МИНИАТЮРЫ О ПРОЗЕ МАЛЫХ ЖАНРОВ
http://proza.ru/2023/08/04/563
Роман или повесть Чапека была написана в 1934 году, и была такой обыкновенной, что критики и литературоведы мало что могут сказать о ней. Даже такой подробный исследователь творчества писателя, каким был советский литературовед О. Малевич, и тот в своей содержательной статье об "Обыкновенной жизни" смог лишь поставить ее в ряд с другими произведениями и пройтись по одной из сложных проблем философии XX века, "что есть индивидуальность", но так и не выдавил из себя хотя пары абзацев, которые относились бы непосредственно к "Обыкновенной жизни".
"Обыкновенная жизнь" представляет из себя воспоминания чиновника на смертном одре о своей невзрачной жизни. И вся эта жизнь, бедная событиями умещается в 40 страниц из 200, отведенных для повести, да и то если снабдить издание большими полями и напечатать крупным, как для слепых шрифтом.
Остальные же 160 посвящены анализу этой жизни: так ли она бедна и невзрачна, как кажется на первый взгляд. И, естественно, предсмертный аналитик, а уже и паралитик, обнаруживает там массу интересного и необыкновенного. Оказывается, он был и героем, и приспособленцем, и карьеристом, и талантливым поэтом, и безликим исполнителем чужой воли, и распутником, и добросовестным отцом семейства, и... еще много там кем.
ТЕМА "МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА"
Своей повестью Чапек подключается к козырной теме маленького человека, которой писатели XIX века крыли и королей, и политиков, и гениев. Тема эта по-разному отражалась в разных литературах.
Русские писатели посадили маленького человека на божничку, сделав его и мерилом и главным средоточием духовных ценностей, подключив к этому обожанию через аппарат критики, начиная с Белинского, и Пушкина с его "Станционным смотрителем", да и Гоголя с его "Шинелью", по пути для комплекта прихватив и Лермонтова (а как же -- Грушницкий, чем вам не маленький человек).
Французская не очень благоволила к этому типу, обличая в нем мелкого буржуа, как Мопассан, либо видя в ней курьезную фигуру, как Флобер. Англичан маленький человек интересовал в социальном ракурсе, как труженик и носитель духовных ценностей в сентиментально-слезливом плане, как у Диккенса, либо в возвышенно-суровом, как у Гарди. Интересен подход к этой теме немцев. Для них маленький человек это незаметный в обыденности персонаж, но несущий в душе целую Вселенную: музыкант -- тихий у Шторма, бедный -- у Грильпарцера.
В эту круговерть подходов чехи внесли свое "Ф". Потеряв на долгом историческом пути дворянство -- оно было либо изрублено на куски мясорубкой истории, либо поголовно онемечилось, -- а с ним и понятия о благородстве и чести, чехи -- эта нация лавочников -- создали себе тихий уютненький мирок из скромных радостей и печалей и наслаждались им в своем милом уголке. Именно таким маленький человек предстает у Неруды, таким он продолжен у Гашека и Чапека. Но если Неруда при всем его таланте бесхитростно живописал этот мир, то Чапек попытался подложить туда философскую подкладку.
Интересные воспоминания оставил о писателе чешский художник и искусствовед Адольф Гофмейстер. Сколько можно судить, он единственный из критиков, который ставил "Обыкновенную жизнь" выше всех остальных произведений писателя, включая "Кракатит", "Средство Макропулоса", "R.U.R", "Войну с саламандрами", "Мать" и все прочие. Именно в "Жизни" находя квинтэссенцию творчества писателя. Приведем фрагменты из этих воспоминаний.
"Пристрастие Чапека к обычном, а точнее сказать, чапековская воля к обычному, была неразрывно связана с его представлением о демократии... По Чапеку, быть обыкновенным -- великая честь. Обычность для него в каком-то смысле была постаментом демократии, обычность всегда служила одеждой честного труженика. Труд и трудолюбие, ремесло и гордость ремесленника -- вот предпосылки, охранительный щит и истоки демократии".
Маленький, или лучше сказать обыкновенный человек -- был краеугольным камнем чапековской концепции человека в целом. Он и себя считал обыкновенным человеком, и недовольно морщился, когда его именовали гением, выдающимся талантом. В те же годы, что и "Обыкновенная жизнь" он составил целый том своих бесед с Масариком, тогдашним президентом Чехословакии.
"Беседы", как и все, что выходило из под пера Чапека, сразу же удостоились восторгов, плохо скрывавших недоумение. "А каков же Масарик?" -- спрашивали писателя. "Ни каков", -- бодро отвечал Чапек. -- "Масарик -- это Масарик. Он таков, каков он есть, очень разный и непохожий сам на себя. Он просто обыкновенный человек". То есть обыкновенный человек в концепции Чапека -- это целый мир: ни нужно его ни героизировать, ни демонизировать, ни принижать. А нужно вглядываться в него, не пытаясь подвести под категории.
Эта позиция писателя шла в полный разрез с тогдашними представлениями молодой чешской интеллектуальной мысли. Вслед за немцами и французами они считали, что художник, создатель -- это гений, самой своей сутью противостоящий толпе посредственностей и ничтожеств. А обычное -- это мещанство. И поэтому, пишет мемуарист, "какой это был нелегкий идеал для необыкновенного человека -- быть необыкновенным человеком и притом жить обыкновенной жизнью! Он хотел внешне и внутренне походить на народ".
Интересно в связи с этим замечания Гофмейстера о языке "Обыкновенной жизни", который он сравнивает с языком другого тогдашнего писателя Ванчуры:
"Владислав Ванчура писал сочным чешским языком. Пользовался, так сказать, вручную, выточенными на токарном станке словами, речью кореньев и пряностей, чаще архаизмами, чем просторечием... [Напротив] Чапек хотел быть обыденным, говорить обыденно. Это была его программа... Его язык похож на пражский диалект: он правдив, скорее карикатура, чем шарж. Чуть лукав, чуть насмешлив, скорее бодряческий, нежели бодрый, язык пережитый в народных поговорках, [а не легендах, как у Ванчуры]".
Поэтому Ванчуру переводить на иностранные языки трудно, очень трудно. Читать его -- это обложиться подробнейшими чешскими словарями и фразеологическими справочниками. Читать "Обыкновенную жизнь" же можно и освоив "Начальный курс чешского языка", а перевести в адекват невозможно. (Говоря о языке, нелишне добавить еще одного персонажа в эту святую троицу -- Гашека с его жаргоном и языком пивных).
Самого Чапека очень расстраивало, что никто "Обыкновенную жизнь", как и другое его позднее произведение "Жизнь и творчество композитора Фолтына", ни критика, ни читатели недооценивали. Хвалили, но не понимали. И потому вопреки собственному обыкновению не комментировать себя, он попытался сам разъяснить смысл этих двух своих произведений. Вот что он писал об "Обыкновенной жизни".
"Мы видим вещи по-разному -- в зависимости от того, кто мы и каковы; вещи добры и злы, прекрасны и страшны, -- определяет это то, какими глазами мы на них смотрим... Во всем, что мы постигаем, всегда содержится наше "я". Но как тогда постичь множественность окружающего нас мира, как приблизиться к ней?
Выхода нет -- надо рассмотреть и это "я", которое мы вкладываем в свою интерпретацию действительности, потому и должна была появиться "Обыкновенная жизнь" с ее копанием в душе человека, который сам себя раздергал на малые куски и разбросал свое "я" по всем ветрам. Similia similibus: мы потому и познаем [множественный] мир через то, что есть мы [множественны] и сами, и, познавая мир, мы открываем самих себя. Даже самая обыкновенная жизнь -- уже бесконечна, и неизмерима ценность любой души".
Прекрасный и весьма утешительный для быдла итог воплощения маленького человека.