Домики моей мечты построили пленные немцы еще в 40-х годах. Их облупившиеся стенки все так же сохранили пастельный кремовый цвет. Арочки и окошки на которые я заглядывалась, прогуливаясь по вечерам, были необыкновенно уютными – за ними могли жить только счастливые люди.
Я была счастлива. Каким-то своим втайне выкормленным счастьем, очень внутренним для того, чтобы его мог понять кто-то кроме меня. На центральной улице города, в вечерних фарах целеустремленных машин, моя фигурка казалась почти незаметной. Я шла и размышляла о том, что домикам моей мечты, может быть, именно сегодня исполнилось ровно 62 года. Мне было 22. Эти 22 случились со мной вчера, но окончательно почувствовала я их только сейчас, увидев свое отражение в одной из витрин. Привычные темные глаза (признаться, они мне нравились – они многое говорили вместо меня, а я на самом деле очень не любила говорить), первая поперечная морщинка между бровей. Я вздохнула; всегда надеялась на продольные, но улыбчивой добродушной старушки из меня пока не получалось.
«В 2002 году, 22 ноября я совсем не боялась физической старости», – усердно запомнила я. Более того, по-моему, с подагрой, усталостью, постоянно плохим настроением и равнодушием к миру я чувствовала бы себя даже комфортнее. Правда, неизвестно была бы я со всем этим счастлива или нет? С чем же я была? Во-первых, совсем не умела водить машину. Откатилась на горке перед светофором назад и легонько оперлась на морду Газели. И от того, что ее водитель ничего не мог со мной сделать, «Сами виноваты, – держите дистанцию!», было невыносимо грустно. За то, что я не умела водить машину, в пятницу расплачивался он. Во-вторых, в моем доме не на чем было сидеть. Присмотренные еще утром свежеспиленные пеньки тополя, которые я как раз и хотела приспособить для этой цели, исчезли задолго до того, как я придумала способ втащить их на свой четвертый этаж. В-третьих, я совсем не умела воспитывать собак. Только за последнюю прогулку мой пес умудрился съесть три полиэтиленовых кулечка, один старый каблук и кусок резинового шланга длинной в полторы ладони. Несмотря на это, я была счастлива.
Возраст равноденствия оказался вполне уютным, – я совпала с весной. Ловко толкнула дверь и вошла в художественную галерею – здесь открывалась совместная украинско-российская фотовыставка диких животных. Красивый мужчина в модном костюме, загнанный в светлое пятно прожектора, нелепо связывал косные смешные фразы:
– У меня было пять минут перед началом и я успел походить, посмотреть в глаза зверей, в глаза птиц и ры… других животных…
Я невольно улыбнулась и опустила глаза, в отличие от немигающих циничных видеокамер, пристально вглядывающихся в его лицо. Он продолжал терзать невинные слова:
– Природа интернациональна. Глядя на фотографию, трудно определить, откуда эти звери из Украины или из России.
«Особенно гепарды» – подумала я, вновь посмотрев на его внешне спокойное выражение. Случайно перехваченный взгляд искал поддержки, – больше всего он стеснялся камер, хотя и не имел права в этом признаться. Незнакомые люди, хищниками зыркающие из-под бровей, сдержанные смешки и откровенные фырканья. Это сбивало и делало нервы тоньше. Я подбадривающе улыбнулась и получила в ответ едва-заметный кивок. Потом, уйдя из светового пятна, он остановился на мне внимательнее и решил, что я интересна. Перепутал понятия «благодарен» и «нравится», хотя, кто знает, может, он просто не делал между ними различий. Я легко уходила от его глаз, прячась то за бокалом с вином, то за новым собеседником. И вдруг, почти собравшись уходить, решила, что сегодня только я могу управлять равноденствием – согласием дня и ночи, счастья и несчастья, неловкости и свободы.
Подошла и попросила визитку. Визиток с собой не было:
– Но Вы можете меня записать! – уверенно предложил он.
Я представила себя за конторкой, в строгом платье и круглых очках. Очередь из мужчин в модных костюмах стоит перед моим столом, чтобы я внесла их инициалы в старый с кожаным переплетом гроссбух.
– Я с удовольствием Вас запишу, – сдержанно, как и подобает женщине в очках, согласилась я.
Он перетасовал в уме фамилию, имя, отчество и выбрал порядок, показавшийся наиболее уместным:
– О––ко Андрей…
Я требовательно постучала карандашом по блокноту.
– …Дмитриевич, начальник управления…
Он продиктовал телефон пресс-центра, свой прямой и почти выговорил слово «домашний», когда я резко подняла ладонь и перебила его вопросом. Женщине за конторкой домашний телефон Андрея О––ко был ни к чему. Еще несколько дежурных фраз и вежливо распрощались. Он ушел додумывать несуществующую победу, я – баловать себя чаем и недогрызенным пряником в форме рыбки. Хотя он просто перепутал «благодарен» и «нравится», почувствовать себя интересной оказалось приятно.
Я устала. До того, что забравшись в постель, поймала себя на мысли, что на все наплевать, а настроение – хуже некуда. Не хватало только подагры. Хотя я не совсем представляла, что же это такое, а, значит, вполне могла обнаружить у себя и ее. Зазвонил телефон, я нехотя потянулась за трубкой:
– Привет! С Днем рождения! Ты представляешь, у меня до сих пор не было твоего нового телефона. Объясни-ка, как такое могло случиться, – мне звонил мой первый мужчина.
– Ну, знаешь, у меня тоже нет твоего нового телефона, – пошутила я. – И спасибо!
С одной стороны было бы хорошо, если бы на этот раз он совсем забыл меня поздравить, с другой – при подагре и дурном настроении, это бы меня вконец опечалило. Я была рада его слышать.
– Запиши, – и он принялся диктовать цифры.
Опомнилась я на третьей и принялась возражать:
– Не хочу записывать!
– Тогда запоминай!
– Не буду! Мне не нужен твой номер. Я никогда не звоню.
Это почти правда. К тому же, я не хотела, чтобы у меня была такая возможность. Я не хотела однажды заставить его приехать, чтобы рассказывать о другом или об умершей собаке. Он обиделся.
Но на следующий день постучал в дверь с вином и книгой. Получать в подарок книги мне нравилось. Смешно, но через час должна была приехать его новая жена с выращенной для меня бегонией. Этот год оказался неимоверно щедрым на людей, которые хотели меня поздравить, и втайне мне казалось, что я вовсе не заслуживаю стольких добрых слов и искренних пожеланий. Я никогда не умела любить себя. Зато, несмотря ни на что, я умела быть счастливой.
В кухне весело переговаривались мои бывшие однокурсницы. Мы ждали его жену. За пять лет института, два курса которого были заняты нашим невнятным романом, они с моих слов успели ознакомиться со всеми ее тактиками ведения боя и теперь им, разумеется, было интересно увидеть ее саму. Четыре года прошедшие с тех пор, многое изменили, – Алиса успела набиться ко мне в подруги, а с Игорем я виделась не чаще, чем пару раз в году – обычно, на наши Дни рождения.
– Где же обещанная Алиса? – разочаровалась появлением нового гостя в кухне Лесичка.
– Не знаю, – беспечно ответила я, – вот ее муж, спросите у него.
Неужели я так и не простила его за ту растерянную беззащитную девочку, которой оказалась несколько лет назад? Или за ту взрослую женщину, вынужденную чуть позже искать у меня сострадания, бить на жалость, унижаться, кричать, угрожать, заключать договора (Алиса в достижении цели была способна на все)?
– Я ей не муж, – упрямо возразил он.
– Любовник, – уточнила я.
Не может быть, чтобы не простила! Я была рада его видеть. Мне было уютно с этим человеком когда-то. Больше того, он был моим первым мужчиной. Правда, женщиной с ним я так никогда и не стала. Но это вовсе не его вина. Просто я не умела говорить, а он ни о чем не спрашивал. Бракованная овечка – это словосочетание пришло в голову уже после того, как мы расстались, и подытожило все мои старания оказаться хорошей.
– Ты можешь на меня обижаться, но я рада, что у тебя с Игорем ничего не вышло, – задумчиво произнесла Лесичка, когда я пошла ее провожать. Помолчала немного и серьезно добавила:
– Тебе нужен совсем другой мужчина.
Относиться серьезно к чему бы то ни было, мне не хотелось. Вечер прошел на удивление спокойно. Алиса пережила неожиданное присутствие Игоря на моей кухне без обычных истерик. Он, насколько я хотела чувствовать его теперь, тоже смирился с ситуацией. Поставленная на нашей истории окончательная точка наконец-то начала действовать в полную силу. Пешками в недоигранной шахматной партии мы больше не были.
– Мне и одной хорошо, – ответила я.
Я шлепала по мелким лужам слишком теплого для поздней осени дождя. Видимо, мое равноденствие стало причиной и этим летящим с неба ласковым каплям. А как же, ведь я совпала с весной! Впереди был целый год единственного в жизни 22-летия. Я была счастлива от того, что единственного в жизни 23 ноября 2002 года моросил дождь. От того, что, может быть, где-то за дождем кто-то думал обо мне – единственной в жизни. А кремовые домики моей мечты, построенные пленными немцами, хоть и потемнели немного от воды, но оставались необыкновенно уютными. За их арочками и окошками могли жить только счастливые люди, но жили, конечно, разные.
23.11.2002