Самой большой ошибкой патриота будет попытка рассмотрения Союза или нынешней России с эстетических позиций, можно, разумеется, помянуть Курехина, рассмотревшего, как и все до или после него, в красочных шоу Третьего Рейха недостижимый для местных уровень, та же Лиознова, впервые в мировом кино представившая красивых и умных наци, тоже может представиться некоторым первопроходцем, но, повторюсь, упаси Бог любого патриота сравнивать или навскидку вспоминать хоть что - то, что хотя бы на миг приближалось к презренным зарубежным образцам. Гимнастерки и сапоги, картонные танчики и опухшие до свиноподобия рыла начальников, опойные и пузатые военные, маслокрады - партократы и буржуи современных дней, ворье и бандиты питерских подворотен, п...дец и ахуй.
- Перья и пух, жентльмены, - предлагал горбатый зеленщик Мозес, толкая одноколесную тачку, полную предлагаемого товара, - плата по таксе, такса - пять фунтов.
Он специально ходил каждое утро по этой улочке, где на углу, по слухам, обитали Чичваркин и Херцен, благополучно сбежавшие с родины, почему - то во все века и при всех режимах непреклонно ужимавшей свободную волю и просто чуйство прекрасного, то придумывая говенных памфиловцев, то сымая героические сериалы, а то и сразу, понимаешь, атакуя соседей и убивая детей с бабами, коим не посчастливилось родиться тута, хотя и тутошние вылавливают целесообразные пряники нищенского существования и полнейшей безнадеги, хорошо все же, что стырили полуостров, есть хоть чем гордиться.
- Знаешь, - говорил Чичваркин Херцену, втихаря рассматривая шатущего Мозеса из - за занавески, - они ведь у арийцев надергали пух с перьями - то, эксплуататоры.
- Волосы евреёв для подушек подводников Кригсмарине, - словоохотливо подтвердил Херцен, устало переворачиваясь на другой бок на диване, - газовые камеры при полнейшем отсутствии надежных свидетельств, чертежей и образцов. Так создается история, Чичваркин. Вот ты, к примеру, как войдешь в историю ?
- Опойкой и жуликом, - немного подумав, высказался по существу и правде честнейший Чичваркин, пожимая плечами. - А ты ?
- А я Херцен, - веско усмехнулся Херцен, доставая член и яростно его вздрачивая. - Колокольный такой, как конь.
- Лошадь ты, а не конь, - уничижительно произнес самоуверенным баритонцем Чичваркин, выбегая из комнаты.
Он схватил Мозеса за голову и пригнул к почве.
- Грызи, сука, землю, - страшно прохрипел Чичваркин, торжествуя и ликуя.
- Я патриот, - отказался от чести не по отцу суровый Мозес, вырываясь, - и не стану грызть английский остров. Подумай сам, Чичваркин, если каждый патриот отгрызет от Британии кусочек, то никакого острова больше не будет.
Чичваркин задумался, а коварный Мозес, всхрапнув, ловко вывернулся из удушающих объятий патриота и ударил его тачкой по голове.
- На, сука !
Мозес набивал рот Чичваркина пухом и перьями, предлагая свисавшему из окна Херцену подтвердить для будущих страховых агентов факт форсмажорности.
- Пять фунтов, - отказывался Херцен, отрицательно маша гривой, - не фунт лиха, Мозес. Х...й вот тебе вот, а не пять фунтов.
Затем Херцен, позавтракав, шел на Флит - стрит. И уже там орудовал. Он догадывался, что на другом краю Земли, если у нее, конечно, есть край, точно так же орудует опойка Машка Захарова. Да что говорить, тысячи их, и все орудуют.
Любой читатель, кто посмеет ознакомиться с бессмысленным словотворчеством коалы, имеет полное право предположить, что Херцен не просто так. Или Чичваркин вот, например, тоже, наверное, не зря. И уж тем более - Захарова. Нехай предполагает что угодно, мне насрать. И на Чичваркина, и на Херцена, и на Захарову, и даже на Мозеса, тем паче, что это персонаж вымышленный. Как, впрочем, и Херцен, и Чичваркин, и Захарова. Есть, разумеется, считанные единицы, кто лично знаком с ними, но для всех - то остальных миллионов все вышеупомянутые мудаки с мудачкой - лица на экране, строчки в газетах, смутные голоса из радиоточек, короче, такие же вымыслы, что и Мозес. А если так, а это именно так, то насрать всем на них на всех.
- Когда мы перегнием вместе с говном, - догадался опытнейший Чичваркин, ворочаясь в еще теплом говнище рядом с Захаровой, - то будем гумус. Пользу принесем людям - то.
- Ладно хоть так, - впервые приходила к согласию с несогласным Захарова, погружаясь в говно глубже.
И лишь Херцен игнорировал говно. А почему ? А я скажу. Потому Херцен. Это надо понимать.