Глава 22.
Геленджик.
Андрею дали путевку в санаторий с пятнадцатого июня в городе Геленджик на Черноморском побережье.
Гостей они не дождались и уехали сразу после Светиной сессии на две недели из дома.
Перед поездкой Света прочитала в библиотеке воспоминания о Геленджике Константина Паустовского, побывавшего в начале двадцатого века: «Геленджик был тогда очень пыльным и жарким городком без всякой растительности. Только колючие кусты держидерева и чахлая акация с желтыми сухими цветочками росли в палисадниках».
В энциклопедии было сказано кратко:
«В годы Великой Отечественной войны Геленджик был прифронтовым городом, базой боевого и материального обеспечения Новороссийской группы советских войск, большим военным госпиталем. С 1970 года Геленджик стал курортом Всесоюзного значения».
Свету по просьбе Андрея поселила у себя медсестра санатория, где он разместился по приезду. Санаторий располагался в большом многоэтажном здании с лоджиями, выходившими на овальную, в форме тарелки, водную гладь залива, огромную естественную гавань с удобным выходом в Черное море.
Света поставила свою сумку в темной, с занавешенным плотными шторами небольшим окошком маленькой аккуратной комнатке, напоминавшей просторную кладовку. Здесь стояла большая деревянная кроватью и маленькая тумбочка, втиснутая под окно. Света вышла через небольшую кухню из маленького домика на улицу.
— Это наша летняя кухня, а вот мой дом, — медсестра Галина была полная, сбитая брюнетка небольшого роста, с узкими плечами, приличной грудью, еще заметной талией, с аппетитно-шоколадной, загорелой кожей обнаженных рук и шеи. Она провела Андрея и Свету под самодельным навесом, увитым виноградными лозами с набирающими янтарного сока и блеска аппетитными гроздьями.
Галине сразу понравился Андрей, и она предположила, видимо, что он устраивает на проживание свою дочь. И она поспешила представить своего сына, читавшего в тени дома какой-то толстый роман. Юноша Светиных лет сидел в шортах, легкой майке с замотанным бинтами горлом.
— Мой сын Никита. Отработал один год в горном ауле в школе учителем пения. Приехал, накупался в холодной воде, теперь сидит в тенечке с ангиной. Пусть с вашей дочерью подружится, — Андрей хмыкнул, но ничего не стал разъяснять. — Через неделю уезжает в Краснодар, будет поступать в консерваторию. Хочет стать пианистом.
Андрей ушел в санаторий, который находился где-то в двух километрах от этого самодельного дома, сложенного из плит неизвестного камня, вместе с улыбающейся казачкой, на голове которой был накручен высокий узел из роскошных волос.
Света помчалась на море. Город, застроенный небольшими частными домиками, кучно теснился вокруг залива, весь в зелени поднявшихся на камнях деревьев. Заросли георгинов, кусты роз послушно распускались под обжигающим солнцем на самодельных террасах из старинных ивовых плетней с насыпанной в старые корыта и баки привезенной землей.
Но самое главное — море было в десяти шагах. На городском пляже громоздились по периметру забора из металлической сетки огромные валуны, камни поменьше, а вокруг — сотни отдыхающих. В прибрежной полосе, в грязной, мутной воде неприятного глинистого цвета плавали, брызгались, смеялись человек пятьдесят. Лезть в такую воду не хотелось.
Света присела на разгоряченный метровый валун у огромной дыры в заборе, собираясь с духом, чтобы в этом наползающем беспощадном знойном полдне решиться влезть в эти берущие штурмом каменистый берег мутные волны.
— Иди сюда! — в пяти метрах от нее стоял в шортах, со своим завязанным горлом Никита, он придерживал за цепь небольшую лодку, покрашенную в темный асфальтный цвет. — Садись скорее, а то море выбросит нашу лодку на берег! С ним шутить нельзя!
Света сбросила босоножки и, обжигая на раскаленных камнях не закаленные подошвы, как коза, допрыгала до лодки. Придержала развевающийся на поднявшемся ветерке подол сарафана, неуклюже, смущаясь, перелезла качающийся, такой неустойчивый борт лодки, почти упала, не удержав равновесие, на деревянное сиденье.
Никита спокойно перелез в лодку, оттолкнулся от дна веслом, и все у него получилось так уверенно, без напряга. Он начал выгребать в сторону от пляжа, туда, где в море выходила эстакада какого-то крупного санатория с отдыхающими на лежаках под большими солнечными зонтами. Санатории поднимались уступами многоэтажных корпусов, не загораживая друг другу живописный пейзаж.
Взморье отличалось от Дагомыса. И этот простор морской стихии, зажатый в залив, окруженный городскими улицами, узкий мыс с маяком на оконечности, прятавший горизонт, здесь звучал резче, чем в Дагомысе. И море было очень глубокое. От буйков уплыли уже далеко. И у воды появился, наконец, нормальный, непередаваемо зеленоватый морской оттенок.
— Я сейчас поверну к пляжу, доплывем с тобой до буйка, и прямо с лодки нырнешь в нормальную воду. Плаваешь хорошо?
— Я выросла на Волге! — сказала Света гордо. — Но море впечатляет, — добавила, чтобы Никита не обиделся.
Света сдернула сарафан. Били в лицо брызгами, играясь солнечными бликами, набегающие валы, и Света опять почувствовала себя той беззаботной девчонкой, словно вода смыла все слезы и горечь разочарования прошедшего года.
Она прыгнула в глубину, удивилась холоду внизу, поскорее дотянулась до теплого слоя и поплыла к далекому берегу, оборачиваясь иногда к лодке, которая мягко качалась на волнах вслед за ней.
Пока сохла на камнях, Никита принес ее сарафан и босоножки, и ушел обратно. Марлевой повязки у него на шее уже не было.
Когда вернулась с мокрыми солеными волосами по плечам, в кухне на табуретке ее ждал Андрей:
— Пойдем, где-нибудь найдем столовую, и ты нормально пообедаешь! Меня будут кормить три раза в день, а тебе придется питаться самой. Ночевать я буду приходить к тебе. Сегодня вечером хозяйка пригласила нас на чай. У нее в доме три комнаты, и все заняты курсовочниками. В одной комнате — она с сыном, а в двух других — сразу семь человек. Они все питаются и лечатся в санатории, а ночуют здесь. Может быть, тебе курсовку купить?
Света рассмеялась:
— Нашел больную! Да я буду ходить в столовую только в обед, а на море буду брать яблоки или пирожки. Я хочу только купаться, нырять и загорать. И давай, не будем друг другу мешать!
Вечером хозяйка откровенно расстроилась, когда узнала, что юная Света — жена Андрея. Улыбалась, когда разговаривали, и объяснила, когда Никита ушел с друзьями:
— Хочу сына младшего срочно женить. Пусть потом уезжает хоть в Краснодар, хоть в Москву! А его жена будет жить со мной, и он все равно будет приезжать и к ней, и к ребенку, и ко мне. Ты мне, Светочка, очень понравилась.
Когда Андрей вышел на прохладный ветерок во двор, Галина зашептала:
— Бросай ты этого пенсионера! Зачем тебе старый муж? Детей у вас нет, а мы тебя с Никитой к себе возьмем! Ты нам подходишь!
Света смеялась без передышки. Она, словно разучилась говорить в этой круговерти меняющихся ситуаций, разговоров, анекдотов о здешней жизни, заполнившись радостным смехом сверх установленной кем-то и когда-то нормы.
Они с Андреем пошли бродить по чужому городу, отдыхавшему от полуденного зноя в неярких сумерках заката, обещавшего завтра сильный ветер. Прошли по узким улицам, небольшим площадям, по всему восточному побережью до самого маяка.
Вернулись поздно ночью:
— Нужно окунуться и поплавать в море, а то липкие все от духоты, — предложил Андрей
Ворота пляжа были официально закрыты, но Света запомнила огромную дыру возле огромного валуна, где чуть не обожглась о раскалившийся на солнце камень.
Они плескались в черноте успокоившейся дремлющей воды, как дети. Андрей лез со своими ласками, Света отбивалась, смеясь, пока на другом конце пляжа вдруг не раздалась пронзительная, резкая в ночи трель милицейского свистка проснувшегося сторожа и крик: «Пляж закрыт! Вылезайте немедленно!»
В полной темноте полураздетые, с вещами в руках удачно вылезли через дыру в заборе. Крадучись, пригибаясь, как преступники, нырнули в темноту уснувшей улицы. Там, зажимая рты ладонями, давились от хохота, пока Андрей не захватил властно ее в свои объятия, стал целовать так, словно добрался до ее губ впервые.
На щеколде летней кухни висел на дужке не закрытый замок, приглашая: «Заходи, бери, что плохо лежит», Люди здесь жили открыто. За забором на раскладушке спал, закрывшись с головой одеялом, какой-то соседский жилец.
Не зажигая свет, закрыли дверь на массивный крючок, опять рассмеялись в темноте, вспомнив ночное бегство, упали в кровать. Андрей прошептал в ухо:
— Светочка, здесь нет бабушки. Есть только мы вдвоем. Ты должна меня захотеть, не вздрагивая, как дома, на каждый шорох. Отдайся мне не как мужу по обязанности, а просто, как сильному и здоровому мужчине, боготворящему свою юную женщину. И пусть у нас появится дите настоящей любви.
В эту ночь она устала от его ласк, заснув только под утро. Что-то, действительно, изменилось в их отношениях. Что, она пока еще не поняла до конца, но утонула в неге, овладевшей всем ее существом, в прикосновениях жаркого тела, притягивающего к себе в тропиках смятой постели и переполняющего желанием быть вместе до конца.
Андрей ушел на процедуры, не дождавшись ее пробуждения. Посидела на кровати, не веря, что она вчера, словно сошла с ума, чего с ней никогда такого не было дома. Подумала и покраснела: «Опять, наверное, Андрей удивился».
Продолжение следует).
Предыдущая глава 21. http://proza.ru/2020/04/07/1447
Следующая глава 23. http://proza.ru/2020/04/07/1452