лен, - застенчиво произнёс он - Ты знаешь, чего я пришёл-то?
- Не, а чо? - заинтересовалась Ленка.
- Я ведь свататься пришёл - хихикнул он смущённо.
- Чего, чего? - недоверчиво из-под бровей глянула Ленка - Жених какой выискался. А где рубашка белая, а где галстук?
- Лен, ну, нет, серьёзно - такой мужик здоровый, а надо же, стесняется - Лен, ну, в самом деле. Вот ты одна, я тоже. Давай вместе тянуть. Так же легче. А может, глядишь, и жизнь-то по-другому повернётся.
- А чо? - размечталась Ленка - Уедем в город, я устроюсь на фабрику, я же когда- то прядилкой работала, документы у меня есть. Дадут общагу. А тут и ты, молодой муж - Ленка прыснула от смеха -, а тут и ты, куда-нибудь в котельную кочегаром. Я ещё не старая, я тебе рожу. Из общаги тогда нас никто не выпрет. Вот и заживём как Шерочка с Машерочкой.
Ленка, что свойственно любой, даже самой опустившейся женщине, была чрезвычайно прагматична.
-Ну, так, чего? Я не пойму никак, ты согласна, что ли?
- А чо не согласна-то, согласна, конечно. А чего это, ты жених, в пакете-то приволок, уж не свадьбу ли играть будем.
- А хоть бы и так. - «Бонифаций» не без гордости выложил содержимое — Вот килечки, мои любимые. Соляночка опять же, уж стол так стол. Вот водка, Ермолаев расщедрился. Вот портвешок для десерта. Ну а это, тебе - он протянул Ленке апельсин и робко опустил голову.
- Ой, Серега, какой же ты, классный. Я так давно не ела такой вкусняшки. - и она благодарно чмокнула его в небритую щёку.
- Лен, я вот тут чего подумал, сентябрь уж кончается, зима скоро, надо куда-то определяться. А то помёрзнем как собаки. - У меня в Мурманске сестра, да она нас боюсь не примет. Мы с ней в последний раз так разлаялись, что она меня с ментами выперла. Нет, обратно не пустит. Нам бы только зиму перекантоваться - Серёга озадаченно почесал затылок - только бы да апреля.
Серега перетасовал до этой встречи уже множество вариантов совместного проживания с Ленкой. То, что она согласиться, он ни на грамм не сомневался.
- У меня мысля, одна завелась - продолжал он - есть тут недалеко, километров пять примерно, сады городские. Там эти, из города, летом огурцы ростят. Сейчас уж, поди, все поразъехались. Если аккуратно, втихую, заселиться в какую-нибудь домушку, можно до зимы-то и перетерпеть. Я там бочки видел железные под воду, соорудим печку.
- Дров там видимо - невидимо. Живи, не хочу. Ты как?
- Я-то всегда «за». Да с хорошим человеком... Серёга, а ты хороший человек? Гонять меня не будешь? — Ленка вопросительно с нескрываемой надеждой заглянула в его мутно-синие глаза.
- Да ты, чо, Лен. Вот я тебе сейчас матерью побожусь...
- Не, божиться не надо, тем более матерью...Я просто хотела сказать, что с хорошим человеком, хоть на край света.
До садов добрались, чуть смеркалось. Выбрали не самый захудалый домишко. «Бонифаций» без шума выставил оконное стекло, и переместился вовнутрь. Затем вылез на полголовы и протянул Ленке руку:
- Забирайся, невеста.
В единственной комнатке было прибрано. Одёжный шкаф, стол, диван, два стареньких креслица и полка с книгами, вот и вся нехитрая мебель. Молодожён довольно попрыгал на диване.
- Лен, брачное ложе, ха-ха-ха.
- Да иди, ты. Ни о чём больше думать не можешь, что ли?
- Лен, смотри, тут даже приёмник есть. Будем Америку ловить.
- Серёга да тут ещё и книжки — Ленка подпрыгнула от восторга — Ты знаешь, как я люблю читать, романы всякие про любовь, про рыцарей — Ленка взяла одну книгу с полки и прочла название - «Занимательная астрофизика».
- Серёг, а про что это?
- Да хрен с ней, с физикой. Зима длинная, всё перечитаешь. Давай за стол, пока еще светло. «Бонифаций» заботливо открыл консервы и покрамсал хлеб. В одолженных у хозяев тонкостенных стаканах пурпурно переливался портвейн.
- Ты чего, Серёга, портвейн-то на десерт, сам сказал. Давай с водки начнём.
- Нет, Лен, что водка? Говно, отрава. Её Ермолаев, наверняка из навоза добывает. Давай с портвешка, он сладкий.
Они подняли стаканы и чокнулись.
- Первый тост за женщин. За тебя, Лен.
- Спасибо, дорогой - Ленка жеманно присела в реверансе.
Опрокинув стакан, Серёга довольно крякнул.
- Сила! Давно забытый вкус душистых прерий, как говорил сосед по шконке, - и они рассмеялись.
Когда обе бутылки красного вина были употреблены и съедена банка килек, в комнате уже было сумеречно. Серёга ткнул заскорузлым пальцем в выключатель. Свет не загорелся.
- Гады, на зиму свет вырубают.
«Бонифаций» нимало немедля, пошарил по всем немыслимым закоулкам и раздобыл белую, чуть потолще пальца парафиновую свечу.
— Вот и лампочка.
Свеча озарила помещение зыбко подрагивающим свечением.
- Чем не ужин при свечах - мечтательно произнесла любительница романтических книжек, Ленка. И опять оба беззаботно рассмеялись.
- Сейчас, покурим и продолжим - мужчина открыл водку и, наклонившись к пламени свечи, раскурил папиросу. - Кто прикуривает у костра от спички, тот враг народа. Так сказал Сталин - констатировал он, выпуская из лёгких горький с примесью нафталина, дым.
Ленка не курила и только сквозь призму выпитого смотрела на этого сильного, уверенного в себе мужчину, и млела от нежданно свалившегося на неё счастья.
Они выпили водки, Серёга беспрестанно курил, и всё вокруг кружилось и плыло в мареве алкогольных химер.
Ленка, которая до этого сидела у него на коленях, вдруг безвольно склонила голову и сползла на пол.
- Лен, ты чего, Лен - бессвязно бормотал «Бонифаций», - и попытался даже приподнять её, но она была тяжела как мешок с картошкой и всё время выскальзывала из его непослушных рук. - Ну, ладно, Лен, тогда спи так.
Мужчина, ощутил неимоверное тепло во всех членах, и блаженно смежил свинцовые веки. Тысячи искр в бешеной круговерти проносились в его оцепеневшем мозгу. Вот оно счастье. Он попытался открыть глаза и ему это удалось. Но ничего вокруг он так и не увидел. «Бонифаций», в последний раз сделал слабую попытку вздохнуть, но безуспешно. Отрава уже впиталась в каждую клеточку организма и погасила сознание.
Праздник души, несомненно, состоялся.
Когда свеча догорела, и всё погрузилось во мглу, на подоконник бойко скакнула серая взъерошенная крыса. Она повела чутким носиком и прыгнув вниз, резво вскарабкалась на стол. О, здесь было раздолье. Но больше всего привлёк её другой запах, запах тёплого ещё, но уже остывающего мяса. Крыса, перебирая стальными когтистыми лапками, подобралась к лицу человека и ткнулась холодным носиком ему в щёку. Человек никак не отреагировал. Тогда она обнажила свои жёлтые, отточенные резцы и тяпнула того за нос. Человек молчал. Крыса повернула маленькую острую мордочку в сторону окна и призывно пискнула. В ту же секунду, ещё три её подруги перепрыгнули через подоконник. Они тоже любили тёплое мясо.