Севильина ночь
Часть 1 (Отредактирована)
Близ Дэльф.
День прежний иссякал.
К Севильиной ночи
героев наших приближало время.
Бог Гелиос на огненной ладье
Плыл строго к краю горизонта.
Сгущались сумерки, серели облака.
В лесу преображенье света в тьму
Неотвратимо приближало час охоты.
От егерского дома по узенькой тропинке
Анасис к Здоргу и Секвестре торопился.
Сжимая горло амфоры со свежею водой,
Примерно с час шагал он живо под уклон.
Цветы закрыли ароматные бутоны.
Заночевали в них уставшие шмели.
В преддверье голодной темноты
На всё живое нападают злые комары.
Покусанные ноги Паука
Топтали травы по дороге.
На шее, на плечах, руках его
Краснели и чесались волдыри.
Как вдруг над головой
Сова с ветвей сорвалась.
Заухала она, захохотала
И, распростёрши крылья,
Вдоль тропки понеслась.
Паук услышал шелест перьев,
И хищный хохот Нюкты (Нюкта - в греческой мифологии богиня ночной темноты)
В обычном птичьем крике угадал.
Заволновался он,
Всмотрелся зорко в кроны.
«Сова кричит? Уже?!
Скорей, Анасис! Шевели ногами!
Вот только бы ариец мой сей крик не услыхал.
Не то на зов её он из укрытья сразу выйдет!
А там, недалеко, в зверином теле
От голода дрожит Атилла-Сапожок!» (Он же Лже-Тэос, ранее Доплен Здорг,
Трагос Сорос, Бафомет, красный драко)
И, задыхаясь, Анасис шаг широкий
На шаг стремительный сменил.
«Ох, ненасытна мошкара!
Не добрый знак: Услышать хохот Нюкты!
Скорей, развалина!
Скорее, толстобрюх!
Стой, Гелиос! Не торопись, прошу!
Дай друга уберечь! Оставь мне шанс!
Он для спасенья Тары ОЧЕНЬ нужен!
Вот узнаю деревья!
Жеребчик пегий точно здесь стоял.
Вон там лежит его узда в кустах!
Я близко, слава Ра!
Увижу Здорга чрез минуту!
Вот только бы успеть…
Надеюсь, что Фуард
Крик той совы не услыхал.
А если услыхал,
То зов мой в нём не распознал».
Но вот опять сова вскричала. Трижды.
Взметнулись в страхе птицы.
Рванули врассыпную звери.
Сломались, затрещали ветви.
У Паука мгновенно зачастило сердце.
В предчувствии беды старик сорвался в бег.
Лес разорвал внезапный человечий вскрик!
Затем шуршанье! Тяжёлый шаг! И рык!
И вот «оно» - чудовище остановилось…
А вот назад пошло, поволокло…
В знакомых можжевеловых кустах,
Где прежде драко-Тэос гнил и погибал
Теперь лишь чавканье, возня… возня…
И дале… ТИ-ШИ-НА.
Порой своею немотой,
Она нам много говорит о многом.
Кто, исцеляя, Силы Жизни отдаёт,
Тот часто чувствует и ведает потом,
Что дале с человеком этим происходит.
Анасис ощутил удар и рёбер слом,
Как вдруг остановилось сердце друга.
Сознанье Паука мгновенно помутилось.
Старик упал,
Теряя силы, обнял ближний кедр.
Разжал ослабшие персты, как будто умирая,
И обомлел, а духом по-ле-тел
Пушинкою над этими местами.
Не волновался боле о себе,
О том, что амфора с водою в травы пала.
А родниковая из горлышка текла… текла...
В виденье Паука Здорг жадно поглощал
Целительную плоть и кровь Фуарда.
Зверь, вырвав сердце, печень воина,
Без промедленья их сжирал.
Окрепши, Тэос преображался снова в человека.
Дрожала, сидя рядом с трупом, в ужасе Секвестра
И страшной участи своей ждала.
Анасис осознал, что на мгновенья опоздал.
Вскипела ярость в жилах бывшего арийца.
Вернулся в тело Дух его,
А тело сдвинуть с места – нету силы.
Исчезла, испарилась, утекла.
«О, боги! Единственного друга…
…потерял!
Проспал… под солнца яркими лучами!
Атилла, (Имя в одном из воплощений Доплена Здорга)
Ты чашу моего терпения превысил!
НЕ-ЕТ! Терпеть тебя я больше не смогу!
Служить – не буду!
Фуарда – не прощу!
Да делай дальше то, что хочешь – ухожу!
Наступит вскоре ночь и будет тьма!
Войдут в свои владения Геката, Нюкта!
Тогда-то хищники, что есть в лесу,
Обоих вас с Секвестрою сожрут
И косточки по всем ущелиям растащат!
Мой дорогой Фуард, прости, прощай.
Я – виноват! Я – просчитался!
Пока в беспамятстве в стожке лежал,
Я жизнь твою нечаянно проспал!»
Анасис еле отдышался, тяжко приподнялся,
Взял палку для опоры, чтобы как то устоять
И из последних сил свернул с тропы.
Дав крюк, как можно далее от Здорга
Он, обходя колючие кусты,
Желал до темноты к дороге выйти.
А там найти свою повозку,
И далее на помощь Таре поспешить.
Но, через несколько минут
Он ясно услыхал призыв в Эфире:
«Анасис, где ты? Дьявол!
Я пищу нужную и без тебя нашёл!
Точнее, мне Отец её сюда привёл.
Хоть не юнец, но был ариец сытный».
Анасис зубами скрежетал. Молчал. Не отвечал.
Поддерживая дланью ноющее сердце,
Скорее прочь от Ирода шагал.
И вновь в Эфире тонком услыхал:
«Ну?! Почему молчишь?! Ты где?!
Сбежать решил, Паук?!
Где б ни был – разыщу! Ты знаешь!»
Анасис не стерпел и, отдаляясь, отвечал:
«Конечно, знаю!
Но дел иметь с тобой я больше не хочу!»
«А что случилось?»
«Что – правда, ты не понимаешь?!»
Остановился, вдруг Анасис.
И, оперевшись грудью на клюку,
В Эфир, рассвирепев, кричал:
«Тогда скажу!
Тебя – я в банях спас?!
ТЕБЕ – отдал бальзам омоложения последний?!
Отдал, как прежде всю семью…
Привёл, как ты велел, девицу!
Ты ж – ей как пищей пренебрёг!
Сожрал вне договора лучшего раба?!
Не уж то не понятно —
Его намеренно я спрятал!
Фуарду не было цены!»
«Я заплачу!»
«Ха-ха! Заплатишь! Как же!
Ты обещал омолодить меня!
И что?! Исполнил?!
Я отдал ВСЁ по сделке!
А что же ты?!
Опять солгал?!
КОМУ-У?!
Тому, кто о тебе всё знает и поддержит?!
Тому, кто в трудный час тебя всегда спасал?!
Но есть предел терпения всему!
Всё! Кончено, мой дорогой!
Наш договор ты этой смертью разорвал!
Из переделок дальше выбирайся сам!»
«Из-за раба со мною споришь?!
Что – жить далее не хочешь?!
Ты от жары сошёл с ума?!»
«ДА, Ирод!
Я от тебя за сотни лет устал!
Сколь ни осталось времени – оно МОЁ!
ТЕБЕ – я жизнью боле не обязан!»
«Анасис, погоди! Ведь я не знал…»
«Фуарда моего?!
Ну, не смеши!
От сей минуты полагайся на Секвестру!
Меня же – боле не зови!»
«Пред Страхом Смерти – при-изо-овё-ёшь!
Я подожду».
«Надейся, Бафомет!
Быть может, снова повезёт!»
И спотыкаясь,
И задыхаясь гневом правым
Анасис под гору бежал.
А в голове роились мысли,
Мелькали призрачные тени,
То жуткой гибели Фуарда,
То карих строгих глаз его.
Вне тела Духом пребывая,
Паук узрел до мелочей,
Что совершил с немым злодей.
Гнев, ярость закипала в жилах Паука.
Она гнала по венам кровь густую,
Как будто бы последней силою толкала
Гружёную повозку под откос.
Анасис остро ощущал,
Как с жизненного ритма сбилось сердце,
Как хладом занемели кисти, пальцы,
А под лопаткою уже горит огнём спина.
Опомнился Паук,
Замедлился, остановился.
За грудь в приливе приступа схватился.
«Нет-нет! Я должен жить пока!
Мой сундучок…
…остался у Секвестры.
Там с ландышем и валерианой…
Так нужный сердцу эликсир…
О, боги,
По-мо-ги-те…
Что сделать
Подскажите…
Хоть тропку укажите…
Кто Тару в Дэльфах…
От Здорга защитит?!
Темнеет быстро,
А я один… в лесу…
Прошу… молю…
Последний раз спасите!
Паук зад уронил на мшистый камень,
Дышал намеренно протяжно, ровно, плавно.
Он уповал на помощь Правь-Ведных богов.
И вот простая мысль пришла на ум ему.
Паук до часового механизма дотянулся,
Снял с пояса его, с трудом раскрыл
И жилу, вздутую под левой дланью,
Указующей иглой-стрелой пробил.
Кровь струйкой хлынула
И потекла такая тёмная, густая.
Остановилась быстро, запеклась.
Паук почувствовал,
Что сердцу как-то легче стало
И сделал на руке теперь надрез.
На палку опираясь, Паук поднял себя,
И время не теряя, под гору потащился.
Сандалией цветы нечаянно сбивая
Фуарда гибель ярко представлял.
И вот случайно он тропинку разглядел.
В нить Ариадны взором тотчас же вцепился.
Так постепенно шёл уверенней, быстрей,
А крови частый след за ним,
Лесного хищника прельстил.
В ветвях скрывался серый линкс,
За зайцем рядышком с норою наблюдал.
Кот чуял запах человечьей крови,
За толстяком присматривал издалека.
С кедровой кроной слившись воедино,
За горной кошкой гарпия в сей час следила.
Кто чьей добычей на охоте станет
Решат терпенье, боги или опыт.
Услышав человечью поступь,
Зайчишка бросился в нору.
Тем в этот раз спас жизнь свою.
Голодный линкс оставил дичь сию,
И выбрал целью человека.
А для подрощенных птенцов у гарпий
Питанье – не человечье мясо.
И потому,
Как только с древа дикий кот спустился,
Был слёту атакован хищной синей птицей.
Сломавши позвоночник резким взлётом,
Она его живым к себе в гнездовье понесла.
На шорох-шум Анасис резко обернулся,
Увидев гарпию с добычею в когтях,
Он содрогнулся и подумал так:
«В те времена, когда детьми мы были
Со всем зверьём и птицею дружили.
Видать, что кто-то из пернатых помнит
Златые эти дни.
Благо дарю вам, боги Ариев,
Что проклятого сына снова пощадили».
Перевязав себе порез под дланью,
Анасис дале рисковать не стал
И поспешил, как мог, и побежал.
А вскоре чей-то говор услыхав,
На тракт священный вышел.
Там ростовщик свою повозку разыскал
И сразу к Дэльфам развернул.
Благословясь надеждой малой
На спасенье жизни девы-Тары,
Старик лошадку вскачь погнал.
Фуарда гибель вспоминая,
Печалился Паук и слёзно горевал.
Меж тем глубОко размышлял,
Кого из должников своих,
Возможно, встретит на пути.
Намеревался их немедленно призвать
С ножами в крепких сапогах
На службу возвращенья долга.
И редко обгоняя местных греков
Подъехал наш меняла к Итии в ночи.
Оставив под присмотром лошадь и повозку,
И пересев на молодого мула,
Отправился тропою горной в Дэльфы.
Благо вдоль всей крутой дороги
Ещё горели ярко фонари.
«Вот только бы к полуночи успеть!
Здорг снова в человечьем теле.
Любой ценою к храмам Ирод добежит.
Коль повезёт, то кровью путника-зеваки
В ночи себя немедля полно исцелит.
Нет времени почти.
Вот-вот взойдёт Севильина Звезда,
Откроются Небесные Врата
И ненадолго Дух Дэльфинии проснётся.
Всем важно этот шанс не упустить.
И мне, и Таре и дьяволу-архонту!
Ах, Гидрассиль!
Как мощь твоя нужна!»
Упомянув жену,
Анасис ярко вдруг представил,
Как Гидра подстерегает Здорга
Внизу, в подвальной зале,
У тёмных храмовых колонн.
Из злата Зевса ремешок её
Теперь блестит на скользкой шее.
Хватая ирода огромными зубами,
Жена срывает голову ему долой.
Подумал: «Так было б хорошо.
Мы б в этой битве победили
И деве-Таре жизнь бы сохранили,
… но в змеином страшном теле
Бой с Бафометом будет у тебя последним».
Фуарда смерть опять представив,
Паук вспотел, отринул эту мысль:
«Нет-нет, жена, не надо!
Живою оставайся в человечьем теле.
Кто я – Анасис в этом мире без тебя?!
Вот должников своих найду
И Здорга задержу до восхожденья Эи. (Эя – богиня утренней зори у греков)
Дэльфинию разбудит девочка сама».
* * *
Ночь.
Укрыта Греция иссиня чёрным шёлком.
До проявления Севильиной Печати
Осталось времени совсем не много:
Час и четверть.
Под пологом из звёзд и полнолунного сиянья
Мерцают Дэльфы в многочисленных огнях.
И храм Деметры-Аполлона под охраной.
Стоят усталые красавцы в кожаных кирасах.
Мечи на бёдрах их, ножи как должно в сапогах.
На праздничных щитах – под пяткою у бога
поверженный копьём дракон лежит в крови.
Театр притих. Нет мест свободных.
И даже на ступенях зрители
Плечом к плечу сидят с детьми.
Всем видно хорошо, какое действие
На скене круглой происходит. (Скена - сцена)
И слышно превосходно,
Что действующие лица
Друг другу говорят.
Александрийцы и семья Саманди
Расположились на сиденьях верхних,
Подалее от скены, любопытных глаз,
Поближе к выходу и храму Аполлона.
Коней оставили у края рощи тисов.
Попоной укрыли белого Арэса,
Чтоб для охраны местной пешей
Был незаметным он.
Два воина Кодра сторожат коней и наблюдают (Кодр - правитель Афин)
Передвиженье факелов, лампад то там, то тут.
Кастальского источника целительную воду
И листья лавра паломники себе на год берут.
А третий воин Кодра развалинами бродит.
Он должен обязательно узнать,
Где точно нет уже охраны,
Вернуться сразу, Марку доложить.
Таг-Гарт с волненьем ожидает весть сию
И незаметно во внимании держит
Скупые перегляды Саманди и Сатира.
В разгаре представление в театре.
Он весь в огнях и фонарях,
Украшен ярко тканями, цветами.
На арьергардной сцене виден сад. (Арьергардная сцена – задний план)
Цветёт фисташка, молодой миндаль.
Почти созрели яблоки граната.
Близ акведука — плодоносит виноград.
Вдали чуть слышен мощный водопад
И переливчато звучат сиригни Панов. (Сиринга - флейта из тростника)
(Пан - божество с козлиными рогами и ногами,
а выше пояса, как человек)
В саду Деметры одновременно
Всё пышно плодоносит и цветёт.
Но зрители не видят в этом чудо.
У двух колонн дымят две жертвенные чаши
С фимиамом, кипарисом и кедровою смолой.
Их терпкий дух разносит по театру лёгкий ветер.
А взгляды зрителей, паломников, гостей:
Восторженных девиц, подростков и детей,
Уже прикованы к фигуре стоящей на балконе.
Там тайно персонаж стоит,
Скрывая лик и стан в тени.
Как вдруг…
Из-за кулис…
В плаще летящем красном
На сцену опустился «с неба» он…
ВЕЛИКОЛЕПНЫ-ЫЙ…
АПОЛЛОН!
Аплодисменты разорвали томное пространство.
Восторженные возгласы, как гром звучат.
«Бог» приземлился.
Длань властно поднял над собою
И шум мгновенно прекратился.
Восторженная тишина застыла!
Глядит гордец поверх голов,
Как будто вдаль с высокого Олимпа.
Прошла в безмолвии минута.
Биение сердец и вздохи словно эхо.
И неожиданно воскликнула одна девица,
другие тут же подхватили:
— Тебя мы любим, Аполлон!
И лишь теперь, откинув плащ с плеча,
Под визг восторженных девиц, юнцов,
Актёр продолжил пламенное действо.
Речь мягко перед матерью своей держа,
Неспешно приближаться к трону стал
От левой — чёрно-золотой колонны.
Златою буквою помечена сия опора: «Бейд».
Деметра в белых одеяньях, видно, непреклонна.
Но, как и должно, мать улыбкой встретила дитя.
В живой короне из тринадцати белейших роз
Теперь она сидит с прямой спиной на белом троне.
Корзинка перед ней у ног стоит.
Там разноцветных пять клубков лежат.
Играет чёрный кот с клубками Ра-дуги.
Два: синий и зелёный на коленях у Деметры.
Рукодельем занимаясь, кружева Весны она плетёт.
И, слыша ревность в сердце сына,
Богиня Плодородья к рукоделию остыла.
Исподволь сжимает дланями, перстами
Рога двух мощных белокаменных быков.
Комедиант в костюме чёрного кота,
Что беззаботно нежился у ног богини,
Оставил озорство и спину аркой выгнул.
Шипит взъерошенный мурлыка,
Отходит, пятясь, за белую колонну
С божественной златою буквой «Йод».
Деметра плавно поднялась с престола.
С колен на пол упали два её клубка,
От трона покатились в ноги Аполлона.
К колонне белой Матерь отошла
И повернулась ликом к чёрной - «Бейд».
Богиня хладнокровно наблюдает,
Как испытание сие сейчас пройдёт сынок.
А он, как с детства прежде не бывало,
Клубки не видит, их не поднимает,
Легко переступает нити Сердца и Души.
Вот фея с красным опахалом за спиною Геи,
Вдруг словно статуя оцепенела.
От страха Эльфы, Наяды и Сатиры
Перестали веселиться, петь и танцевать.
Сиринги, флейты Духов леса замолчали.
Деметра сына слушает и речи терпит.
Богиня неприметно средним пальцем вертит
Властный перстень с изумрудом,
Что на указующем её персте блестит.
Мать понимает: кто-то третий тайно
Разрушительно влияет
На отношения её с детьми.
«Кто это может быть» — Задумалась она:
«Аид?! Отец? Судья третейский?!»
Но зрители раздумий матери не слышат.
Не видят то, что настоящий автор пьесы
Им ярким представленьем жаждет донести.
Как напряженье Матери-богини
И символ умерщвленья женской плоти
Ударами далёкими тимпан передаёт. (Тимпан - односторонний барабан)
Из-за кулисы, вздрогнув,
Он с каждым вдохом отчетливей звучит.
А трепет сердца огорчённой Геи
Кимвала звоном старой меди
Сбивчивый отсчёт ведёт. (Кимвала – ударный инструмент
из двух тарелочек на шнурке)
В златом венце,
В сандалиях высоких, мягких,
В тунике злато-красной и в кирасе,
Сын рассекает воздух гневным гласом
И призывает к справедливости, любви.
Меч пряча за спиной,
А ревность в жёстком сердце,
Он требует от матери своей
Немедленно изгнать из сих земель,
«Крылатое чудовище, взошедшее из Тьмы».
Прекрасную Дэльфинию – драконицу,
Хранившую природу этих мест
И названную дочь Деметры-Геи
Актёр-красавец именует дерзко Пифом.
При сих словах ревнивца-божества
Растущею волной гремят литавры. (Литавра – ударный котлообразный барабан)
Давул со всех сторон раскатами гремит (Давул - большой двухсторонний барабан,
И заглушает даже звуки водопада. на котором играют колотушками)
Так, безусловно, зрители внимают «правду»:
Дракон любой – конечно Зло!
А, соглашаясь с богом Аполлоном,
Желают то чудовище немедленно изгнать, убить,
Забыв о том, что вся вода и акведуки,
Висящие сады, в них зелень, овощи и фрукты
Усердием труда драконицы и Геей созданы.
Распознаёт Деметра в речи сына
Мысли-планы коварного Аида.
Сын бога Хроноса, известно, возжелал давно
Разъединить счастливую семью,
Чтоб безраздельно править Средним Миром.
Взмахнув рукой, остановив литавры и давулы,
Тем, будто остудив горячность рассуждений сына,
Мать отвечает Аполлону
Спокойно, властно, но любя:
— В единстве устремлений наша сила.
Сады плоды дают в усердии труда, любви.
Не должно ссорам быть меж братьями.
Все чада передо мной равны.
* * *
Марк, вдруг, задумался
И в Аполлоне сам себя увидел и услышал.
Ревнуя мать к своим же младшим братьям,
Он с детства рьяно доказать хотел,
Что старший сын её любви достоин больше.
Вот потому он позже полководцем стал.
В боях о ревности своей забыл, казалось.
Потом Мэхди своею добротою мать почти затмила.
И ревность, и любовь теперь она одна – Мэхди!
Жену травил он этой смесью беспощадно годы.
И Марк очнулся, Мэхдохт нежно обнял.
Она ему глазами просияла,
В ответ пожала нежно пальцы: «Да, люблю».
А он шепнул, как повинился:
— Я очень рад, что будет дочерью дитя.
Мэхди зарделась, на мужнее плечо
Главу свою усталую склонила.
* * *
Но Аполлон за мудрые слова
Лишь затаил на мать обиду.
И скрытно рассуждая вслух перед людьми,
Ревнивец явно что-то замышлял:
— Так значит, для тебя Пифон милей?!
Теперь всё стало ясно!
Аид мне точно так и описал.
Тогда для восстановления законных прав
Глупышка Гидрассиль — сестра моя нужна.
Широким жестом завернувшись в плащ
Бог Аполлон Деметре учтиво поклонился.
И будто бы смирившись с правотой её
Со скены под аплодисменты быстро удалился. (Скена - сцена)
Саманди слышит злость и ложь в речах его
И молча негодует:
«Почему?!
Как посмели люди женщину назвать мужчиной?!
И почему же вы – не помнящие правды человеки,
Дэльфинию зовёте именем другим с чужих же слов?
Не уж то верных знаний о былом
В библиотеках наших не осталось?
Иль вы по глупости смирились с тем,
Что вам паяц со скен глаголет много лет?!
А как же истинные знанья? Не нужны?!
Пусть только будет ярким лицедейство?!
Теперь вам жизнь любая не ценна?!
А как же ваши собственные чада? А?!
Из дома — изгоняете за шалость?!
Вы убиваете друзей-животных и крылатых,
Чтоб после плоть их с наслаждением вкушать!
В садах плодов вам мало?
А как же Души?
Они ж вам доверяют, любят, словно дети!
Вы ж — их легко кладёте жертвой в алтари!
С убийством добровольно соглашаясь,
Вы призываете несчастья в жизнь свою!
Зачем же вы пришли к дракону за ответом?!
За помощью в делах,
Советом по здоровью…
С волнением о детях…
И златом платите за что? Кому?!
Очнитесь, люди, и поймите!
Потворствуя злодействам
Дань платите вы палачу не драхмами,
А собственной Душой!
Паяц вам показал, как мамой нужно говорить?
Вы — с восхищеньем согласились.
Теперь не жалуйтесь на то,
Что ваши дети вас же невзлюбили!
Что ваш отец иль брат изгнали со двора!
Что замуж продали, как в рабство!
Ведь это – Правь-Ведные люди
Называют Равновесьем – Кармой!
Аплодисменты снова слышу,
Одобрительные возгласы и фразы!
Нет! Скорее, люди, замолчите!
Вы лучше слёзы лейте
По Душе своей в сей час!
И злое представленье оборвите!»
* * *
Антракт объявлен. Смена декораций.
Но люди на местах своих ещё остались.
* * *
Мэхди к дочурке тихонько обратилась:
— Дрожишь, Санти! Замёрзла? (Санти - имя Самандар в прошлой жизни)
— Нет. Снова злюсь!
— На что?
— На ложь!
На тонкую игру с сознаньем!
На то, как людям изощренно отравляют Душу
Театральным ярким представленьем!
— С твоих рассказов прежних
Я тоже слышу в пьесе ложь.
Хотя, я чувствую: страдает Гея.
Стерпи, дитя,
Ведь это просто лицедейство.
Что с подневольных Акторов возьмёшь?
— С них? Ничего.
Взыскать бы с тех плетьми,
Кто принуждал писцов былое ТАК запечатлеть.
Как следствие, представить ныне людям
Дэльфинию исчадием, угрозой…
— С пиитов, что ль?
— С архонтов и жрецов. (архонт - простыми словами: надчеловек,
незримо управляющий территорией)
Они живут гораздо дольше человеков.
Под маской добродетели
Столетьями срываются средь нас.
Владея знанием подробным о прошедшем,
Обман под ликом Правды прячут в мелочах.
А, помнящие люди,
Терпят искаженья до скончанья лет.
Таг-Гарт к себе прижал Рубина,
Псу в ухо тихо прошептал:
— Чрез поколение, глядишь,
Свидетелей вранью и нет.
Саманди строгий взгляд его перехватила:
— Да, верно, Таг-Гарт.
Тогда жрецы библиотекарям прикажут
Переписать, как надо ИМ от самого начала.
И скажут НАМ, что прежде не было Миров.
А есть лишь тот, который видим — этот.
Сатир:
— А неудобные для них писания — сожгут.
Кто будет не согласен из людей,
Того заменят иль тотчас убьют…
Таг-Гарт бубнел поглаживая гриву псу:
— …Опять развяжут войны, распри…
Пойдут болезни, глад, сиротство, рабство…
Всё, хватит! Пойду, куда-нибудь пройдусь.
Враньё, что людям ныне льётся в души
Уже терпеть я тоже не могу.
Пёс щёлкнул языком, как знак согласья,
Но рядом с Самандар лежать остался.
Таг-Гарт взглянул на них и снова сел.
Мэнэс:
— Так хочется спуститься,
И врезать Аполлону в челюсть!
Минка:
— Как можно так кричать на мать?!
Марк, почесав затылок, прошептал:
— Тише, други.
Да-а, что-то в Греции с людьми уже не та-ак…
За десять лет все изменились… Очень!
Сатир:
— Уже ль никто не хочет знать,
Кто возводил все эти храмы
И кем, зачем разрушены они?
Со всех земель сюда тащатся люди,
Чтоб только рабски преклониться?
Увидеть Пифию, от счастья умереть?
Иль всё же что-то вспомнить, осознать?
Безмолвствует в пыли величье предков-мудрецов
Под безучастной человеческой сандалией.
От удивления Таг-Гарт раскрыл глаза, привстал:
«Вот это да…
Сатир опять чего-то вспомнил.
Ой… Толи ещё будет, брат!
Вот-вот проявится Севильина Печать
И Ставр в тебе опять очнётся». (Ставр–маг и целитель - прошлое воплощение Сатира)
Минка:
— А, может быть, уйдём отсюда?
На Аполлона в сурьме, в помаде и румянах (Сурьма - чёрная подводка для глаз)
Отвратно мне глядеть. (Помаду разрешали использовать только проституткам)
Уилл – Минке:
— Сиди!
Марк НЕ дал нам приказа расходиться.
Атлет, ты, что ли в Риме не бывал?
Таких раскрашенных юнцов теперь там мно-ого.
К тому же женщины безгласны, как товар.
К ночи купил. К утру – продал.
Ох, как затекли от каменных сидений ноги!
Иа:
— Уже б они хоть как ни будь решили
Иль меч с кирасой или дЕвичьи духи.
Паки:
— Мда…
Коль вы бы взгляд не заострили,
Я сам бы сразу и не распознал.
Зачем героям так меняют образ?
Марк выдохнул:
— Не… зна-аю…
Сатир уверенно:
— В бою такой муж уязвим и слаб.
Мэхди, взглянув на Марка:
— Саманди сердится.
Сатир от гнева весь трясётся.
Уиллу надо бы пройтись.
Я вижу, как спина его болит.
Гляди, опять закрыли облака все звёзды.
Как дочь Севильину Печать найдёт?
Чтоб откровенья получить,
Ей прежде нужно успокоить сердце.
Верно?
Легат взгляд перевёл на небеса,
средь облаков заметил яркую луну одну
и мелкие светила:
— Да, ты права.
Лишь только б не было опять грозы, дождя.
А скоро полночь.
Вот снова появилось ощущенье в сердце:
Словно перед боем дрожь и… Тишина?
Как зрители галдят!
Чего-то там едят…
О! А там, в кустах, мужи справляют нужды!
Нет-нет. Ты не гляди, Мэхди.
В святых местах, действительно, театр абсурда.
Грек-воин Кодра появился,
И к Марку подойдя, тихонько доложил:
— Из нижних залов храма
охрана только что ушла.
Мой побратим там скрытно занял место.
Таг-Гарт легату прошептал:
— Пора.
Марк - Таг-Гарту:
— Адонис рассказал,
Как нам проникнуть в залу?
Таг-Гарт ему:
— Да.
И, как покинуть Дэльфы быстро, безопасно.
Легат - греку-воину и Таг-Гарту:
— Идём.
Сатир внезапно просиял очами:
— Мой господин,
Позволь спуститься первым.
А вдруг там, в нижней зале,
Тэос-драко поджидает нас.
Я маленький и не приметный.
Коль пусто в храме, я тотчас же вернусь.
Со мною верное оружье под плащом.
Я только что заметил-осознал:
на троне опорою для рук Деметры были
точно такие же быки.
Таг-Гарт:
— У тебя один рогатый на мече,
а на моём клинке — второй.
Я думаю, что это добрый знак, дружище.
Саам сказал,
что миром правят символы и знаки
И, потому пойдём с тобой вдвоём.
Марк поглядел на них и согласился:
— Мы вас снаружи подождём.
Саманди - Таг-Гарту:
— Гой, Саама посох пред собой держи…
И он моргнул-кивнул:
«Защитою? Конечно!»
Паки:
— Я пост найду поближе и повыше.
Коль ирод явится сюда,
Стрелою вас предупрежу.
В сиянии луны издалека его увижу.
Марк мысль сию одобрил,
И Паки быстро удалился.
Уилл и Иа парня взглядом проводили,
Из театра вышли,
Ожидали нового приказа.
Марк — греку воину Кодра:
— Держите лошадей пока в лесу.
Как только зрители опять усядутся в театре,
Оберегайте дочь, жену.
Расслабь же плечи, дру-уг.
Мы просто, как паломники гуляем там и тут,
Но, зорким взглядом заговорщиков, всё видим.
И к храму подойдём легко по-одному.
Нас встретит Таг-Гарт.
Коль что… даст знак стрелою Паки.