Збарсология. Рапсодия вагонная

Виталий Голышев
   Совсем недавно моя дочь поделилась со мной видеосюжетом о журналистском расследовании путешествия на поезде дальнего следования "Москва-Владивосток". Я в ответ напомнил ей о нашем семейном путешествии из Кишинева на Чукотку, состоявшемся почти полвека назад, большая часть которого представляла собой железнодорожное путешествие по Транссибирской магистрали. Вот он:

http://proza.ru/2016/10/11/282

 Мой рассказ подвиг её на собственные воспоминания, которыми она поспешила поделиться. Предлагаю её рассказ.   

   "Я последнее время много пишу о поездах - так как много стало командировок с поездами. 
   Каждый раз, когда я еду в поезде, у меня возникает жуткий внутренний конфликт – как вести себя с попутчиками?

   С одной стороны, тесное и замкнутое пространство купе и праздное время в дороге предполагает много общения. С другой – черт их знает, этих людей, которых дорожный бог определил ехать вместе с тобой… Хотят ли общаться? Будут ли на одной волне? О чем вообще с ними говорить?

   Всем известен эффект случайного попутчика. Это когда садишься в поезд – и всю ночь разговариваешь по душам с незнакомым человеком. О сокровенном, о важном, о том, о чем, может, ни с кем толком и не разговаривала. А потом «каждый пошел своею дорогой, а поезд пошел своей». Так вот – у меня ни разу так не было. Разговаривала, если ехала с кем-то своим. О важном и неважном, о жизни и о работе. Недавно даже, помнится, анализ прошедшего тренинга в поезде провели и еще к одному заодно подготовились.

   А очень любопытно, как это – разговаривать всю ночь со случайным человеком.

   По лету, помнится, уезжала из Владивостока. Моя соседка в купе энергично махала рукой группке людей под зонтиками на мокром перроне. И что-то говорила им, всякие глупости обычные типа «напишу и вы пишите», «идите уже, не мокните», хотя они точно не слышали и тоже махали ей в ответ и улыбались. А когда поезд тронулся – затихла, прижалась лбом к оконному стеклу и заплакала. Я привычным жестом подала ей салфетку. Она смущенно взяла, кивнула неловко в знак благодарности. Все это – молча, такой немой диалог двух девочек.

   А потом она рассказала, что не была здесь 16 лет. А это почти родные места – долго здесь жила. Жизнь унесла далеко, почти на другой конец страны. И, если бы не командировка в Хабаровск, наверное, и не выбралась бы – дорого. Выпросила вот у руководства два дня, чтобы метнуться во Владивосток. Тут – тетя и дядя, племянники. Это очень близкие, родные люди.

   А потом она совсем повеселела, достала из дорожной сумки новые туфли-лоферы и стала ими любоваться. И позвонила дочери, и стала хвастаться, как купила себе туфли во Владивостоке. И это снова так по-девочковому было – поехать куда-то и купить себе обновку, обязательно!..

   Или вот еще было. Ехали мы с девчонками-коллегами втроем с того самого тренинга, который потом в поезде разбирали по косточкам. На четвертое место в купе пришел мальчишка лет 12-13. Мы его стали выспрашивать, что да как. Сказал, что едут с мамой на чью-то свадьбу, а билеты купили в последний момент, поэтому брали уже, что осталось, и попали в разные купе.

   А потом к нам заглянула мама. Красивая, лет 35 где-то – в самом расцвете женской красоты и силы. Когда, знаете, травма от развода уже послана к черту, карьера сложилась, с сыном отношения такие… почти дружеские, у него еще не дошло до подростковых загонов, но уже не малыш - стесняется маминой аккуратной опеки и немного сдержан с нею при чужих людях, даже чуть грубоват. Вкусила свободной жизни и наслаждается ею. И как-то сразу успокоилась, перекинувшись с нами парой фраз и поняв, видно, что мы нормальные, свои. И можем тоже капельку о ее сыне позаботиться, но без навязчивых приставаний.

   …Сегодня мне опять в поезд. Какими будут мои попутчики?


   Это была странная командировка во Владивосток. Я рассматриваю любую поездку как возможность для какой-то трансформации: вот сменятся декорации — и со мной что-то такое случится, что сделает меня и мою жизнь еще лучше.

   Считается, что куда бы ты ни поехал – ты тащишь за собой себя. Это значит, что изменения не зависят от смены вида за окном, а только лишь от твоей воли. Я не согласна и считаю, что изменения в среде сильно способствуют изменениям в нас. Даже если просто передвинуться на 750 км к юго-западу.

   Командировки всегда открывают во мне какой-то скрытый запас жизнестойкости. Я жутко ленивый человек, и необходимость куда-то тащиться даже ради интересной работы и хорошего заработка меня изрядно напрягает. От момента сборов, когда надо умудриться не забыть все необходимое, плюс добавить кое-что «на всякий пожарный» и при этом уместить все это в мою командировочную сумку — до момента организации своей жизни на эти пару-тройку дней в другом городе. Я хожу, страдаю, прикидывая, сколько всего мне везти, злюсь на заказчика, который до сих пор мне не дал список группы, высчитываю, что смогу успеть сделать вечером командировочного дня – с кем встретиться, что посмотреть, какой кусочек работы провернуть… У меня появляется миллион дурацких бытовых тревог, вроде «будет ли возможность нормально переодеться в купе» и «а вдруг я заболею прямо в поездке».

   Эта поездка, казалось бы, состояла из одних неурядиц.

   Сначала мне не достались билеты в женское купе. Туда и обратно пришлось брать в смешанное. Потом я вспомнила, что забыла взять тапочки в поезд. Сколько уже раз давала себе слово составить чек-лист для командировок, чтобы каждый раз не составлять список! Вошла в вагон и окончательно расстроилась – был он неопрятный, не новый, в коридоре натоптано, хабалистая проводница, мутные окна…
   
   Но потом как-то все наладилось. Напарница нашей проводницы Маша дважды пробежалась по вагону со шваброй – и полы засияли. В смешанном купе со мной ехали милая мама с мальчишкой и тишайший мужчина с книжкой «Тренажер для мозга». Было тепло, было белоснежное хрусткое белье, было много времени, чтобы еще разок пробежаться по основным моментам тренинга и поправить презентацию… Пассажиры бегали взад-вперед с чаем в подстаканниках и покурить на станциях, исправно ходила сотрудница вагона-ресторана, распевая «пицца, пирожки, шоколад и ещё кое-что» (интересно, что это было за «кое-что ещё»? жаль, не проверила!). Мне удалось обойтись без тапочек и на два раза зарядить все гаджеты.

   …А на следующий день я реально заболела. Организм выдавал нехорошие симптомы – ломоту во всем теле, горящее лицо и жуткую усталость. Это было тем более обидно, что накануне я приняла все меры профилактики.

   Работа меня лечит. Точнее – держит в тонусе. Энергия тренинговых групп – это именно то, что оставляет меня в профессии уже без малого 15 лет. Я на подъеме отвела тренинг-день, доползла до места ночевки и провела остаток дня в горизонтали, закинувшись всеми таблетками, что у меня были, и заев их апельсинами, взятыми на случай «а вдруг там не будет еды?». 

   Наутро я проснулась новым человеком. Не знаю, что за акцию развернул мой организм — какая-то великая трансформация в моем теле перещелкнула тумблер в положение «Здорова».

   И я успела «впихнуть невпихиваемое» (в смысле, обширное содержание и упражнения) во второй тренинговый день. И расстаться с группой на очень трогательной ноте. И вечером получить от одной участницы послание с похвастушками – она внедрила пару инструментов с тренинга и улучшила условия у поставщика. И встретиться с подругой, у которой с момента нашей последней встречи случились большие изменения. И поставить галочку в пункте «культурный досуг во Владивостоке» — посетить ресторан «Ракушка» ;.

   Обратная поездка была более приятной – смешанное купе было полно девочек, щебетавших о спа-ретрите, шагомерах, голоданиях, соляриях и траволечении. И был душ. И фриттата на завтрак. И «варёный» кофе, как его называют проводницы.

   Держись, Хабаровск, к тебе возвращаюсь новая я!

   И вот, третья поездная история:

   Со мной в купе ехали мама с дочкой. Девчонка, забежав в купе на посадке, вдруг отпрянула и захныкала: — Не хочу здесь спать!
Испугалась – вагонного полумрака, тесного пространства, незнакомого человека.

   — Зайди, посмотри, тебе понравится, - сказала ее мама и легонько подтолкнула дочку внутрь. Они заняли напротив меня верхнюю и нижнюю полки. Я подивилась – неужели ребенок такой самостоятельный, чтобы в поезде спать отдельно? Но к ночи на верхней полке разместился радужный единорог в компании с вещами, а мои попутчицы спали в обнимку на нижней.

   Они мне очень понравились — вежливая и заботливая к комфорту других пассажиров мама, при этом охотно откликающаяся на приглашение пообщаться – и девчонка-егоза, типичная трёхлетка, с огромным любопытством к миру и миллионом вопросов. Мама, впрочем, не отставала и делала то, что приводит меня в восторг — она интересовалась отношением малышки к самым разным вещам:
   — Ну как, тебе здесь нравится?
   — Как тебе на верхней полке?
   — Смотри, деревню проезжаем – хотела бы тут жить?
   —Ты как блинчики хочешь есть?
 
   Удивительно - девчонка будто существовала в их с мамой автономном пространстве, никак не комментируя других соседей в купе и не задавая вопросов о них. Ну, знаете, как это бывает у малышей: Мам, а что за книжка у тёти? Мам, а тётя тоже завтракает, как мы!
   Впрочем, один раз мои действия были прокомментированы. Мама вышла на минутку из купе, в этот момент с верхней полки упала футболка, и я ее подняла.
   — Мам, у меня футболка упала, а девушка ее подняла! – радостно доложила обстановку дочка вернувшейся маме.
 
   Девушка!!! ;

   Малышка умела сама себя занять — смотрела в окно, с восторгом рассказывала, что там видит – вагоны! берёзы! станция! Распотрошила пачку салфеток, посидела то там, то тут, вытащила по одной игрушки из своего рюкзачка, а потом снова их сложила. Время от времени она поворачивалась к маме и сообщала:
   — Мамочка, я тебя люблю, — и неизменно получала отзыв к этому паролю:
   — Я тебя тоже люблю.
   Еще она иногда просила маму ее обнять – видно, это был такой способ успокоения у них.

   К утру она освоилась совершенно, и эта «проверка связи» с мамой стала реже.
Ей очень нравилось, что в поезде можно поесть – есть специальный столик, и принесли особый железнодорожный завтрак, и чай в подстаканниках – восторг!
   — Мама, давай перекусим, - слышно было, с каким удовольствием она произносит это «взрослое» словечко и как предвкушает процесс.
   Нельзя сказать, что она меня совсем не замечала – время от времени, выбражая, она хитро косилась на меня лукавым взглядом, проверяя произведенное впечатление.

   Она вообще была очень артистична — но не наигранно, а очень искреннее, громко и свободно предъявляя себя миру, будто декламируя каждую свою фразу. Когда мама просила ее говорить потише – пассажиры спят! – она тут же послушно сбавляла громкость, но на следующей фразе опять радостно щебетала в полный голос.

   А ближе к Хабаровску она раскапризничалась. Стоянка планировалась длинная, и мама решила погулять. Девчонка тут же стала собирать в рюкзак свои игрушки, чтобы взять их на прогулку, расшалилась, не смогла успокоиться, несмотря на мамины увещевания, и уронила на пол какую-то коробку. Мама предложила ей коробку поднять, дочка поднимать не хотела, злилась, мама не сдавалась: ты навела беспорядок, тебе и прибираться, а если не приберешься, то гулять мы не пойдем. Говорила все это она мягко, но настойчиво. Девчонка разволновалась и попросила у мамы "обнимашек".

   Они долго стояли, обнявшись, а у меня слёзы на глаза навернулись — столько было в этой маленькой сцене маминого терпения, любви и воспитательной настойчивости, сколько было между ними нежности, что даже в разгар ссоры можно попросить маму дать доказательства любви и получить их…

   Я вышла в Хабаровске, а две мои попутчицы поехали дальше. Мне было жаль расставаться с ними".