Серега Александров предупредил, что я должен ждать звонка от Людки. Мы уже жили в Самаре, и из одноклассников была связь как раз с Серёгой, Витей Борисовым и налаживалась с Владиком Бергером, он накануне прислал письмо из Сан-Франциско. И Людка была в нашем классе, только давно не выходила на связь. Мы не могли понять, почему такая общительная и веселая она замкнулась в себе. Ну, вероятно, сложности в семейных делах, или загруженность. Хотя бы на даче!
За год до этих событий мы встречались у Толика Денисова, он жил в совхозе на берегу Волги недалеко от Энгельса и места приземления Гагарина после полёта в Космос. Она обещала приехать, но мы провели время без неё, думая о тех же причинах. Точнее этот набор возможного был тогда нами и придуман.
Я не отступал тогда от своего правила писать каждый день про рассказу, на этот раз моя супруга стала в нем не позволила помыкать собой, об этом школьном случае рассказала с горькой улыбкой во время этой встречи.
Звонок раздался неожиданно. Хотя я его ждал много лет, наверное, всю жизнь.
- Привет, Вовчик! Это я, Люда!
- Привет, вот здорово, что звонишь! Как ты?
- Всё хорошо.
Я сразу поверил, что у неё всё нормально.
- Жаль тебя не было во время последней встречи! Не смогла приехать?
- Не получилось. А вы молодцы, что ещё встречаетесь!
- Думаю, что это в последний раз.
- Почему?
- Без тебя не то, нет ощущения всего класса…
- Ну что вы, всё ещё впереди…
- И позади… Помнишь, я приезжал к тебе курсантом в Москву, как ты мне нашла комнату для ночевки?
- Помню…
В голосе Людки почувствовал некоторую грусть. До этого мы встречались в Ташкенте. Она училась в железнодорожном институте и снимала квартиру в новом микрорайоне. Мы взяли бутылку водки, египетской настойки Абу-сим-бел, коробку конфет и приехали к ней. Говорили, говорили, выпили и я сел на пол, обхватил её колени и прижался лицом к ним. А потом ушёл, она закрыла дверь, я опомнился, начал стучать, но, поняв, что Людка приняла какое-то решение, не откроет дверь для меня.
А ведь мы были с ней напарниками, когда учились работать на фрезерном и строгальном станках в школьных мастерских и вытачивали неплохие гайки.
И, однажды, провожая её домой, я признался в любви...
После этого я почувствовал, что у неё идёт своя жизнь. Что она фундаментально определяется в своём выборе мужчины. Что и тогда был далек от того, чтобы стать её спутником. Меня дергало по жизни. Поэтому я был уже тогда, в Ташкенте, женатым… назло ей.
Ах молодость и наша юношеская глупость! Детей у нас тогда с женой не было и можно было уйти от неё. Но я был странно предан тому, что делал! И я ждал от Людки намёка на ответное чувство, на нужность ей!
Но времени не терял…
А людей – да!
В тот звонок от неё хотелось обо всем этом рассказать, посмеяться над собой, развеселить её, почему-то казалось, что она ждёт от меня именно это…
- Помнишь, - сказал я, - мы ходили с тобой на балет в Большой театр. Нет, сначала в кафе за эскимо. А в театре, я сжал твоё колено и долго его гладил…
- Не помню…
Мы ещё немного поговорили, и она положила трубку.
А через два месяца её не стало. Позвонили, рассказали, как она боролась с раком…
И тогда всё встало на свои места. Только её уже нельзя было вернуть. А моя жизнь казалась перечёркнутой. Но многие произведения, посвящённые ей, уже прочитали тысячи людей. Для них она была живой, обожаемой и желанной. И мало, кто знал или почти не знал, что было между нами, и как я гладил её колено в партере Большого.