Николай Васильевич Г

Андрей Зуев 3
    Я в очередной раз уселся за написание рассказа. Написать про великого русского писателя-мистика Николая Васильевича Гоголя  я хотел ещё давно, но никак не мог подобрать подходящей темы. Про него уже столько сказано, столько написано, на основании его жизни и его произведений столько снято фильмов и сериалов, что найти тему, которая была бы не тронута, было очень сложно.
          
   Вот и в этот раз, я тупо залипал в экран монитора с открытым пустым текстовым листом и не мог подобрать даже названия для рассказа.

   Посидев ещё немного и тупо прошарившись в интернете, я как и прежде, решил отложить написание произведения до лучших времён. Ну или дожидаться когда меня посетит мрачная муза вдохновения или попадётся страшная, но интересная история, которую я смогу приобщить к личности великого писателя.

   На часах было около одиннадцати, когда я решил попить чай с бутербродом и ложиться спать.

   Портрет Николая Васильевича стоял у меня на комоде, всё не было времени повесить его на стену. Вернее это был не совсем портрет Гоголя. А если быть совсем точным, то это был мой портрет в образе Гоголя. Но больше в этом портрете было все же от него, чем от меня.

   Уснул я достаточно быстро, хотя у меня была проблема с быстрым засыпанием. Но в этот раз, напряжение тяжелой трудовой недели, срубило меня довольно быстро.
 
   Я проснулся от того, что мне показалось, что что-то упало. В окно, даже сквозь задёрнутые занавески ярко светила луна, наполняя комнату тёплым желтым светом.

   Я сел на край кровати, спокойно, в темноте, оглядел комнату и решил сходить в  кухню попить воды. Напротив меня стояли электронные часы , на которых крупными буквами ярко светилось время 3:01. Протянув руку к выключателю светильника я нажал на кнопку, свет не загорелся. Я подошел к выключателю в комнате, но он также не отозвался в ответ светом. Наверное опять электричество отключили, подумал я, продолжая движение по коридору в сторону кухни.

   Сделав несколько шагов, я замер как вкопанный. На кухне я увидел тень. Меня охватило чувство недоумения и любопытства. Не леденящего душу страха и тревоги, а именно любопытства. Вот тогда я в первый раз подумал что сплю и мне всё это снится. Не может человек без паники и страха, зная, что у него в квартире кроме него самого никого нет, идти в сторону звуков или теней. Но я был спокоен и шел целенаправленно в сторону кухни.

   Зайдя в кухню я увидел нечто такое, что заставило меня издать громкий возглас. Но опять же, это не был крик страха, или раздирающий душу вопль ужаса. Это был крик удивления смешанного с неожиданностью.

   За кухонным столом сидел Он - Николай Васильевич Гоголь. Вернее мне показалось что это Гоголь. Лица его, в темноте, я разглядеть не мог, но его профиль с выдающимся носом и челка спадающая на глаза, говорили о том, что человек сидевший за столом похож на него. Одет он был в плащ, руки его закрывали перчатки, хотя я видел только одну руку, которая лежала на столе, вторую, вероятно, он держал на коленях под столом.
 
   Луна была с противоположной стороны дома, и эта комната освещалась плохо. Но того света что туда проникал, вполне хватало что бы разглядеть профиль, но не лицо. Рот, губы, глаза, щёки я не видел, на этом месте как будто была пустота. Нос и волосы с его фирменной стрижкой и скатывающимися на глаза волосами, всё что я смог разглядеть. Николай Васильевич, сидел в пол оборота, практически отвернувшись от входа и повернувшись в сторону окна. Я попытался обойти немного и подойти к нему со стороны окна, что бы лучше разглядеть его уже окончательно привыкшими к темноте глазами. Но он отвернул голову ещё сильней.

   - Не пытайся ничего там разглядеть, боюсь картина тебя не обрадует, - услышал я тихий приглушённый голос со стороны черного человека.

   - Николай Васильевич это вы? – спросил я, уходя в угол напротив сидящего человека

   - Это как бы я, но в тоже время не я, или точнее сказать не совсем я. – ответил он.

   Я попытался ущипнуть себя за руку, больно, значит не сплю во второй раз проверил я сам себя.

   - Человек во сне может ощущать боль, - как будто увидав в темноте мои действия и прочитав мысли, ответил Николай Васильевич. – И не только боль, человек может ощущать даже запахи, вкусы и ряд других эмоций, которые, как принято считать, можно ощутить только наяву. Другое дело что не всем такое доступно.
 
   Николай Васильевич замолчал. Он сидел, ровно и не подвижно, как статуя. Я не видел шевелящихся губ, откуда изрекались слова, но говорил точно он.

- Я бы хотел спросить у вас Николай Васильевич….

   Но, как будто вновь прочитав мои мысли, Гоголь ответил, не дав мне договорить.

   - Ты хочешь знать похоронили меня живым или нет? Хм, вопрос который хотели бы мне задать многие. Нет, я был мертв, когда меня закопали. А все разговоры на тему моего погребения заживо, всего лишь слухи. Увы, и в наше время было много дельцов готовых поживиться на громком имени после его смерти. К тому же личность моя слишком загадочна и таинственна, что даёт почву для таких рассказов и слухов. Но поверь мне, ничего мистического и странного не было в моей жизни, как и в моей смерти. Вернее в ней было ровно столько, тайн и загадок, сколько их было  в жизни любого творческого человека, черпающего вдохновение, да, порой от иных, потусторонних сил.

   Гоголь замолчал. Я смотрел на него и в голове у меня всё перемешалось. Я хотел его спросить о многом, но в тоже время не мог сформулировать ни одной мысли. Слова с бешеной скоростью летали у меня в голове, не имея возможности сложиться в более-менее разумные предложения.

   Как такое вообще может быть? Сплю я и мне это снится, или это действительно происходит сейчас в моей квартире? И кто этот человек в черном плаще сидящий передо мной? С одной стороны это великий русский писатель и всё указывает на это, но с другой стороны, я не вижу его лица, что бы окончательно его идентифицировать. Да к тому же он сам сказал, что он не совсем Гоголь. Поэтому я решил про себя, называть этого таинственного гостя просто по имени отчеству, а в фамилии оставить только букву Г. Николай Васильевич Г.

   - Скажите Николай Васильевич, - начал я почти по слогам собираясь с мыслями, - Как вам удавалась находить темы для ваших необычных рассказов, как они получались такие мрачные и интересные? Я не могу иногда написать несколько строк, не то что бы сотворить такие великие произведения как вы.

   Николай Васильевич немного повернул голову в строну окна. Свет от уличных фонарей и блики лунного неба упали на его лицо, вернее на то место, где должно быть лицо. Я ещё раз четко,  увидел профиль носа и две черные дыры в глазницах вместо глаз. И теперь до меня начало доходить, что Николай Васильевич пытается скрыть свой облик. И  фраза: «это не совсем я», становилась мне понятна.
 
   В комнате стояла такая кристальная тишина, что я слышал не только своё дыхание, но и удары сердца которое стучало как маятник в часах.

   - Всё на самом деле не так, как тебе кажется, - начал неожиданно Николай Васильевич, - Ни у одного писателя, не получается всё и сразу и с первого раза. Написать произведение не возможно только потому, что ты этого захотел. Это должно прийти, само, иногда резко и неожиданно, иногда долго и кропотливо, складываясь постепенно интересный сюжет. А темы, они вокруг: в жизни, в легендах, в фольклоре. Нужно только уметь это разглядеть и правильно описать. И у меня всё складывалось не всегда гладко. Сколько приходилось переписывать, зачеркивать, разрывать или просто сжигать.
 
   - Вы про второй том Мёртвых душ, имеете в виду? – спросил я, когда Николай Васильевич сделал паузу.
 
   - Не только. Мною было сожжено и уничтожено достаточно произведений, которые не должны были стать достоянием общественности. У меня вообще были сомнения в том, что я являлся автором этих произведение. Мне казалось что моей рукой двигала какая то другая, потустороння сила и боюсь что это был не Всевышний.
 
   Николай Васильевич замолчал. Я сделал пару шагов по направлению к окну и встал напротив своего собеседника. Теперь я не пытался, заглядывать ему в лицо и не старался что то там разглядеть. Я смотрел сквозь него, как бы вглядываясь вдаль коридора.

   - Не пытайся делать, то, что не должен, - начал вновь разговор Николай Васильевич, не дав мне спросить. – Всему своё время и ты напишешь множество интересных произведений. Ты пишешь одно из них прямо сейчас в этот момент, но ты ещё не знаешь об этом. А вот завтра-послезавтра, ты обязательно поймёшь это.

    Я хотел спросить у Николая Васильевича, что-то ещё, но неожиданно распахнулось окно, и в комнату ворвался сильный поток ветра. Я развернулся, закрыл окно и повернулся в сторону своего ночного гостя. За столом никого не было. На улице за моей спиной, погасли ночные фонари, а на небе за тучами скрылась луна. В доме стояла непроглядная тьма.

   Я вспомнил, что у меня в кухонном шкафу лежал фонарь. Я открыл дверцу шкафа, пытаясь нащупать фонарь в том месте, где он должен был быть, но там ничего не было. Там вообще ничего не было, ни посуды, ни контейнеров для еды, вообще ничего. Я открыл второй шкаф и стал щупать там, но шкаф также был пуст.
 
   Мне ничего не оставалось как вернуться обратно в комнату и лечь спать. Глаза почти привыкли к полной темноте, но я на всякий случай, опираясь на стену пошёл в комнату. Подойдя к своей кровати, я остановился. Именно в этот момент я испытал невероятный ужас. На кровати, скинув одеяло и зарывшись головой в подушки, спал Я.

    Голова закружилась, послышались множества голосов разговаривающих одновременно. Сверху, над моей головой, стал слышен треск.  Я закрыл уши руками и поднял взгляд вверх. Потолок над моей головой, начал расползаться на мелкие квадратики как в игре Майнкрафт, обнажая пасмурное небо.  Я начал отступать назад и решил уйти на кухню. Шаги давались мне тяжело, как будто сильные потоки ветра толкали меня обратно. Пока я пытался преодолеть эту неведомую силу, кубики из Майнкрафта уже почти разобрали мою комнату, оставив подомной небольшую площадь размером полтора на полтора метра. До коридора ведущего на кухню, теперь была пропасть шириной сантиметров в семьдесят и глубиной в шесть этажей. Сделав над собой последнее усилие, я подошёл к краю обрыва и изо всех  сил попытался прыгнуть в коридор. Но как только я достиг края коридора, всё исчезло.

   Картина переменилась. Голоса в голове исчезли, голова не кружилась, кубики, съедающие мою жилплощадь, растворились.

   Был день. Я стоял в центре улицы выложенной брусчаткой, в небольшой луже. Шёл мелкий дождь. Слева от меня бойко торговала пряниками женщина, а рядом с ней парнишка лет двенадцати, торговал табаком с лотка привязанного к шее. Я был одет в сапоги, на плечах у меня был плащ, а на руки надеты кожаные перчатки. Справа стоял городовой и как то не приветливо на меня косился. Слева, перед торговцами, цокая подковами по брусчатке, пронёсся конный экипаж.

   Я не мог поверить в реальность происходящего. Но понял я только одно - я как-то очутился в центре незнакомого города, примерно в середине девятнадцатого века. Я начал мотать головой из стороны в сторону, как будто пытаясь скинуть с себя морок окутавший меня. Я закрыл глаза руками пытаясь убедить себя в том, что открыв глаза всё исчезнет и я вернусь обратно домой. Но прикоснувшись руками к лицу, я был разочарован ещё больше. Ладошками над верхней губой, я нащупал усы, (я имел небольшую щетину, но полноценных усов не носил никогда), а на глаза мне упала чёлка знаменитого гоголевского каре. Я отпустил голову вниз и посмотрев в отражение в луже издал возглас отчаяния. На меня смотрело его лицо, лицо – великого писателя с моими глазами, как на картине.

   Значит теперь я - это Он. Мне стало необъяснимо страшно. Я стал задыхаться и впадать в беспамятство, сердце стучало так, что готово было вырваться из груди, жар охватил всё моё тело. Теряя рассудок и ориентацию в пространстве, я заплетающимися ногах начал шагать вперёд по брусчатке, не сходя с дороги. Мимо пронеслась карета, из неё, к моим ногам выпал сложенный вдвое небрежно оторванный лист бумаги. Я нагнулся и поднял его. Развернув его, я прочитал то, что там было написано и окончательно лишился разума. Красивым каллиграфическим почерком чернилами на листке было выведено: Николай Васильевич Г. Бумага была оторвана как раз после буквы Г.

     Трясущимися руками я сжал бумагу в руке и попытался убрать в карман, как вдруг, у себя за спиной я услышал громкие крики. В мою сторону, свистя в свисток и размахивая руками, бежал городовой. Я медленно начал разворачивать парализованное страхом тело в ту сторону, откуда слышались крики. Мне навстречу, неслась лошадь запряженная телегой. Извозчик что есть мочи кричал во всё горло: «С дороги барин, зашибёт», но я не мог пошевелиться. Эти несколько секунд, как в замедленной съемке, длились целую вечность. Вот я вижу приближающуюся морду лошади, пахнущую мокрой шерстью. Над ней нависает извозчик, пытающийся её остановить, исказивший лицо в гримасе крика. Теперь я вижу копыта лошади, бьющие меня в грудь и опрокидывающие на дорогу. Я падаю и теряю сознание.

    Резко вздрогнув как от удара, я проснулся и открыл глаза. Протянул руку к выключателю светильника и нажал на кнопку, свет загорелся. Я сел на край кровати и посмотрел на электронные часы стоящие напротив кровати. Часы показывали 3:01. Интересно, в этот раз я действительно проснулся или продолжаю спать? Я посидел немного, дождавшись, когда на часах поменяется время на 3:02, что бы окончательно убедиться в реальности происходящего.

    На всякий случай  решил сходить на кухню и посмотреть. Включив в кухне свет, я осмотрел её. Всё на своих местах, всё так, как было, когда я ложился спать. Немытый стакан, который я оставил перед сном на столе, солонка, перечница, салфетки. Этого всего не было ночью. Я заглянул в шкафчики, там тоже было всё на месте. Я выключил свет и пошёл обратно в комнату.

     Уже подойдя к кровати, я обратил внимание на портрет, который всегда стоял на комоде. В этот раз он лежал, передней частью вниз. Подняв его и пытаясь поставить на место, я обратил внимание что по всему стеклу, по диагонали, прошла трещина. Я поставил портрет на место, пообещав себе обязательно заменить стекло.
 
    Я выключил свет, лёг и пытался уснуть. Но сон не шёл.  Разные мысли лезли ко мне в голову не давая уснуть. Несколько раз мне удавалось уснуть, но я тут же просыпался, с какими то тревожными чувствами. Время тянулось как расплавленная пластмассовая масса. Мне казалось, что я проворочался уже несколько часов и мне скоро вставать, но судя по часам, прошло около часа. Наконец, когда первые лучи солнца показали на горизонте яркую полоску рассвета, я уснул.

    Проспал я около четырёх часов. Когда  проснулся, у меня ужасно болела голова, как будто я и вовсе не спал этой ночью. Хорошо что сегодня был выходной и не нужно было идти на работу, а то это было бы не выносимой мукой.

    Позавтракал, выпил таблетку, головная боль немного стихла. В голове крутились события сегодняшней ночи. Николай Васильевич был прав, когда говорил, что я пишу своё произведение здесь и сейчас. Я был полной решимости, переложить всё что было, или привиделось, или приснилось этой ночью, в текст. Я включил ноутбук, открыл текстовый документ, ещё раз взглянул на портрет с трещиной на стекле и начал писать быстро, твёрдо и уверенно:
         
                Николай Васильевич Г.
     Я проснулся от того, что мне показалось, что что-то упало…