Личность и язык представляются нам явлениями разного порядка, так что мы ожидаем, что их совместное рассмотрение не нарушит известной смысловой независимости и онтологической дистанции. Однако Дон Росс предлагает нечто более радикальное: сильное утверждение о полной взаимной обусловленности, если не тождественности, языка и личности. Сказать, что личность формируется в языковом семиозисе, для Росса недостаточно. Он утверждает, что личность есть языковое (нарративное) самоопределение человека, которое может быть прочитано и понято другими пользователями языка именно в силу универсальности языковых категорий. Несколько огрубляя, личность можно уподобить писанной автобиографии или личному резюме, предполагая исчерпывающий характер этих текстов. Впрочем, во всем этом есть один важный нюанс, который необходимо предварительно обсудить.
Читая статью Росса, я сделал удивительное открытие. Слово «личность» уникально для русского языка. Оно характеризует человека, как телесно-духовную целостность, а также соединяет аспект индивидуального с аспектом общения, т.е. социальности. Действительно, лицо – это то к чему мы обращаемся в процессе общения. Лицо – в известной мере эквивалент человека. Остальное – части тела, т.е. наши принадлежности. У человека можно ампутировать все, кроме лица. С другой стороны, личность – это совокупность жизненного опыта, определяющего убеждения, статусные параметры и вытекающие из них поведенческие привычки. Знание личностей других принципиально важно – мы избегаем общаться с теми, кто нам непонятен (например, с иностранцами). Однако обе коннотации связаны в одном слове. На наше понимание личности-характера вляет коннотация личности-лица.
В английском языке слово «лицо» переводится нефилософским словом «face», которое лишь недавно стало входить в философский оборот благодаря осознанию его фундаментальной важности для эмоций и общения. В мозгу открыли особые зоны, которые занимаются узнаванием лиц и распознаванием эмоций. Но сейчас речь не об этом. Словарь переводит «личность» как «personality» или «person», однако более внимательный взгляд обнаруживает, что «personality» ближе к «индивидуальность», а «person» ближе к «индивидуум». Другими словами, «personality» - это набор качеств. Разница становится очевидной, если осознать что в английском животное может иметь «personality», а в русском животное не может иметь личности, но может иметь индивидуальность, т.е. индивидуальный характер. Если мы и приписываем личность собакам, то это в порядке их очеловечивания. Впрочем, в силу широты понятия личности, мысль о приписывании личности собакам особо не удивляет, по крайней мере на уровне бытового разговора.
Но в английском есть другое мощное слово, которого, напротив, нет в русском. Это «selfhood». Именно это слово использует Росс, говоря о личности. Буквальный аналог в русском языке – это «самость», но это маргинальное слово с узкой областью употребления. Вообще «self» в английском – это важное и активно употребляемое понятие, отдельное от «Я». Разницу между «Я» и «self» в русском можно почувствовать лишь в не-именительных падежах как отличия «меня», «мне» от «себя», «себе». Разговор о «self» - это отдельная тема, которой мы касаться не будем. Будем лишь иметь в виду, что все, что говорит Росс, относится к «selfhood». Это слово в отличие от «личность» принадлежит научному дискурсу и определено вполне четко. Собаки, скажем, имеют «personality», но не имеют «selfhood». Пусть я беру на себя смелость переводить «selfhood» как «личность», на деле речь идет о более узком понятии, лишь об одном аспекте того, что мы называем «личность». Но увидеть и выделить этот аспект представляется важным.
Итак, с учетом всех этих оговорок, Росс утверждает, что личность конституирует себя нарративно, т.е. через самоопределение в языковых категориях. Здесь принципиально важно то, что язык не индивидуален. Он принадлежит культуре и представляет собой более или менее однородную среду, в которую погружены все его носители. Понимая и описывая себя в терминах языка, человек конструирует свою личность, но в определенном и важном смысле теряет индивидуальность. Дело в том, что все слова языка выражают определенные классы предметов, качеств или действий. Описывая себя в терминах языка, человек может лишь констатировать факт своей принадлежности к определенному классу людей, примерно как это делал толстовский Платон Каратаев, определяя себя как «мы, солдаты Апшеронского полка». То же самое делаем и мы, лишь более детальным образом, характеризуя свою принадлежность городу, нации, религии, квалификационному статусу, цвету волос, учреждению, семье, клану, племени и т.п.
Другими словами, ни одно из наших языковых самоопределений не уникально. Язык – это не просто код общения, а средство интеграции индивидуума в тесно спаянное сообщество, объединенное общей классификацией явлений и действий, которую обеспечивает язык. Создавая личность, язык её же и «обезличивает». Единственная частица языка, которая принадлежит лично нам и только нам – это имя, которое впрочем тоже не всегда уникально, но совпадение имен рассматривается нами как техническое недоразумение, своего рода ошибка языка, с которой мы научились примиряться. Мы знаем, что жизнь – это не математика и всегда готовы к известной приближенности в вербальном описании индивидуальных явлений, причем эта приближенность связана именно с универсальным, абстрактным качеством всех языковых понятий.
Языковая сущность личности как само-повествования в общеизвестных терминах и порождает личность как особенную присущую только человеку форму социальности. Благодаря этому люди могут «прочитывать» личности друга примерно так же как начальник отдела кадров читает резюме кандидатов на освободившуюся должность. В личности человек определяется и характеризуется, но в ней же он обобществляется и абстрагируется. Статья Росса помогает понять природу нашей одержимости правильностью и логичностью наших убеждений. Убеждения – это в чистом виде вербальный аспект личности. Убеждения всегда можно сформулировать словами. О них говорят и спорят. Убеждения настолько сильно связаны с личностью, что ради убеждений человек готов рисковать жизнью или просто умереть. Возражения против наших убеждений мы воспринимаем как личное нападение. Между тем, убеждения - это всего лишь слова. Какое нормальное животное будет подавлять свой инстинкт самосохранения ради слов? Между тем для нас, эти слова, сказанные о себе, необычайно важны. Именно эти слова, точнее наша самоидентификация с этими словами, позволяет нам чувствовать себя людьми. Предавая свои убеждения, мы разрушаем свой мир, себя, личность и уж наверняка «теряем лицо» и чувствуем, что опускаемся на уровень «животного» существования, ценность которого сомнительна.
Рассуждения о вербальности личности приводят к Росса к усилению смысла и обогащению формулировки об особости человека как языкового существа. По Россу, уникальность человека как вида именно в форме его социальности как сообщества взаимодействующих личностей, а само явление личности возникает в среде языка. Личностная форма социальности, которую Росс называет «культурой», - первична, а язык возникает как средство её поддержания. Так понимаемая «культура» решает за нас значительную часть этических проблем, так как сама наша личность формулируется в рамках вполне определенного набора категорий, не нами заданных. Наш «свободный» выбор ограничен списком имеющихся в языке опций, так что сама наша культура принимает за нас большинство решений.
Don Ross. H. sapiens as ecologically special: what does language contribute? / Language Sciences 29 (2007) 710–731.
Добавление.
Основную мысль Росса можно сформулировать и так: для того, чтобы взаимодействовать с другими в среде языка, человек должен быть личностью.