ИМПЕРИЯ ПОД ТАЙНЫМ НАДЗОРОМ
Эпоха Николая I
Глава вторая
ДОНЕСЕНИЯ АГЕНТОВ ТАЙНОГО НАДЗОРА
...Постоянно возраставшее
недовольство неизбежно должно
было разрешиться взрывом.
ф о н Ф о к
Состояние Петербургского общества, после подавления мятежа 14-го декабря, наглядно изображает в своих донесениях директор канцелярии Третьего отделения фон Фок в адрес шефа жандармов Бенкендорфа . Тон их носит на себе тот отпечаток почтительной дружбы, как может существовать между высокопоставленным начальником и талантливым подчиненным, обладающим всеми внешними признаками порядочности.
В донесении от 18 июля 1826 года фон Фок сообщает о настроении умов в обществе после мятежа:
«Самые тяжеловесные и неповоротные серьезно обсуждают события, только что разыгравшиеся у нас на глазах; они сознают необходимость выйти из летаргии. Самые влиятельные классы общества понимают свою ошибку и начинают признавать потребность расстаться с принципом равнодушия и выжидания. Низшие классы, на которые должны смотреть, как на орудия и машины, находятся в ожидании улучшения их положения и ничего более не желают, как возможности безмятежно наслаждаться благами предоставленного им политического существования. Купечество с удовольствием смотрит на систему правительства и его направление и готовится к развитию промышленности; а меры, принимаемые для поощрения внутренней торговли, подают самые основательные надежды, так что предполагают — и совершенно верно, — что новый порядок вещей много будет способствовать повышению национального кредита в торговых сношениях России с иностранными государствами. Некоторые идут еще дальше и уверяют, что повышение это и теперь становится заметным».
По донесениям агентов тайного надзоры фон Фок сообщает 20-го июля Бенкендорфу о том, что в некоторых кружках все еще упорно продолжают анализировать причины, возбудившие взрыв 14-го декабря:
«Привожу некоторые размышления по этому предмету. Собственно новаторы пришли к этому простому заключению, что порицая злоупотребления следует, в то же время, указывать и средства к искоренению их. По мнению этих нововводителей, великие внешние войны и иностранная политика до того поглощали внимание правительства, что внутреннее управление страною предоставлено было на волю нескольких человек — органов и креатур одного лица, облеченного доверием государя, и под личною бескорыстия, до такой степени честолюбивого, что он приносил в жертву этому честолюбию самые дорогие интересы управляемых лиц и заставил правительство принять систему управления, имевшую атрибутом — сплетни и кляузы, а целью — жажду нераздельного господства. Таким образом, постоянно возраставшее недовольство неизбежно должно было разрешиться взрывом. Затем эти самые нововводители, — люди без власти и без средств, приняли на себя роль распорядителей, и уже по необходимости должны были прибегать к преступным мерам, чтобы развить свои планы и привести их в исполнение».
Следует отметить, что довольно часто на местах губернские власти соперничали с жандармскими, и обе старательно втыкали друг другу палки в колеса. По положению и обычаю высшим лицом в губернии являлся губернатор. Рядом с ним становился жандарм, действовавший совершенно самостоятельно и при всяком удобном случае многозначительно кивавший на «вверенную ему высочайше утвержденную секретную инструкцию». Оба они, независимо друг от друга, доносили каждый своему начальству обо всем происходящем в губернии. Конечно, виной различных нарушений и непорядков оказывалась противная сторона, и легко себе представить, что от таких столкновений правительство мало выигрывало.
Нездоровая конкуренция началась также между Министерством внутренних дел, в ведении которого оставалась обычная полиция и Третьим отделением, выполнявшим те новые функции политической полиции, которые были заложены в идею реформы.
По этому поводу фон Фок жалуется в том же донесении Бенкендорфу: «Уверяют, что городская полиция, заметив, что существует деятельный надзор, собирается развернуть все находящиеся в ее распоряжении средства, дабы первой узнавать все, что делается, и будто бы на расходы полиции собственно на этот предмет прибавлено по 300 р. в месяц; говорят даже, что Фогель получит прибавку в 3000 рублей, чтобы иметь возможность следить за всем с большею деятельностью и с большим успехом».
В донесении от 23 -го июля фон Фок сообщает Бенкендорфу о мерах, принимаемых полицией, по надзору за праздничным гулянием:
«Вчерашний праздник был вполне народный; высшие классы не могли принять в нем участие, так как вся аристократия разъехалась. Поэтому на гуляньи было не более двадцати экипажей и вообще гулящих было в половину менее, нежели 1-го числа, так что полиции не стоило труда поддерживать порядок, который никем не был нарушен. Военный генерал-губернатор и подчиненные его, в парадной форме, разъезжали верхами до конца гулянья, и полиции пришлось устранить только некоторые маленькие беспорядки, всегда не разлучные с подобным стечением народа. Прогулки по воде не были приятны вследствие сильного ветра<...>
Недостаток материала для разговоров в Петербурге в отсутствие двора, наводит весьма естественно рассуждения на тему о великом событии к которому было лучше вовсе не возвращаться. Чтобы говорить о чем нибудь, толкуют о великом князе Константине Павловиче и об административных проектах. Это, впрочем, еще не доказывает, чтобы осуждение и критическое отношение стояли на первом плане, так как все толки и нелепые умствования выходят из среды небольшого числа тех шелопаев, которые чешут языки для препровождения времени. Я ездил вчера в Царское Село проститься с князем Кочубеем, который намеревался сегодня утром уехать в Москву».
В донесении от 27-го июля фон Фок в очередной раз сообщает о настроении умов в обществе:
«Вот картина настроения умов и рассуждений, написанная на основании впечатлений, вынесенных из многих разговоров о различных партиях и мнениях.
Левая сторона или, лучше сказать, врали и недовольные, стараются представить все в мрачном свете. Краски их до того темны, что можно подумать, будто бы мы находимся накануне страшных бед. По их словам, все приходит в упадок, все разрушается, и никакие усилия правительства не в состоянии восстановить доверия и радикально излечить зло, — не потому, что оно застарело, а вследствие недостатка любви к врагу. — Правая сторона видит вещи в совершенно в другом свете и не только не замечает ничего тревожного, но уверена, что пойдет отлично.
По мнению некоторых благонамеренных исследователей, оба приведенные взгляды преувеличены. Если правда, говорят они, что язва глубока, то, несомненно, правда и то, что нет недостатка ни в доброй воле, ни в средствах, чтобы, если не закрыть ее, — что было бы опасно и даже не возможно, — то предотвратить гангрену, а это было бы выигрышем<...> Не скрывая правды ни от своих, ни от чужих глаз, надо сознаться, что различные причины, — анализ которых, в настоящее время, был бы напрасен и даже не совсем политичен, — вызвали такие бедствия, последствия коих неисчислимы, как например: отсутствие духа общественности, эгоизм с целой свитой его приспешников, ложные идеи для свободы и правах граждан, благоприятствующие только личных интересов, в ущерб общественному делу. С другой стороны нельзя также умолчать и о том, что правительство, с инергиею и силою употребляет все, находящиеся в распоряжении его, средства, чтобы остановить развитие этого зла; что признавая невозможность вырвать его разом, оно ничего не упускает из виду, чтобы дать умам более благоприятное направление относительно подтверждения общественного благосостояния, а порядок вещей поставить в такое положение, которое можно бы изменить с известною осторожностью; так что, не домогаясь роли созидателя, оно довольствуется ролью восстановителя, которая гораздо труднее, особенно в настоящее время... Сообразно с этим мы видим во всех действиях правительства твердое намерение привести заблуждающихся к порядку всеми строгими, но отнюдь не насильственными мерами, которые власть может применить с успехом, чтобы указать людям и вещам их место... Поэтому нельзя не хвалить старание правительства исправить судопроизводство, финансы и полицию. Мы находим подготовительные меры к достижению этой цели в различных собственноручных резолюциях монарха. Эти указы дают истинное мерило намерений и действий правительства, которые заставляют предполагать спокойствие в будущем».
В донесении от 9-го августа фон Фок сообщает о действующих в столице кружках, на которых собираются не довольных мерами правительства:
«Слух о сборищах у вдовы Рылеевой, о котором я упоминал в предшествовавших моих письмах, вызван был следующим фактом, удостоверяемым официальным донесением по сему предмету. Г-жа Малютина, узнав, что вдова Рылеева уезжает в Пензу, обратилась к военному губернатору с просьбой о возвращении ей бумаг, касающихся опеки ее детей, опекуном которых был покойный Рылеев. Вследствие этого полицейский офицер в сопровождении поверенного Малютиной, коллежского асессора Сутгова, отправился к Рылеевой за означенными бумагами. Это-то обстоятельство и подало повод говорить о сборищах. Старая карга Миклашева, вовлекшая в несчастие некоего Жандра, своим змеиным языком распускала эти слухи.
Между дамами — две самые непримиримые и всегда готовые разрывать на части правительство: княгиня Волконская и генеральша Коновницына. Их частные кружки служат средоточием для всех недовольных, и нет брани злее той, какую они извергают на правительство и его слуг.
Вот эпиграмма на князя Куракина, повторяемая во всех обществах и возбуждающая общий смех, так как дает повод к бесконечным комментариям:
Велик и славен был
Куракин в жизни сей!
И подданных морил,
И погребал царей.
Хочу прибавить несколько общих замечаний, сделанных реформаторами, число которых все увеличивается, хотя в большей части случаев они люди весьма благонамеренные.
«Было бы необходимо установить большее единство во всем, что касается исполнительной части. Таким образом, не ограничивая привилегий, которыми пользуются некоторые из присоединенных к империи провинций, можно было бы принять за правило, чтобы все правительственные распоряжения исполнялись повсюду во всем их объеме. Но главное — необходимо изгнать всякую идею о конституционном правлении, для чего лучше всего было бы возвращаться мало-помалу к прежнему порядку вещей. Нелишним было бы также позволить и даже внушить журналистам, чтобы они писали об этом предмете, выставляя его с хорошей стороны. Затем верное средство парализовать усилия нововведений это сделать их смешными, тогда они не могут уже иметь никакого влияния на умы, слишком жадные ко всякой новинке».
10-го августа фон Фок жалуется Бенкендорфу , на этот раз уже на слежку, установленную городской полицией за ним и его собственной агентурой:
«Я должен поговорить с вашим превосходительством об одном обстоятельстве, настолько же нелепом, как и неприятном во многих отношениях.
Полиция отдала приказание следить за моими действиями и за действиями органов надзора. Полицейские чиновники, переодетые во фраки, бродят около маленького домика, занимаемого мною, и наблюдают за теми, кто ко мне приходит.
Положим, что мои действия не боятся дневного света, но из этого вытекает большое зло: надзор, делаясь сам предметом надзора, вопреки всякому смыслу и справедливости, — непременно должен потерять в том уважении, какое ему обязаны оказывать в интересе успеха его действий.
Употребляемые полицией сыщики разглашают дело, и им это не запрещается. Я предупредил об этом г. Дершау, но он делает вид, что ничего не знает. Можно контролировать мои действия — я ничего против этого не имею, даже был бы готов одобрить это, — но посылать подсматривать за мною и за навещающими меня лицами таких болванов, на которых все уличные мальчишки указывают пальцами, — это слишком уж непоследовательно, чтобы не сказать более.
Ко всему этому следует прибавить, что Фогель и его сподвижники составляют и ежедневно представляют военному губернатору рапортички о том, что делают и говорят некоторые из моих агентов. Это, положим, в порядке вещей, но смею надеяться, что экспромтам этим не прежде поверят, как убедившись сначала в их справедливости. Тяжелый опыт сделал меня, быть может, слишком осторожным, — но я должен быть таким для пользы дела.
Вот еще несколько замечаний, сделанных в разных кружках и которые могут служить оправданием моих опасений.
«Государь в особенности заявил себя против всяких двусмысленных или извилистых действий; это факт, хорошо известный; между тем встречаются люди, пытающиеся противиться развитию полезных мер, которые должны содействовать к улучшению порядка управления и к устройству его на прочных основаниях. Самое большое зло, представляющееся правительству, — это эгоизм должностных лиц и жажда всюду первенствовать. Они не могли бы, конечно, достигнуть этой цели, если бы не имели своих приверженцев, которые стараются составить себе карьеру, в ущерб общественному делу. Начальники не смеют прямо задевать их, не желая ослабить свою партию, и потому, замечая зло, все-таки терпят его из личных видов.
Личный состав чиновников должен быть избран из людей не нуждающихся, которые могли бы посвятить себя служению общественному делу. Увеличение издержек на содержание двора повлечет за собой большие расходы и поставит правительство в затруднительное положение. Надо создать источник умножения доходов!.. Увеличить налоги — это средство, к которому не следует, да и не пожелают обращаться; поэтому придется наверстывать экономию в расходах. Уменьшение военных сил, с одной стороны, и повышение ценности бумажных денег — с другой, представляются двумя необходимыми мерами для достижения предположенной цели, хотя привести в исполнение эти меры будет нелегко».
На фото: М.Я. фон Фок.