Египет в черных тонах эпохи безвременья Аида, опер

Мари Козлова
 Египет в черных тонах эпохи безвременья
"Аида", опера Верди, Михайловский театр, 20 февраля 2024 года
В черном-черном Египте, жили серые-серые люди, они ходили в скучные-скучные храмы, где творили страшные-страшные дела! Вот такое, без преувеличения, впечатление оставила у меня "Аида" в Михайловском театре в постановке Игоря Ушакова. Два светлых пятна примиряли меня с этим царством тьмы и аскезы - прекрасный тенор Михаил Пирогов (Радамес), ради которого я и отправилась на этот спектакль. Его можно поздравить с ярким дебютом в этой роли! И Олеся Петрова (Амнерис), чье звучное меццо-сопрано тоже изрядно порадовало. Очень выразительно в спектакле пел хор. Время от времени, особенно в финале, Мария Литке (Аида) добавляла достойных вокальных красок да Анастасия Бурун (великая жрица) показала хорошее пение. А в остальном исполнение оперы было под стать ее бредовой постановке: оркестр по большей части "жарил" на всю катушку словно на полковом плацу, царь Египта (Антон Пузанов) удивлял вовсе не царским голосом, Рамфис (Александр Безруков) озадачивал диковатым костюмом с хвостом-лесенкой и трубным басом, Амонасро (Александр Кузнецов), вокально и актерски неубедительный, ходил по сцене, как неприкаянный, и заставлял с ностальгией вспоминать блестящих баритонов Мариинского театра, исполнителей этой роли. Убеждая дочь выведать в Радамеса военную тайну, Амонасро слишком громко пел для тайного ночного разговора.
Что заставило режиссера Большого театра Игоря Ушакова, сделавшего эту версию "Аиды" для Михайловского театра, превратить лучезарный Египет, полный света и солнца, золота и ярких красок, в мрачный ангар сарайного типа, понять трудно! "Аида", опера, написанная Верди для Каирской оперы к открытию Суэцкого канала, без Египта - это нонсенс! Это просто не "Аида"! В ней Египет - это важнейшее действующее лицо! А его у Игоря Ушакова нет!
По сравнению с таким решением, любые странные оперные спектакли Михайловского театра вспоминаются как образец трепетного прочтения опер режиссером. И "Свадьба Фигаро" под японским соусом, и "Волшебная флейта" с масонами и пингвином-Папагено вместо попугая, и декадентский "Бал-маскарад" с самоубивающимся в финале Ренато, вопреки либретто.
Недавно один критик "размазал по стенке" "Аиду" Казанского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля в постановке Юрия Александрова за недостаточный масштаб действа, за нехватку торжественности и скромно выраженное величие Древнего Египта. Интересно, что бы этот автор сказал о спектакле Михайловского театра в постановке Игоря Ушакова?
В этом спектакле царские покои и храм похожи в пустой амбар. А вход в храм выглядит как фасад дачного деревянного клозета. Священнодействия Великой жрица ради победы египетских войск во главе с Радамесом сводится к золотистой фольге, выстилающей стены, мигающим на них огонькам и манипуляциям жрецов с веревками, протянутыми на разных уровнях поперек сцены и мешающими танцевать храмовым танцовщицам. Покои Амнерис еще аскетичнее: они напоминают полуденный отдых на пасеке. На табуретках-ульях, рядами расставленных по сцене, сидят ее служанки, а госпожа скромно возлежит на лавке, любуясь собой в похожее на медный таз зеркало. Манипуляциям с многочисленными зеркалами в спектакле придается большое значение. Ими девушки окружают Аиду, словно хотят сказать: посмотри на себя! Ты рабыня! Что ты о себе возомнила? И на суде жрецы так же поступают с Радамесом: видишь? Ты предатель!
Конечно, предатель, если мелом на стене храма рисует схему секретную прохода египетских войск через ущелье, чтобы застать врага врасплох. Всему миру выдает военную тайну! И доказательства на стене оставляет! И мела там приготовлено - целое ведро. Ружье на стене, то есть мел в ведре (!!!), должно выстрелить! Ну, прямо рояль в кустах!
А триумфальный марш!? Да нет никакого парадного шествия войска победителей. Вместо этого на сцене топчутся на месте то ли жрецы, то ли ремесленники. Марш без марша!
Озадачивают и костюмы героев. В первом действии Радамес одет как пленный белогвардецский офицер - сапоги, голифе и исподняя рубашка. На суд жрецов он идет в черной военной форме - то ли омоновца, то ли солдата-чернорубашечника вооруженных отрядов фашистской партии Муссолини. Лишь перед военным походом и после него Радамес предстает в более в презентабельном наряде - в черной греческой (!!!) тунике с расшитым золотом воротом. Почему и Аида, и Амнерис одеты в длинные европейские платья, сшитые по моде конца 19 века, понять невозможно. Причем черное платье Аиды заткано крупными буквами греческого алфавита. Опять Греция! И что делают черные фигуры со шляпами-клювами, то ли огромные птицы, то средневековые врачи в противочумных костюмах? Вестники смерти?
Тут логика не поможет! Ни с бутылкой, ни без бутылки в этом не разобраться! Да и смысла в этом нет!
Но апофеоз всего - финал!
Смерть Радамеса и Аиды в разных склепах - это разрушение замысла автора - счастливого конца двух любящих людей, один из которых добровольно принял смерть, чтобы не разлучаться с любимым человеком. Аида хотела умереть в объятиях Радамеса. А режиссер лишил этой последней радости и Аиду, и Радамеса, и зрителей. Раскидал их по одиночкам. Не иначе в Петропавловке побывал, насмотрелся. Там много одиночных камер. Помню, как в детстве я вздохнула с облегчением, что все счастливо закончилось, когда в фильме-опере, где Аиду играла Софи Лорен, она вдруг вышла из дальнего угла склепа и Радамес ее увидел. И финальная пронзительная мелодия дуэта Аиды и Радамеса - это мелодия любви и счастья, победивших смерть. И Амнерис, стенающая под стенами гробницы! Это всегда потрясает! И ничто этому не может помешать! Ни нестройно играющий оркестр, ни черный Египет, погруженный в безвременье, ни сараюшки с сортирным входом вместо величественных храмов (художник Мариус Някрошюс), ни странные костюмы (художник по костюмам Надежда Гультяева), ни полное отсутствие Египта, ни сомнительное пение второстепенных героев.
Верди непобедим! И его спасли великолепный тенор Михаил Пирогов и замечательная меццо-сопрано Олеся Петрова!