Безымянный сценарий(начало)
(Вместо предисловия)
…В просторный кабинет, предварительно постучавшись в дверь орехового шпона, вошел молодой, безукоризненно одетый человек в темном костюме и шляпе светло-бежевого фетра.
- Разрешите товарищ генерал?
- Проходите, Вячеслав Олегович, проходите.…Я уже заканчиваю…
Высокий и поджарый Александр Иванович Лютый, генерал ФСБ, с месяц как поставил в своем кабинете велотренажер и частенько занимался на нем, с тоской поглядывая в окно на осиротевшую без монумента Дзержинскому, Лубянскую площадь.
Через несколько минут, генерал занял свое кресло и, поглядывая на молодого человека поверх очков в тонкой изящной оправе, поинтересовался, впрочем, довольно равнодушно.
- Ну и как там наш прозаик? Как Володенька?
- Владимир Андреевич Веревкин после моего визита и небольшой «дружеской» беседы, судя по всему, активно принялся за поиски дневников своего деда, Ивана Титовича Веревкина. Одного я не могу понять, отчего вы запретили установить в квартире писателя спец. аппаратуру? И почему бы нам вообще не привезти его сюда, к нам и хорошенько с ним поработать: быть может даже применить химию?
- Да зачем же, Господи!?
Генерал расхохотался и вышел из-за стола.
- Такие творческие люди как Владимир Андреевич, сами и без лишнего нажима приведут нас туда, куда следуют. К тому же контора сейчас уже не та, что прежде: кругом уши, стукачи.
Не поймешь, кто на кого работает, кто кому докладывает, кто кому подчиняется? Откровенно говоря, я здесь никому особо не доверяю. Кроме вас, конечно, Вячеслав … Вы мне как сын…
Генерал хмыкнул и заходил по кабинету. Темные пятна пота на рубашке Лютого, раздражали его молодого коллегу: аккуратист ,Вячеслав Олегович, терпеть не мог подобного неряшества и с удовольствием бы отвернулся от многословного генерала, но по непонятной причине все продолжал и продолжал смотреть на эти темные круги. А Лютый, словно чувствуя это, сцепил пальцы рук у себя на затылке и, покачивая торсом, словно продолжая физические упражнения, расхаживал взад-вперед по темно-бордовому ковру, брошенному перед столом.
- …К тому же, чем больше людей будут осведомлены о нашем подопечном, тем больше появится потенциальных пайщиков, а если еще проще, то самых обычных халявщиков, желающих быстро и без труда обогатиться за счет более удачливых и предприимчивых товарищей.
Мне с детства плохо давалась арифметика: всегда считал, что делить что-то на два проще, чем на три, четыре или на пять…
Он снова рассмеялся и, наклонившись над молодым чекистом, тихо, но отчетливо прошептал:
- Мне надоело жить здесь. А там, там нищие мы никому не нужны.…Надеюсь, что вы, Вячеслав Олегович в этом со мной согласны? Если да, то идите и работайте согласно ранее разработанному плану.
- Так точно, господин генерал! Согласен.
Вячеслав Олегович вытянулся и, щелкнув каблуками, вышел из кабинета.
***
Владимир возвращался домой в подавленном настроении. Накануне прошедший дождь не принес ожидаемой свежести, а скорее напротив, перекрасил и без того невзрачный город во все оттенки серого. Наглые сволочные голуби лениво купались в грязных мелких лужах повдоль бордюрного камня, презрительно игнорируя и пролетающие мимо них автомашины, и абы как ковыляющих, усталых, распаренных пешеходов.
Из распахнутой двери полуподвального кафе, вместе со звоном жестяных подносов, доносились отчетливые запахи прогорклого масла и пережаренного мяса сомнительного происхождения.
Багроволицая продавщица мороженного, навалившись полной грудью на прохладную стеклянную крышку холодильника, равнодушно взирала на мир сквозь окно своего ларька.
Солнце, для виду укутавшись в нечто полупрозрачное и серое, вновь начало испытывать горожан на прочность и жаростойкость.
Асфальт под ногами пешеходов, продавливался и подрагивал, словно торфяное болото. Высокий и отчаянно худощавый продавец книг, с ненавистью разглядывал проходящих мимо него москвичей, стойко игнорирующих разложенную на лотке пеструю печатную продукцию.
Было жарко и тоскливо.
Городу истерзанному и изнасилованному многодневной жарой, блазнились грозы, чьи отдаленные и кастрированные грохотанья, едва слышались сквозь размытый городской шум.
От троллейбусной остановки заученно – манерно, передвигая длинными загорелыми ногами, профланировала полураздетая блондинистая девица.
Соски в меру накаченной груди топорщили газовую рубашонку. Упакованные в шортики цвета хаки округлые ягодицы вопияли о сексуальности их хозяйки и приковывали к себе взоры торговцев цветами - темноволосых потомков кавказских князьков.
Владимир равнодушным взглядом окинул девушку и свернул к своему дому. Ему не хотелось блондинку. Ему не хотелось сейчас никого и ничего, даже холодного пенистого пива. Плотная апатия сломала, перемолола его и без этого ранимую хрупкую душу.
В голове все еще звучали полуиздевательский голосок главного редактора толстого литературного журнала, устало снисходительного.
- Да вы батенька, похоже, от жары совсем сбрендили? В наш журнал, да про «белое движение»? Вы бы еще про золото партии написали.
Тоже мне, Шолохов нашего времени…
- А чем вам «белое движение» не угодило?
Обиделся Владимир.
- Я же с документами работал.
На реальные факты опирался.…И, причем здесь ваша легенда о золоте партии?
- Да притом, голубчик вы мой, что пока золото партии не отыскали, до тех пор большевики к власти рваться будут, вкладывая свои денежки только в нужные, в соответствующие целям проекты. А они, большевики эти самые, к слову сказать, основные спонсоры нашего журнала. И мне совсем не с руки с ними ссориться, даже ради вас, хороший вы мой.
«Знамя Отчизны», дорогуша, оно и в Африке «Знамя Отчизны». Это своеобразный журнал, поверьте уважаемый вы мой Владимир свет Андреевич.
Со своими традициями, со своими принципами, со своими авторами, в конце концов. Напишите что-нибудь эдакое (редактор глубокомысленно улыбнулся и пошевелил короткими, поросшими черным волосом пальцами у Владимира перед носом) про современную армию, про подводный флот или скажем про Великую отечественную войну – тогда иное дело: тогда вы точно наш автор.…А так…
Он устало заворочался на жестком стуле, закурил и задумчиво посмотрел на висящие над дверью большие округлые электронные часы тикающие противно и громко.
- Я не пишу про советскую армию….
Буркнул Владимир и, сложив рукопись в прозрачную папку, вышел из редакции.
- Я не пишу про советскую армию!
Всю дорогу до дома, на разные лады повторял он это свое утверждение.
Снова повторил он, громко уже попадая в вонючую и полутемную тишину своего подъезда и на ощупь, отыскав замочную скважину, вошел в квартиру.
В коридоре было прохладно и пыльно.
Как всегда.
Владимир присел на калошницу и, вытянув усталые опухшие от жары ноги, прислушался.
За стеной привычно мучили фортепиано. Кто-то за стеклом, похоже на соседнем балконе громко матерился, вспоминая чью-то маму, а заодно и душу и Бога. Лениво и фальшиво лаяла соседская псина неопределенной породы, вздыхал и дребезжал лифт, через силу поднимаясь к верхнему этажу. Все как обычно, за исключением разве что резкого и густого запаха табака, скорее даже дорогих сигар, витающего под потолком.
Сигар курить, Владимиру, еще не приходилось и он, поддавшись любопытству, с облегченьем сбросив с опухших ног пыльные туфли и откинув небольшую шторку желтого плюша, вошел в комнату.
Возле окна, в единственном более или менее приличном кресле, сидел высокий красивый мужчина с волевым лицом и в дорогом костюме, курил сигару, и дружелюбно поглядывая на остолбеневшего хозяина квартиры, интеллигентно сплевывал мелкие табачные крошки. На колене у него покоилась превосходная шляпа светло-бежевого фетра.
Владимир окинул взглядом странного, не прошеного визави, подошел к лакированному ящичку проигрывателя, поставил иголку на первую попавшуюся пластинку, щелкнул выключателем и наконец-то, повернувшись к незнакомцу лицом, неожиданно охрипшим голосом поинтересовался.
- Вы полагаете, я должен с вами поздороваться?
- А почему бы и нет?
Коротко хохотнул тот и, выпустив вверх тонкую струю белого плотного дыма, еще более вольготно откинулся в кресле.
- Почему бы и нет, дорогой мой Владимир Андреевич?
Я пришел к вам в гости. Вас дома нет. Так, что же, мне, по-вашему, дожидаться вашего возвращения в подъезде? Гость ухмыльнулся, блеснув неправдоподобно белыми зубами.
- Нет.
Владимир начал постепенно выходить из себя от беспардонности незнакомца.
- Конечно же, нет! Как можно? Единственное верное решение; без спросу проникнуть в чужой дом и даже не представиться…
Довольно.
Я не знаю, кто вы такой, зачем проникли в мою квартиру, но если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я позвоню в милицию. Надеюсь, там с вами поговорят иначе.…Уходите.
Владимир поднялся и направился к стоящему на столе телефону.
- Я думаю, господин Веревкин, вам не стоит беспокоить наши славные внутренние органы по такому пустяку. Я не вор. У вас ничего не пропало и пропасть не могло: хищение чужого имущества это не мой стиль.
Я к вам пришел по поручению очень солидной организации. Весьма солидной.…
Перед взором писателя, заалела обложкой небольшое удостоверение с тремя золотом блеснувшими, всем известными буквами.
Всесильная и страшная абриватура.
Золото на красном…
Неожиданно шип пластинки за спиной Владимира прекратился, и усталый мужской голос вдруг проникновенно пропел.
«Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре — фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи»...
Гость убрал книжицу в карман и продолжил, внимательно разглядывая плотный серый столбик сигарного пепла на кончике сигары.
- …И потеряв столько времени в вашей квартире в ожидании вас, уважаемый Владимир Андреевич, я хотел бы услышать ответ на только один, маленький вопросик: где дневники вашего деда?
- Деда!?