"Евангелие и Церковь" -- книга французского богослова и историка вышла в Париже и вызвала сенсацию и споры, круги от которых перехлестнули богословские берега и, став заметным общественным явлением в начале XX века, не улеглись до сих пор. Так бывает, что книга, сама по себе и не примечательная своим содержанием наносит громкую пощечину общественную вкусу и входит в истории наравне с самыми именитыми и заслуженными шедеврами. Это и случилось с книгой Луази.
Собственно говоря сама книга возникла в полемике Луази, как католического богослова и церковноого историка, со своим коллегой из лагеря либерального протестантизма Гарнаком. Этот Гарнак, будучи крупным специалистом по истории христианства, досконально, шаг за шагом исследует историю христианского учения. В частности, он обращает внимание на тот факт, что церковь отнюдь не существовала в раннем христианстве. В самом деле, если обратиться непосредственно к Евангелию и попытаться вывести оттуда мнение Христа о церкви, то оно окажется весьма кратким и недвусмысленным:
"Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них". Вот и все. И нет слова ни о каких пышных храмах или обрядах, ни о какой особой организации, только через которую и может верующий приобщиться к богу.
Кто и когда дополнил и творчески развил учение Христа о церкви, неизвестно, хотя Гарнак полагает, что процесс этот шел долгое время стихийно, вне какого-либо идеологического обоснования. Много потрудился на ниве создания церкви апостол Павел. Он особенно не теоретизировал, но постоянно заботился о возникновении и развитии церквей -- экклесий -- под которыми тогда понималось то, что мы сегодня понимаем как церковная община. Апостол же Павел постоянно подчеркивал, что наряду с такими общинами-церквами существует и единая церковь, как некое духовное образование, невидимое и неслышимое, но именно оно-то и придает необходимую святость экклесиям как собраниям верующим.
Еще дальше пошел Августин, который настаивает, что все верующие должны принадлежать граду Божьему. Правда сам этот град не имеет не организационных ни юридических форм, но он есть необходимое духовное начало в душе каждого верующего. Новизна мысли Августина состояла в том, что человек сам своей волей до Бога дойти не может. И только его нахождение в лоне града Божьего поможет ему обрести бога в себе. Практически эта мысль интерпретировалась так, что душа душой, а если не будет церковной организации, то и града Божьего не будет.
Весь этот процесс от "двух-трех" до града Божьего на земле Гарнак рассматривал как упадок первоначального христианства и призывал, что уже не раз делалось в истории до него и будет делаться, пока существует христианство, и дальше, вернуться к этому учению в его первоначальном виде, как оно было проповедуемо Христом.
Луази согласился с Гарнаком в пункте того, что современная нам церковь уж очень удалилась от первоначального христианста. Его фраза "Le Christ a annonc? le Royaume, mais c'est l'?glise qui est venue (Христос возвещал царство, а пришла церковь)" стала хрестоматийной, и даже такой завзятый безбожник, как Анатоль Франс ее с удовольствием цитировал, а когда ее автору отказали в католических колледжах, он замолвил за него словечко, чтобы того приняли на кафедру в Колледж де Франс.
Но Луази посоветовал протестанским историкам не драматизировать ситуацию и признать, что христианство, как и все на свете, за эти 2000 лет интенсивно развивалось, и современная церковь как институт играет необходимую роль в обществе и в том виде, в каком она существует. Ее возвращение к истокам было бы непростительной исторической ошибкой. "Важно не "учение Иисуса", а то, что из него выросло, а именно Церковь. Христос не имел намерения основывать Церковь хотя бы потому, что возвещал скорый конец мира," -- писал он.
Вся эта полемика велась в научных христианско-исторических кругах, но вот эти-то идеи Луази неожиданно нашли широкий отклик в обществе.
И если протестантские коллеги, не соглашаясь с Луази, нашли его позицию вполне приемлемой и заслуживающей обсуждения, то свои же католические ученые, как один набросились на собрата. Идея о том, что церковь и христианское учение изменяемы, а не были даны однажды раз и навсегда как откровение, ножом полосанула по их религиозной совести. В полемике против Луази приняли участие многие католические историки, потом деятели церкви и простые прихожане. Парижский архиепископ Ришар осудил его книгу. Папа Лев XIII внес в индекс запрещенных книг.
В полемику включились светские люди, и она докатилась аж до России. Так, на Луази напал наш соотечественник Бердяев: "Чувствуется, что человек постепенно растерял свою веру, но боится в этом признаться самому себе".
При Пие Х от Луази потребовали покаяния, и он написал папе, что кается "из духа послушания". Это показалось святому престолу пустой отговоркой и в 1908 Луази был отлучен от церкви. Робкие попытки друзей замолвить за проштрафившегося аббата словечко успеха не возымели...
А тут началась мировая война, и полемика как-то сама собой смолкла, лишь время от времени поднимаясь в историческом ракурсе. "Фразу Луази ''Христос возвещал царство, а пришла церковь" часто понимают превратно", -- пишет в 2007 г французский богослов М. Деньо (Mgr Deniau). -- "Будто 'Церковь предала Христа'. Но , мне кажется, Луази хотел сказать совсем другое. Для него Церковь заняла место Христа (а не Царства божия), чтобы продолжить предвозвещенный Христом приход этого царства".
Хотя мне кажется, вопросы эти -- о месте церкви на земле и обоснованности ее притязаний представлять учение Христа -- отнюдь не улетучились, а представляют немалый интерес, как для верующих, так и неверующих.
ДРУГИЕ МИНИАЮТЮРЫ О ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЯХ
http://proza.ru/2023/11/20/215