О русской литарутере. XIX в 2-я пол

Владимир Дмитриевич Соколов
ОСНОВНАЯ СТАТЬЯ
http://proza.ru/2023/08/11/544

ТУРГЕНЕВ

1) "Запад не хотел принимать Тургенева. Сначала его не переводили совсем, а когда под влиянием его мировой известности его стали переводить, то переводчики переводил его плохо и даже намеренно искажали его текст"

На эту чушь и внимания-то обращать не стоит, если бы подобные суждения, когда речь идёт о Тургеневе, как впрочем и любом ином русском писатели в современном окололитературоведении общим местом. Тургенев тщательно отслеживал свои переводы на основные европейские языки: французский, немецкий, в меньшей степени английский яз (хотя перевод "Дворянского гнезда" Рольстона считается вообще лучшим переводом этого романа на иностранные языки). И основные его переводчики скрупулёзно следовали замечаниям писателям. Часто по просьбе издателей Тургенев сам корректировал свои переводы, внося порой очень интересные изменения, чтобы пояснить зарубежному читателю русские реалии. Так, в "Асе" предложение "Она смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному" сам писатель передал так: "elle priait avec une gravit; modeste, s’inclinant profond;ment, suivant la coutume du vieux temps et touchant la terre du bout des doigts avant de la frapper avec la front"

2) О ТУРГЕНЕВЕ

Тургенев где-то как-то по большому счету засветился в великих русских писателей, с каковой оценкой солидаризировалась и мировая литературная общественность. У нас его изучают со школьной скамьи. И, как и принято при изучении порядочных классиков в школе, вбивают в подростковые головы всякую дребедень. Которая, увы, остается там на всю жизнь. Но если на большинство классиков впоследствии находится достаточно голов, которые к чёртовой бабушке выбрасывают школьную премудрость, то Тургеневу в этом отношении не повезло. Каким его задают в школе, таким он и фигурирует в отечественной литературе.

а) Со времен Добролюбова Тургенева облыжно зачислили в "честные  провозвестники новых явлений в русской жизни, новых людей и новых событий". С Добролюбовым, Писаревым, как и их либерально-ретроградными оппонентами, как и с современной писателю читающей молодежью (а именно из нее формировались тогда ударные отряды читающей публики) всё понятно. Не было тогда в России иной общественной трибуны, кроме литературы, вот и спроворили её использовать для удовлетворения насущных общественных потребностей. К сожалению, сам писатель по слабости характера и любви к почитанию попался на эту удочку и рад был стараться выплясывать перед молодежью в прогрессивном кафтане. Оттого его "Новь", "Дым", да и "Рудин" -- это обыкновенная памфлетная стряпня. Хотя в "Рудине" писатель замечательно ухватил тип т. н. "человека сороковых годов", трагикомическую фигуру русского интеллигента. Актуальную тогда, актуальную сейчас и, наверное, актуальную для нашей жизни во все времена

б) остальные три романа писателя замечательны и по праву обеспечили ему место в мировой литературе. Мне особенно близки "Отцы и дети". Идея романа хорошо выражается пушкинскими стихами:

     Увы! на жизненных браздах
     Мгновенной жатвой поколенья,
     По тайной воле провиденья,
     Восходят, зреют и падут;
     Другие им вослед идут...
     Так наше ветреное племя
     Растет, волнуется, кипит
     И к гробу прадедов теснит.
     Придет, придет и наше время,
     И наши внуки в добрый час
     Из мира вытеснят и нас!

Молодежь, она такая -- всю дорогу кипишится, считает себя умнее стариков, знает, как нужно жить. И обязательно не так, как жили отцы и деды. А там глядишь: взрослеют и тащатся по проложенным колеям, до боли в глазах повторяя отцовский путь: те же ошибки, тот же образ действия, те же несуразности. Таков и Аркадий из "Отцов и детей".

Любопытнее фигура Базарова. В отличие от Аркадия ему не припасено теплого местечка в сей жизни, и недовольный своим незавидным по рождению положением, он не выбирает тернистую служебную лямку, как его отец, а  пыжится ни много ни мало, как под корень опрокинуть не слишком благоприятный для него порядок вещей. Но и его ухрынкивает жизнь. И он, насмешник роковой страсти, как миленький попадает в ту же расставленную жизнью ловушку, что и Николай Петрович (да и сам Тургенев). Хотя и ведёт себя в подобных обстоятельствах на восхищение достойно.

Тип Базарова -- это не тип ученого, на которого он ни капли не похож, хотя и режет лягушек и таскает с собой повсюду не по делу микроскоп. И не передового молодого человека. И то и другое -- не более чем одолженная ему эпохой одежда. Тип Базарова это тип Гамлета в его русском исполнении -- "Гамлета Щигровского уезда". С печальным для этого типа концом. Писатель ещё пощадил своего героя, уморив его при исполнении своего врачебного долга (и в этом Тургенев тыкает своего героя в одну из уготованных ему жизнью колею). Иначе Базарову пришлось бы спиться и травить окружающих своими сарказмами озлобленного жизнью неудачника

в) Тургенева в литературоведении относят к классу реалистов. Само это разделение писателей на виды и подвиды: реалист, романтик, классицист... -- весьма сомнительно. Что видно на примере Тургенева, которого реалистом в полном объеме этого термина назвать трудно. Его мир -- это опоэтизированный мир дворянской усадьбы. Его герои переживают любовь (и это главное в их жизни), а по ходу рождаются, взрослеют, стареют и умирают.

И все это в декорациях прекрасной природы, в сопровождении музыки, поэзии и прочего искусства. При этом герои ничего не делают, а только ведут умные разговоры, любуются природой, ходят на охоту, пьют чай на веранде летом (прочих времен года писатель категорически избегает).

Конечно, его персонажи и Лаврецкий, и Базаров, и Берсенев очень деятельны. Тургенев постоянно говорит об этом, но вся их деятельность находится вне рамок произведений. И, думается, это не недочёт писателя, а сознательная авторская установка. Хотя Тургенев и был, по его собственному признанию, "безалабернейшим из русских помещиков", но подлинный помещичий быт он знал прекрасно, и в нескольких ранних сценках и миниатюрах, да и в "Степном короле Лире", не уступающих по сатирической силе Салтыкову-Щедрину, довольно смачно набросал его.

Однако помещичий быт не привлекал его, как и чиновничий, городской и всякий реальный. И он уходил от них в поэзию, в литературу и там использовал детали этого быта для создания собственного поэтического мира

г) почему-то в русском литературоведении считается, многие наши  и зарубежные классики почитали Тургенева своим учителем. Договариваются до того, что, к примеру, драматургия И. Тургенева уже в середине 19 века предвосхитила целый ряд особенностей драматургии" нового времени.

Как писателя и драматурга Тургенева ценили высоко, а вот как учителя... Чего-чего, а новаторства в драматургии писателя ни на грош. Тургенев отталкивался и воспроизводил а своих пьесах весьма популярный в тогдашней салонной драматургии жанр так званых proverbe "пословиц", большими мастерами которого были в первой половине XIX в Фредро (о котором писатель скорее всего и слыхом не слыхивал) и Мюссе, которого Тургенев не только хорошо знал, но и скорее всего инспирировался им.

"Le Proverbe est un genre dramatique mondain et mineur bas; sur une intrigue sentimentale l;g;re. ; l'origine, le proverbe est plut;t un amusement qu'un genre litt;raire : une soci;t; ;l;gante et d;s;uvr;e se r;unit dans un ch;teau. Un des possibles divertissements c';tait d'improviser quelques sc;nes sur un l;ger canevas, et cette petite pi;ce devait, en guise de moralit;, justifier un proverbe que l'on ne donnait pas ; l'avance au spectateur. " (из Википедии).

Разумеется, кто чем влиялся и кому был предтечей, может быть и интересно как литературно-исторический факт, но контрпродуктивно при оценке конкретного художественного произведения. Во всяком случае жанр proverbe не прижился в русском профессиональном театре, где сцена и зрительный зал принципиально отделены друг от друга. У нас ведь театр либо трибуна, либо кафедра, либо балаган.

Интересно описывает репетиции "Месяца в деревне" в своих воспоминаниях режиссер Эфрос, поставивший спектакль в Театре на Малой Бронной в 1977. Несколько месяцев он бился на репетициях и так и не сумел донести своих идей ни до зрителей, ни до артистов (так в отличие от критиков думал и он сам). А ведь артисты были ни абы кто, а хорошие -- О. Яковлева, Броневой, Каменкова. Но они до мата (мужская часть труппы) и истерики (женская) не понимали, чего от них требует режиссер. "Все кажется ясно до репетиции, но вот она кончается, а не сделано ничего. То есть сделано очень много, но как-то неточно по отношению к Тургеневу. Или, во всяком случае, к тому, каким он воспринимается просто при чтении", -- писал а мемуарах сам режиссер.

Хотя в домашних постановках пьесы Тургенева и в России пользовались большой популярностью. Ну а уж на Западе Тургенев-драматург оценивается почти так же высоко, как и Тургенев-романист

д) школьные учебники гонят еще и ту пургу, будто писатель впервые в русской литературе увидел в крепостных прежде всего людей, нередко друзей  и даже учителей.

Ну что впервые -- это слишком забористо. Тогда табуны русских писателей паслись на ниве сочувствия к народу. Герцен, Григорович с "Антоном Горемыкой", Дружинин с "Полинькой Сакс" -- вот самые известные из них, выступившие одновременно и даже ранее Тургенева. Но и Тургенев, и перечисленные выше, скорее открыли в литературе новую тему и описывали крестьян, как неких зверушек, как Купер ирокезов. К чести русских авторов, и Тургенева в том числе, они это делали с сочувствием, с уважением к описываемым. Но до понимания крестьянского мира им было далеко как до Луны до Бальзака с его "Крестьянами", Золя с "Землей", а уж тем более Реймонта с "Мужиками" и нашего Г. Успенского с "Властью земли"... список можно продолжить.

Но Тургенев и не лез в первооткрыватели. Он знал свои возможности, свою тематику (поэзия "дворянских гнезд") и там и проявил всю мощь своего дарования и темперамента. Хотя "Записки охотника" и шедевр в выбранном Тургеневым жанре очерка.

е) считается также, что описания природы у Тургенева -- это могучая волна яркой, зримой, проникновенной музыки, которая, добавим, в ранних произведениях, да и в первых романах, так и прёт из писателя нескончаемым словесным поносом. Читая их, буквально обалдеваешь от потока красивостей, и думаешь, когда наконец этот понос прекратится. Но данное замечание относится, подчеркнем, скорее к ранней прозе.

Позднее Тургенев упрямо работал над своим стилем, так сказать рос над собой. И достиг в своих поздних произведениях буквально совершенства. Он умудрялся, как и китайские художники, несколькими ударами кисти, двумя-тремя тщательно выверенными штрихами добиваться полноты описания и природы, и человека, и особенно его душевных переживаний.

Вот описание последней встречи Лаврецкого с Лизой:

"Лаврецкий посетил тот отдаленный монастырь, куда скрылась Лиза, -- увидел её. Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини -- и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо -- и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу".

И краткий комментарий автора:

"Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать -- и пройти мимо".

Уж как бы тут порезвился Достоевский. Размахнулся бы на пару страниц, все переживания обсосал бы по косточкам.

Подытоживая сказанное, беремся смелость утверждать, что став достоянием мировой литературы, писатель еще не стал достоянием русской. Его открытие еще впереди.

ДОСТОЕВСКИЙ

1) Молодой автор сталкивает на мечах Ницще и Достоевского

Честно говоря, не совсем понятен посыл. Спорить друг с другом Ницще и Достоевский не могли. Достоевский ничего не знал о Ницше. Ницше может и слышал о Достоевском, но скорее как о модном писателе, чем мог хоть как-то оценить его (книга Вогюэ, с которой пошла бысть бешеная популярность русских писателей: Достоевского, Толстого, и даже Тургенева, мало известного на Западе несмотря на его дружбу с Флобером и Золя, появилась лишь в 1885 г, когда Ницще как автор вполне сложился). Можно было бы столкнуть их в диалоге наподобие диалогов мертвых: и это было бы интересно. Но тогда они должны были бы сцепиться не на мечах, а языками. Наверное, такой диалог мог бы быть интересен, если бы удалось нащупать точки идейного соприкосновения (я неплохо знаю Достоевского, но не знаю Ницше. И все же их тематика слишком различна. Поле Достоевского философия, теология, поле Ницще -- антика)

2) Не нравится мне Достоевский: дёрганый, беспорядочный. Но в своих миниатюрах я часто ссылаюсь на него по тем или иным темам. Например, о "Теодицее" Лейбница. Там приводится очень интересное и глубокое замечание писателя, почему бог не даст всем людям хлеба: ведь он же всемогущий. Высказывался я по тем или иным моментам творчества писателя и в своих рецензиях, в частности, по поводу Раскольникова. Почему-то утвердилось мнение о глубине этого персонажа. Но Раскольников -- это именном молодой человек, неглупый, но довольно заурядный, который повредился умом на почве модных тогда идей о великой личности, христинаские прописи якобы не для которой. Делая Раскольникова незаурядным, исследователи, мне кажется, не понимают замысла писателя. Ибо главный интерес романа не в Раскольникове, а в идеях, овладевших тогдашним, да и нынешним обществом

3) "Белые ночи" замечательная повесть. Но ее художественный интерес вовсе не в Настеньке с её любовью, не в её избраннике, и даже не в личной судьбе Мечтателя. А в человеческом психотипе, представлящим человека возвышенного, бескорыстного и... бесполезного. Пустоцвет, и прежде всего по отношению к самому себе, к заложенным в нём интеллектуральным, а более .эмоциональным немалым способностям. Фигура комическая, и трагическая одновременно.

Речь идёт именно о пустой мечтательности, можно даже сказать попсовой. Достаточно просто посмотреть, о чём мечтает герой Достоевского. Там штамп на штампе, ни одной живой мысли. Довод о том, что Мечтатель молод -- не более, чем читательские домысли. У литературных персонажей нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, кроме тех, которые очерчены рамками самого произведения.

Кроме, разумеется, литературного. От Мечтателя Достоевского пошёл целый ряд беспонтовых фантазёров-бездельников (хотя, трудно сказать, кто здесь первым сказал "мяу": вспомнить хотя бы Кифу Мокиевича): Бальзаминов, Обломов и целая плеяда советских мухиных, фарятьевых, янковских (вернее, его героя из "Полётов во сне и наяву"), а также многочисленных застранцев-энтузиастов.

ОСТРОВСКИЙ

1) О "ГРОЗЕ"

Вроде бы и возразить по существу статьи нечего, а читать скучно. А скучно потому, что поётся уже петое-перепетое не на один раз.

"Никакой "извращённой перчинки" и "увлекательных аномалий" в моей статье вы не найдёте".

Если нет перчинки, то и писать не стоило. Впрочем, речь не о перчинках и не об извратах, а о том что произведения классиков обыкновенно многоплановы, и можно не выискивая в них "оригинальностей", смотреть на них под разными углами зрения. "Грозу" я читал в школе, а потому и восприятие у меня школьное: "луч света в тёмном царстве" (несколько разбавленное в наше время религиозным морализаторством). Но я знаю, что четыре знаменитые актрисы, которые играли Катерину при жизни Островского, трактовали этот образ каждая совершенно по-разному. И с каждой из них драматург работал и даже корректировал свой текст под ту или иную трактовку. Так, Савина, первая актриса изобразила Катерину существом поэтическим, подпавшим под каток ханженской купеческой морали. Другая актриса показала её неистовой натурой, для которой любовь на первом месте, а остальное гори всё кругом, этакая леди Макбет Мценского уезда, для третьей набожное существо, переживающая не столько из-за осуждения окружающих, сколько руинированная сознанием своей греховности, четвёртая уж не помню что. Пишу только о тёх акртрисах, с которыми при постановке пьесы работал сам Островский. И при этом он корректировал текст, приспосабливая его к образу, создавашемуся каждой из актрис.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

1) Одним из основных жанров советской литературы был производственный роман. Советская литература исчезла, но производственный роман, пусть и не процветает, но всё ещё жив курилка. Но интересно, что сам жанр был известен в литературе задолго до появления его советского аналога. Схемой этого жанра удачно и неудачно пользовались многие не- и не только -- но и -задачливые авторы. Лев Толстой, например. В "Анне Карениной", например. Если кто забыл или не обратил внимания, слишком увлекшись перипетиями адюльтера, то речь идет о войне Левина со своими крестьянами.

Левин носится с идеей так поставить производственный сельхозпроцесс, чтобы учитывать работника не как объект управления, а как субъект производства, т. е. сотрудничать с ним. Однако его прекраснодушные мечты наталкиваются на суровую реальность. Работники не принимают его новаций, игнорируют его приказания или тупо исполняют их, не отвечая, так сказать, за последствия.

В советском искусстве -- литературе и кино -- в эту схему была внесена новация: между косной средой и новатором влез парторг (см., например, "Старые стены", правда, в фильме его функции выполняет сама директор предприятия). И это понятно, новатор -- это святое, но и косная среда -- это не враги, а наши советские люди, которые, хотя и осторожничают, но у них есть жизненный опыт, знания и просто так их поломать, заставить это не по-советски.

Кстати, этот момент хорошо просёк Лев Толстой. Когда Левин берётся сеять вместе с крестьянами сам клеверА, опытный земледелец говорит ему: "Вы, конечно, барин. Вам виднее. А только вот увидим летом, где я сеял, там клвеверА взойдут, а где сеяли вы, ничего не будет". И Левин понял, что нужно войти в крестьянский мир, а не просто новаторствовать, раздавая направо и налево приказы.

То есть Левин сам сыграл роль парторга. Конечно, варианты взаимодействия новатора с консервативной средой могут быть разными: среда ломает новатора, новатор побеждает среду. Третий вариант -- мирное сотрудничество -- исключён. В жизни, конечно, он очень даже возможен, а в литературе -- нет: просто романа не будет.

А вот как ввести просветляющую роль парторга в современный роман -- непонятно. Ведь и новатор и консерватор работают на хозяина. И какой хрен им ради него ломаться.   

2) Надо именно читать "Анну Каренину", а не вычитывать то,  чего в книге нет. Это касается большинства произведений  большинства критиков (всех, кроме попсовых и  ангажированных). Например, исследователи много внимания уделяют  времени действия романа, соотнося его с историческим. Но у любого писателя своё время, и оно лишь какими-то  внешними зацепками соотносится с т. н. историческим.

Понять, то что понимает большинство читателей, читая "Анну Каренину", не стоило особого труда. Все их открытия -- это набор "прекраснодушных фраз" о любви, грёзах, душе, чем так увлекается женская часть потребителей искусства. Наверное, всё же, мир, изображенный Л. Толстым, стоИт большего внимания и анализа. Ключевая фраза романа звучит "Мне отмщение и аз воздам", хотя и несколько вычурная и самонадеянная в устах пусть и великого, но всё же человека (ибо "аз" это сам Лев Толстой, хотя он и ничтоже сумняше даёт в качестве источника Евангелие).

Герои этой эпопеи простые люди, со своими достоинствами, недостатками. Вот Каренин. Мы, старшее поколение то есть, привыкли считать, что это чудовище, человек-автомат. А он страдает, но не умеет бороться со страданиями. Он чиновник, но человек добросовестный и даже честный. Он человек широких интересов. Его высокомерие, некоторый снобизм по отношению к людям, формализм ("Не человек, а машина") -- это всё при нём, на это нельзя закрывать глаза. Но на то он и человек, живой, несмотря на свою окостенелость. То же можно сказать и о прочих персонажах

3) Каких только аналогий и влияний не вытащат литературоведы на свет божий? Вот один из авторов целую главу посвятил теме "Лев Толстой и античная поэтика", где с многочисленными цитатами в зубах и фактами в руках доказывает, что писатель буквально отштудировал создавая свой роман Аристотеля, Платона, Апулея, а особенно греческих трагиков.

Ну что ж. Им, литературоведам, виднее, но читать такого никому не рекомендую. И всё же одна проскользнувашая мыслишка зацепляет. Навряд ли Лев Толстой, если и читал антиков, то руководствовался ими при написании своего романа. Тем не менее нравственный подход к проблеме любви и адюльтера у него и у антиков один в один. За что осуждает свет Анну Каренину? За её открытую связь с Вронским? Отнюдь. Если у вас горит, то ради бога, поиграйте пока молоды. Если бы Анна Каренина не бросила мужа, а поддерживала бы связь с любовником, её бы, конечно, осуждали для виду, но по сути никто бы камня в её огород не бросил (Свет не карает увлечений, но тайны требует для них!). Аналогично, в знаменитом "Ипполите" Еврипида богиная Афина прямо говорит Федре: то что та снюхалась с молодым и наставила рога старперу мужу, который ей, совсем молодой женщине годился в деды, да ради бога. Но ты полюбила всерьёз и надолго, ты нарушила уставновленные богами законы брака и поведения замужней женщины. Вот за это ты и подлежишь наказанию. Полная аналогия с "Анной Карениной"

4) РЕЦЕНЗИЯ НА КОММЕНТАРИЙ К РОМАНУ "АННА КАРЕНИНА"

Развернутый комментарий (примерно в 1/10 текста самого романа) содержит массу фактов из истории написания романа, его прохождения в печать и последующую критику. И это здорово. Потому что большинство отечественных литературоведов стремятся забить автора своими домысласми, которые они не прочитали в тексте, а вычитали из него. Кроме того, вся литературоведческая писанина носит сугубо служебный, ведомственный характер. Задана цель, заданы осноные положения, заданы выводы из них, а цель автора снабдить всё это соотвестсующими цитатами и фактами.

Чем он и занимался, упорно навязывая Л. Н. Толстому прописанную в методических указаниях мораль. Поэтому рекомендуя его статью для любителей литературы, надеюсь, читатель сумеет отделить мух от котлет: собранные автором факты от дидактических прописей.

4) Об Анне Карениной и  "Анне Карениной" пишут непристойно много и однообразно. Пишут читатели, пишут писатели, пишут докладные диссертации и статьи т. н. специалисты. И те и другие, и даже третьи пишут по-читательски. То есть рассматривают эту падшую с высот добродели, на которых она и не гостила, женщину и других персонажей романа с читательской точки зрения: перемывая им косточки, как обычно перемывают косточки своих знакомых. И это неизбежно. Таков подход читателя к литературе: был, есть и останется до конца веков.

И не мне, как рядовому автору, поднимать на это хвост. Хочется только отмести т. н. "загадку Анну Карениной". Никакой загадки нет. Все образы романа-эпопеи прописаны чётко и однозначно. У всех есть свои достоинства и свои недостатки.

Сама Анна -- чисто эльфическое существо, т. е. безнравственное по своей сути: не по цинизму, а по отсутствию нравственности. Порывистое или истеричное, называйте как кому нравится. Но искреннее, лишенное лицемерия. Она несправедлива к мужу: а чего вы хотите от женщины в любви? Но и её можно понять. 20-летней девчонкой отдали замуж, черти за кого, не спросив о её согласии и склонностях.

Каренин честно выполнял обязанности мужа, человек порядочный и даже честный. Но пердант. Не человек, а машина. Это, конечно, не повод не любить его, но и не повод любить.

Вронский скользит по поверхности жизни, не очень перегружая свою совесть нравственными проблемами, но общепринятых принципов морали придерживается твёрдо и даже ради них жертвует карьерой и благополучием.

Интересна пара Облонский-Левин. Оба они паразиты, оба живут за счёт несправедливой эксплуатации крестьян. Но если Облонский, вполне сознавая свою никчемность, пользуется своими несправедливыми привилегиями с удовольствием, то Левин бьется как рыба об лёд, пытаясь быть нравственным человеком, полезным членом общества. Получается у него, правда, не очень. Вообще фигура Облонского -- этого паразита и приживальщика, лишённого каких-либо нравственных устоев -- выписана Л. Толстым замечательно, и, кажется, не нашла в критике должой оценки.

Вот и всё, хотя можно так же разложить по полочкам и других персонажей. У каждого свои скелеты в шкафу и светлые пятна на роже. И каждому Лев Толстой "аз воздал", в том числе и себе. (Причем аз это именно Лев Толстой, хотя ради скромности и прикрылся цитатой). И точно так же каждый из нас может увидеть и себя, если не из романа писателя, то пользуясь его подходом из самоанализа (если сможет, конечно, на что только немногие горазды). В этом смысле "Анна Каренина" поистине "Человеческая комедия".