Предыдущая гл.1. http://proza.ru/2024/02/02/93
Глава 2. ЖЕНЬКА
Далекая заволжская сторонка —
Здесь отчий край: полынь, ковыль.
Ромашек ласковых на голове коронка,
Горячий ветер, рвущий глинистую пыль.
******
…Солнце пронизывает куст ежевики. Отодвигаешь колючую ветку, приседаешь и, словно проваливаешься в другой мир: перед глазами огромная гроздь черных ягод, рядом в паутине грозно напрягшийся паучок балансирует на прозрачной ниточке….
Жесткий лист ежевичного куста щекочет ухо, пряди волос из-под косынки лезут в глаза, в бидончик с ягодой сыплются созревшие семена бурьяна. Вокруг — неумолчный шум знойного лета — звон и пение птиц, писк комаров, жужжание ос, — и несусветная жара на пригорке.
Под деревьями — тень, холодок, и не хочется двигаться дальше, но лезешь опять в полумрак нового овражка, в заросли крапивы, болотной травы, высохшего камыша.
Бидончик почти полон, но при ходьбе ягоды утрясаются, а они и слева, и справа, и под ногами — вот, что значат два вовремя выпавших в мае и июне дождя в Заволжье.
Кожушковский лес — громко сказано, — это оазис, где река Еруслан делает крутые повороты по низине и дает жизнь вековым тополям, кленам, ивам и бесконечным зарослям кустарников и ежевики.
А впереди после леса — еще пять километров по вытоптанной пыльной дороге через выжженную степь и полуденный зной.
…Саша рывком сбрасывает горячую потную простыню. Каждую ночь она видит обжигающие, волнующие сны — сны-воспоминания, сны-предсказания, — всегда такие явные, радостные, из глубины и тьмы которых так трудно вынырнуть в повседневную жизнь.
Из открытого окна тянет теплый летний сквознячок, подгоняя: «Скорей на улицу, на речку…»
Край неба над домами слегка побледнел. Но еще очень рано, темно и гулко, хотя звезды постепенно растворяются в вышине.
После глухоты домашней дремы звуки просыпающегося дня особенно чисты: вот на высокой сосне соседнего двора несмело прочистила горло кукушка и пошла, нежадная, обещать многие лета. Молодой петушок неумело передразнил старого петуха. Прогремел по дороге трактор с пустой тележкой.
— Живут во мне как бы часы магнитные,
Что будят с детства в утренней поре
И обреченно гонят чрез кусты ракитные
К остывшей за ночь дремлющей воде.
И видишь гаснущую тень увядшей ночи,
И торжество рожденья вспыхнувшей зари,
Туман, что осторожно гладит высохшие кочки.
И одиноко жмущиеся к хатам фонари, —
шепчет Саша, крутя педали на пустынной улице.
Поплавок не виден в трех метрах от берега, в камышах напротив — тлеющие красноватые огоньки сигарет многочисленных рыбаков. Гулко и неожиданно на середине пруда бьет хвостом сазан или большой карась, и волны, расходясь, сминают покой и раскачивают поплавки.
Зябко, мерзнут ноги в резиновых сапогах, беспокойно гудит над головой комариная стая. Но вот поплавок, нехотя дернувшись несколько раз, ложится на воду и, мгновение спустя, резко уходит в воду. Первый карась падает с крючка далеко за спиной, подальше от воды на цветочный луг, а на берегу оживают рыбаки.
— Вот, смотри, везет девчонке! Мне, что ли для приманки белый платок надеть? Сидим тут, а девчонка карасей подсекает, — но тут клев начинается у всех, и стихают пустые разговоры.
С рыбалки Саша возвращается после десяти часов, стараясь поскорее проскочить многолюдный центр села под любопытными взглядами односельчан.
«Рыбу почищу и спать». На улице — ни ветерка, зной звенит, но во дворе утки и куры — без воды, попадали в тени сарая, раскрыв судорожно клювы.
Схватила ведра — бегом к колодцу. Внизу, в глубине — манящее зеркало воды. Старинное коромысло привычно пригнуло к земле. Нужно выпрямиться и идти гордо: тебе не жарко и не тяжело, иди прямо, осторожно, чтобы ни капли на землю не упало. Еще ходка — два ведра в бак на крыше летнего душа, еще раз сходила — поросенку, запас на кухню.
А в почтовом ящике — записка: «В пять часов — у шалаша. Новость — упадешь. Женя».
— Интересно, что за новость? Женя, Женя, — пропела Саша, сразу расхотелось спать. — Что он придумал на этот раз?
Женя Вебер — немец. Просто пришел в феврале в восьмом классе симпатичный новенький — длинная густая шевелюра светлых волос, словно давно в парикмахерской не был, чуб по-взрослому набок зачесан, глаза серые, насмешливые, подбородок широкий, волевой — такой стильный мальчик в джинсовых брюках, куртке со спортивной сумкой через плечо.
Сел на первую свободную парту прямо перед носом учительницы географии и сказал независимо:
— Я — немец. Мы приехали с Алтая. — А на перемене пересел запросто к ней, Саше, на третий ряд,
— У меня многих учебников нет. Поделишься? — Саша растерялась, молча, подвинула географию на середину. Весь день учителя, точно сговорившись, вызывали Женю к доске.
После уроков пошел рядом смело, не оглядываясь, на обалдевших одноклассников:
— Я тебя провожу. Посмотрю, где ты живешь. Три месяца придется перебиваться без учебников.
Они вышли из школы, прошли площадь, остановились у двухэтажного дома, в котором жили Сашины бабушка и дедушка.
— Саша, если ты согласна, давай договоримся: ты делаешь уроки до шести часов вечера, а я после шести буду забирать у тебя все книжки.
— Почему я? — вертелось на языке. Спокойная уверенность новичка так поразила ее, что она, кивнув в знак согласия, чуть ли не бегом рванулась к входной двери, потом остановилась. В квартире на первом этаже жили родители отца, ветераны войны, а Саша жила далеко от школы в старом кулацком когда-то доме, но идти почти через все село рядом с незнакомым парнем — это было слишком.
Женя, развернувшись, не спеша пошел в другую сторону от школы.
Взлетев на кухню, Саша прилипла носом к окну, но Женя уже скрылся за поворотом. Щеки горели, ладони стали противно потными. Саша бросилась к умывальнику:
— Вот попала в историю. Сказала бы «Нет!» и все. Теперь каждый вечер топать до шести часов вечера километр через все село с учебниками. А если факультатив или секция?
— Иди обедать, — позвала бабушка, но от волнения аппетит пропал.
Проблема с учебниками разрешилась через неделю — расстарались учителя и старшая сестра Евгения Эмма. Целую неделю Саша бегала к бабуле с тяжелой сумкой, радуясь, что утром в школу полетит налегке.
Женя ни о чем не догадывался. Ровно в шесть часов вечера он нажимал кнопку электрического звонка и ждал. Саша вытаскивала нужные учебники, втайне, надеясь, что Женя попросит у нее списать решенные задачи, но он, улыбаясь, складывал в большой черный портфель гору книжек, кивал: — Спасибо, — и спешил на тренировки по баскетболу.
И утром приносил учебники обратно в школу, садился рядом на эту несчастную первую парту на третьем ряду. Саша боялась осуждающих взглядов одноклассников и, особенно, подружек, но неделя пролетела так стремительно-суматошно, что было не до взглядов.
А в конце недели Женя вдруг вызвал Сашу во двор:
— Ну, так, где же ты живешь? Может, рассекретишься?
Они были примерно одного роста и оказались в такой опасной близости, точно собрались танцевать медленный танец. Женя схватил тоненькую с одними тетрадками сумочку на длинном ремешке:
— Пошли
Это был шок. Саша поняла, что влюбилась, словно сошла с ума. Она стала писать стихи.
За окном поет синица,
Звонко вторит ей капель,
Мне бы только не влюбиться,
Отсидеться, затаиться,
Как от гриппа защититься,
Заморозить в сердце хмель.
А оно, не подчиняясь,
Гонит кровь, стучит в висках,
В зеркалах, вдруг отражаясь,
Себя видишь, точно в снах.
(Продолжение следует).
Глава 3. http://proza.ru/2024/02/02/997