Начало здесь:http://proza.ru/2024/01/27/482
18+
Немного заслушавшись осенних прохладных оттенков большого европейского мегаполиса и засмотревшись на красоту вокруг, Иван не заметил, как пробежало время до конца рабочего дня Насти. Он лишь услышал негромкие звуки открывающейся и закрывающейся двери музея и обернулся, увидев, что изнутри выходят люди. Среди них он стал искать взглядом объект своего обожания и любви, улыбаясь и нервничая. Прошло уже немало времени, а его женщина все не появлялась. Иван не захотел звонить на мобильник, а с нетерпением просто шагнул внутрь Эрмитажа и увидел ту самую фрейлен из прошлого века.
- Здравствуйте, извините, пожалуйста, а Анастасия Владиленовна ещё на работе?
Женщина оглядела с ног до головы взрослого серьёзного интересного обаятельного мужчину с букетом роз. С высоты своих насыщенных разными событиями революционных и военных лет оценила его, как положительного персонажа и вполне подходящего для их одинокой красивой Настеньки героя. Она сразу поняла, почему их лучший гид так сияла сегодня и ради кого пыталась раньше сбежать с работы.
- Молодой человек, здравствуйте. Настенька очень спешила, весьма вероятно, что к вам на свидание, даже, хотела пораньше отпроситься. Но непредвиденные семейные обстоятельства заставили её поехать в больницу. Туда увезли Настенькину маму в тяжёлом состоянии.
Иван немного огорчился и с обеспокоенным лицом спросил у фрейлен:
- А вы случайно не знаете адрес больницы?
Та отрицательно покачала седой ухоженной головой:
- К сожалению, нет, я не знаю, к какой больнице приписана их семья.
- А, хотя бы, домашний адрес знаете? Она все равно туда появится.
Флейлен прошлого века ещё раз посмотрела на настырного положительного мужчину, поняла, что это действительно настоящая любовь и промолвила:
- Мы, конечно, не имеем право разглашать личные данные своих сотрудников, но... У вас, я так понимаю, вопрос жизни и смерти? - И заглянула в самую глубь его туманного цвета глаз.
- Именно так, именно так, - Иван подался немного вперёд, поняв, что сейчас женщина ему скажет адрес.
- Записывайте, молодой человек, - и она продиктовала адрес, который мужчина записал в блокнот.
Выйдя наружу, Иван немного постоял на лестнице перед входом, размышляя, что же ему делать дальше. "Адреса больницы у меня нет да и зачем туда ехать? Настенька наверняка там долго не задержится и скоро вернётся домой. Вот туда я и поеду, подожду её во дворе". Солнечные лучи, постепенно угасая, прятали свой тёплый свет за гладью Балтийского моря. Серые тени монолитных строений города медленно увеличивались в своих холодных устрашающих размерах, раздвигая объятия на реки и каналы, проспекты и мосты. И тихий красновато-желтый осенний закат над его куполам и крышами высветил в голове поэта строки о прошедшей войне и блокаде Ленинграда:
По ступеням блокадным,
По парадным бомбежек
То в подвал от налёта,
То обратно смотреть,
Что осталось от дома,
Хоть, глазком, хоть, немножко
И куда возвращаться,
Успокоившись, впредь.
На обшарпанных стенах
Старых лестничных маршей
Словно память, насечки
От осколков войны.
Сквозь ночные сирены
Детвора стала старше,
С каждым новым налетом
Жестче власть седины.
Боевые расчеты
Под укрытием скверов,
Сероглазое небо
Смотрит хмуростью тучи.
А в домах ленинградцев
Лишь Надежда и Вера,
Что недолго блокада
Будет жителей мучить.
Только денно и ношно
Стойкий дух гарнизонов
Колыбель революции
Охраняет по кругу.
То сменяется осень
Зимним сном горизонтов,
То весна возвращается
Тёплым ветром в округу.
Вновь за летом сгущаются
Злые тучи осенние
И усталость считает
Снова вымерший год.
А в "буржуйки" кидаются
Все Надежды последние,
Но отдачи не чувствует
Самый стойкий народ...
По ступеням блокадным,
По парадным бомбежек
Девятьсот недосчитанных
Чьих-то дней и ночей
Остаются насечками
В диком голоде прожитых
Миллионами выжженых
Православных свечей...
Тяжёлые воспоминания о прочитанных в школьном детстве и юности многочисленных историях блокадного города на Неве, и записанные сейчас им строки боли о том времени, немного выбили взрослого мужчину из колеи. Иван ещё больше расстроился, что не встретился с любимой женщиной. Но делать нечего, жизнь такова и без сюрпризов на пути, видимо, не обойтись". С такими мыслями он двинулся в сторону Дворцового моста...
Настя, запыхавшись от быстрого бега, просто влетела в больницу и появилась перед окошечком регистратуры. С момента, когда маму увезла скорая помощь, прошло примерно три часа. Должны уже врачи ей что-нибудь вразумительное ответить и она обратилась к девушке в белом халате. Назвала полностью данные мамы, включая дату рождения и какие у неё на сегодняшний день есть заболевания и лечения. Девушка внимательно её выслушала, все записала и спокойно спросила:
- А кем вы приходитесь больной?
- Я её дочка, единственный близкий человек на планете Земля, - как-то нервно произнесла женщина, немного раздражаясь такому вопросу.
- Не беспокойтесь так, пожалуйста, - заметив нервное состояние посетительницы, ответила девушка, - просто мы даём данные о болезни и лечении наших пациентов только близким родственникам. Извините, порядок такой, - она сняла трубку внутреннего телефона и попросила минутку на получение информации.
Пока выдались те самые свободные минутки, Настя достала телефон и начала нервно теребить его в руках, не решаясь позвонить Ивану. От него звонков не поступало и её это немного огорчило. "Не могу же я и его потерять..." со вздохом промелькнула глупая мысль в голове растерянной женщины, но тут Настю отвлекла медсестра, что бы дать информацию о маме, но начала она с вопроса:
- Судя по лекарствам, которыми вы её лечите дома, проблем с сердцем у вашей мамы не было?
Настю очень удивил такой вопрос, с сердцем проблем, действительно, никогда не было. Ноги, да, болели, руки, да, иногда отнимались, но сердце? Хотя, мама, как человек старой закалки, привыкший, что всегда при деле и в курсе всех событий, решительная, самостоятельная и молчаливая, могла и ничего не сказать дочери. Девушка опять прервала её раздумья:
- А, вот идёт врач, который принимал вашу маму. Он сейчас вам все расскажет, - и уже обратившись к подошедшему доктору, девушка кивнула в сторону Насти, - Сергей Иванович, это дочка той женщины, которую вы оперировали сейчас.
- Оперировали? - Настя округлила свои красивые чёрные глаза, глядя на доктора.
Сергей Иванович, седовласый представительный мужчина лет семидесяти, интеллигентный и ухоженный, высокий, спортивного телосложения, но с немного усталым видом. Он сразу понял состояние и особенно искренний испуг молодой женщины, подошёл вплотную и обратился, к ней:
- Здравствуйте...
- Анастасия Владиленовна, - назвала себя женщина.
- Анастасия Владиленовна, я хорошо знал вашего батюшку и знаю вашу матушку. Когда-то мы были знакомы по партийной работе и плотно общались. Вашего батюшку я не оперировал, к сожалению, был тогда в отпуске. Жаль, что все так получилось, могло быть иначе... - Он с сожалением вздохнул. - Ладно, теперь уже не суть. Так вот, о матушке вашей. Понимаете, какое тут дело... - Он, явно, не хотел огорчать Настю и тянул время, что бы сказать главное.
- Сергей Иванович, миленький, - Настя умоляюще произнесла его имя и отчество, схватилась за рукав белого халата, понимая, что здесь все очень нехорошо, - говорите уже. Мама будет жить?
- Откуда у неё проблемы с сердцем? Я смотрел её документы и карточку, ничего о болезнях сердца там нет. - Не ответил доктор, а задал очередной больной для дочери вопрос.
Настя попыталась сосредоточиться, сморщив лоб:
- Не знаю, никогда не жаловалась.
- Понимаете, она совсем недавно перенесла какое-то сильное потрясение. Рубец очень свежий. Припоминайте, пожалуйста, что это могло быть? Хотя, уже и неважно. Думаю, здесь просто возраст, милое дитя, просто возраст.
Настя отпустила рукав доктора, у неё начали подкашиваться ноги и она присела на стул. Мысли снова лихорадочно перескакивали одна через другую, пытаясь вспомнить что-нибудь плохое, что могло так разволновать маму до сердечного приступа. Ничего в голову не шло, они жили спокойно, даже, очень, в их жизни не было потрясений и каких-либо разногласий. Две любящие друг друга женщины - мама и дочка - никогда ни по какому поводу не ругались и не ссорились. Настиной памяти, даже, не за что было зацепиться, вспоминая все их годы жизни под одной крышей. Тогда что это?
Глаза молодой женщины наполнились слезами и она достала из сумочки носовой платок. Врач только тихонько погладил её по голове, успокаивая плачущего взрослого ребёнка...
На берега Невы постепенно спустилась осенняя темнота. Вода в реках и каналах почернела, успокоилась в полном безветрии и только отблески уличных фонарей мелькали голубыми и жёлтыми светлячками, отражаясь в глазах прохожих искорками вечерней жизни мегаполиса. Похолодало. Иван, наслаждаясь видами и одновременно огорчаясь последним денькам в городе, смотрел в окно такси, а в голове мрачноватые мысли снова перемкнулись строками о впечатлениях:
В подвортнях Петербурга
Ничего не изменилось,
Тот же ветер собирает
В старых арках листопады.
Время тихо рыжим пледом
От мирских забот укрылось
И загадывает снова
Хитромудрые шарады.
Лист летит, шурша предсмертно,
В безымянную могилу
И рассказывает сказку
О несбывшейся мечте.
Осень, осень в Петербурге
Как-то сразу наступила,
Закружилась листопадом
В нездоровой суете.
Вот за миг разворошила
Плед скрипучий в подворотне,
С буйным ветром загуляла,
Понеслась, развеселилась!
Пригрозил ей, было, пальцем
Дворник, что живёт напротив
И она в листве кленовой
На проспекты удалилась.
И пошла в разнос осенний
Вдоль Невы, Фонтанки, Мойки!
Вальсы страстных разноцветий
Красотой своей кружа!
Заискрила в вихре танца
Город осень зло и бойко,
От балтийских волн холодных
Пьяной женщиной дрожа!
Меж Церквей, Соборов,
Храмов,
Вскользь по Невскому
проспекту,
По бульварам, скверам, паркам
Веселясь и вдаль спеша!
Всюду видят петербуржцы
Осень сказочную эту,
Всюду буйства влажных ветров
Пледы кленов ворошат...
Записывая последние строки такого ускоряющего процесс начала разгульной разноцветной осени в блокнот, Иван подъехал на такси к высотке из серого гранита и отыскал в ярком свете уличных фонарей нужный подъезд. Внутренний двор был засажен разветистыми канадскими кленами, наверное, приятно скрывающими местных отдыхающих от лучей солнышка. Под ногами уже шуршали подсохшие опавшие красно-желтые представители старых деревьев. После некоторых размышлений, мужчина огляделся вокруг себя и набрал на домофоне номер квартиры любимой женщины. Долгие томительные и тревожные одновременно гудки так и не выдали своих хозяев, которых, скорее всего, там и не было. Он посмотрел на букет ароматных и постепенно унывающих роз, положил на скамейке у подъезда, присев рядышком. "Ей, наверное, сейчас не до меня, не до любви к какому-то мужику, которого знает всего сутки. Мама дороже и пока дочь рядом с ней, с ними ничего не должно случиться, поеду я...", подумал Иван и хотел, было, встать со скамейки...
В это время запищал домофон и подьездная дверь со столетним скрипом открылась. Ухоженная и прилично одетая стройная с цепким взглядом бабуля "божий одуванчик" вышла с собачкой и остановилась напротив Ивана. Они обе начали изучать незнакомого импозантного молодого мужчину взглядом милиционера, переводя глаза с него на роскошный букет роз и обратно на него. Наметанный революционный глаз женщины понял, что это чей-то жених и обладательница зоркого ока вежливо спросила:
- Добрый вечер, молодой человек. Я в нашем подъезде, вроде бы, невест не припомню. Вы кого ожидаете, если не военная тайна? - чуть слукавила бабуля, вспомнив утренний букет, который поставила в вазу Настенька.
Иван поднял на неё немного удрученное озадаченное лицо, вымученно улыбнулся и ответил, вставляя цветы в урну:
- Добрый вечер, наверное, мать, уже никого, - встал и сделал шаг.
- Подождите, мил человек. - В голосе хозяйки собачки появились твёрдые нотки власти. - В таком состоянии я вас никуда не отпущу. У нас так не принято. Может, расскажете старой советской разведчице, кому пренадлежит такая красота? - И она достала из урны розы, положила себе на колени, присев рядом с грустным мужчиной.
Иван молчал, не хотел он раньше времени говорить правду об отношениях с Настенькой и врать такой доброй бабуле тоже не хотел. Она как-будто прочитала его мысли, взяла бразды правления сложившейся ситуации в свои морщинистые ухоженные руки и тем же милейшим голосом, но почти военным приказным тоном, произнесла так, что Иван не смел перечить:
- Я сейчас погуляю с Иоськой, а ты сидишь и ждёшь меня. Мы поднимаемся на пятый этаж в мою квартиру пить чай с клубничным вареньем и печеньем. Там ты мне поведаешь историю своего горя. И не обсуждается, молодой человек, - снова твёрдым и непререкаемым тоном она пресекла его попытку возразить.
- А не боитесь пускать в дом незнакомого человека? - попытался отшутиться и выкрутиться из ситуации Иван.
Женщина посмотрела на него выцветшими, но очень живыми, глазами и опять спокойно ответила:
- Молодой человек. Мне девяносто один год и я на своём веку повидала много смертей. Я служила в СМЕРШе, если вы знаете такую организацию. Ловила фашистских диверсантов во время войны и гонялась после неё за бандеровцами по украинским и белорусским лесам. Кое-что понимаю в людях и вам до тех, кого я ловила и кто за мою голову предлагал большую награду, далековато. Так что за меня не переживайте, - и пошла вглубь двора выгулять маленького Иоську.
Мужчина с интересом поднял на пожилую женщину удивленный взгляд, но промолчал, а спустя десять минут "божий одуванчик", Иван и Иоська поднялись в её квартиру и гость заметил, что квартира Насти располагалась напротив...
- Сергей Иванович, а можно мне к маме? - Настя умоляющими глазами смотрела на доктора, - я только на неё посмотрю.
- Да, я не сказал вам, извините, операция прошла успешно. Ваша матушка мужественная женщина. Я знаю, что она юной девушкой перенесла в блокадном Ленинграде. Знаю. Поэтому могу вас заверить, все будет хорошо. А к ней сейчас вас не пустят. Она спит и проспит до утра. Поезжайте домой, милое создание, поспите, отдохните, а утром приезжайте часикам к десяти. Поезжайте домой, поезжайте, она сейчас спит, - положив руку ей на плечо, закончил разговор доктор.
Настя немного успокоилась, но решила до утра остаться в больнице, что бы сразу увидеть маму, живую и... "По возрасту все, по возрасту..."...
Доктор ушёл, медсестра занялась больничными журналами, никому до женщины не было дела и она устроившись поудобнее в тёмном уголке коридора на длинной широкой скамейке, прилегла на свою сумку, сняв, кроссовки. Как-то не до сна и домой ехать не хотелось, Настя все пыталась понять, как так получилось? На что обиделась мамочка до серьёзного сердечного приступа? Уставшая за приятную любовную ночь и суматошный напряжённый день, она, все-таки, попыталась заснуть, как вдруг в голове мелькнула мысль "Иван! Это моё откровение мамочке о любви и наконец-то встрече с хорошим мужчиной на жизненном пути напугало ее. Она подумала, что ради своего счастья я оставлю её одну, больную и почти беспомощную. Сдам в дом престарелых и уеду с ним в Сибирь. Мама, мама, мамочка! Ну как ты могла такое подумать? Ни один мужчина на свете, даже, самый хороший и нежный, любящий и носящий на руках тебя не заменит. Ни в коем случае...". Настя тихонько заплакала, прикрыв ладонями лицо, так ей стало обидно и больно, что своим, появившимся неожиданно, счастьем она чуть не убила самого родного человека. Но теперь все позади и утром ей скажут, когда можно забрать маму домой, а она серьёзно поговорит с Иваном, что у них нет и не может быть совместного будущего, по крайней мере, пока... За тем, что будет после "пока..." женщина думать не хотела... А сейчас надо немножко поспать прямо здесь. И она забылась недолгим тревожным, но таким приятным и необходимым организму, сном...
Продолжение здесь:http://proza.ru/2024/02/08/157