- Побаиваюсь? - переспросил он резко, как плюнул. - Стоило бы, оснований сколько угодно. Но нет!
— Я просто... не совсем понимаю, - пробормотал я.
Холмс наклонился и поднял халат.
- Как вы оказались в Брокхилле? - спросил он, словно заговаривая о другом, но на самом деле вовсе нет – как раз о том самом..
- Мистер Майкрофт Холмс просил доктора Мэртона... - начал было я - и замолчал.
-Ну? – Холмс посмотрел мне прямо в глаза. - Отчего же не продолжаете? Мистер Майкрофт Холмс отправил вас туда, а дальше вы встретились с Роной и просто плыли по течению в Хизеленд, в дом родителей Вернера, в те места, где довольно велик шанс повстречать в лесу некоего Магона или хотя бы заинтересоваться рассказами о нем. Думаю, мистер Майкрофт Холмс был уверен, что вы заинтересуетесь.
Если бы у меня в этот миг был халат в руках, он тоже непременно выпал бы, потому что руки у меня внезапно ослабели.
- Подождите-подождите, Холмс, вы же не хотите сказать, что…
- Я не хочу сказать, что он был совершенно уверен в том, что я жив и нахожусь там, но в том, что он подозревал это, и подозревал совершенно основательно, я даже не сомневаюсь. У него широкая агентурная сеть, и в Хизэленде тоже. Думаю, даже в Клуни-Ярде у него мог быть свой осведомитель.
- Не может быть, Холмс!
- Уотсон, ко мне, действительно вернулась память, - терпеливо сказал он. – И память об особенностях и характере моего брата – тоже. Если даже у него и не было там агента изначально, вы могли по Мэртону понять, насколько легко и успешно проходит у Шахматного Министра процесс вербовки. В конце-концов, и я не лишён этого сомнительного достоинства, если вспомнить мою «нестроевую полицию», - он улыбнулся углом рта.
- Нет! Не может этого быть! Холмс, это чудовищно! Знать о том, что младший брат в таком положении…
- Избавьте меня от этого эпитета – «младший брат», - поморщился Холмс. – Довольно того, что Вернер его употребляет. «Не может быть», говорите? Хорошо. Найдите мне другое объяснение вашей поездки в Хизэленд – мне этого и самому до смерти хочется, - и поскольку я промолчал, хотя подумал,что вообще-то могу найти такое объяснение, только со стороны оно может показаться слишком нахальным, он продолжал, чуть поуспокоившись:
- Майкрофт не принадлежит себе – он принадлежит Британии. Это нужно принимать в расчёт всегда, когда речь заходит о нём. Он – блестящий комбинатор – недаром Шахматный Министр, игра в шахматы – его кредо, и играет он отнюдь не деревянными точёными чурочками. Ещё до нашей поездки в Швейцарию Майкрофт очень интересовался делом Крамоля. Речь ведь шла об армии зомби – так их называли и он, и военный министр, и сам Крамоль. Вы знаете, кто такие зомби, Уотсон?
- Да, мне пришлось узнать. Это из гаитянской религии – те несчастные, которых жрецы вуду подвергают особому отравлению, при котором они сначала впадают в кому, а потом, выведенные из неё, пребывают в трансе, совершенно лишённые воли.
- Да, верно. Кома настолько глубока, что этих людей принимают за мёртвых – вы имели возможность убедиться в этом ещё много лет назад, в Шантадираге. Идеальные солдаты. Абсолютно безвольные . Абсолютно бесстрашные. Жрецы достигают этого, применяя особое вещество. Крамоль это вещество получил или выделил – сам ли догадался, разложил ли полученное от этих жрецов, но его открытие сослужило ему плохую службу, потому что его адепт Сатарина – человек слабый, жестокий, беспринципный, но, к сожалению, неглупый - понял, что к препарату привязаны и деньги, и влияние, а употребить эликсир на его пользу учитель отказался.
К тому моменту было уже известно, что эликсир действует должным образом не на всех – кое-кто оказывался устойчив к влиянию вещества на психику.
- Да, - сказал я. – Вы и Карл Ленц.
- А ещё раньше Томазо Арчивелла. Кстати, возможно, это совпадение, но устойчивость сопряжена со способностями к суггестии. На Орбелли. например, я полагаю, эта отрава совершенно не подействует. Так вот. Вы же тоже понимаете, какое это значение может иметь для военного министерства?
- Ну ещё бы, - сказал я. – Сатарина не запродал эликсир в массовое производство для нужд армии, вероятнее всего, только потому, что боялся продешевить.
- Отнюдь, - Холмс покачал головой. - Сатарина не получил эликсира. Он для этого и украл профессора Крамоля – пытал его, умасливал, улещивал, запугивал, таскал его везде с собой, как собаку на поводке. И ничего. Сатарина – ремесленник. Усердный, скрупулёзный, настырный, но Богом не поцелованный, и его непомерные амбиции делали осознание этого обстоятельства – а он, повторюсь, отнюдь не глуп – просто невыносимым. Чтобы добиться нужного эффекта, он не гнушался ничем. Не получилось изготавливать зомби при помощи эликсира – он попробовал стряпать их при помощи пыток и наркотиков. Вы сами имели случай видеть результат. И он впечатляющий. Но всё-таки армия полноценных воинов-зомби – это одно, а армия сумасшедших наркоманов в состоянии психоза под руководством гуру-суггестора – немножко другое. Сами видели, как легко с ними справилась горстка циников-цыган и один толковый гипнотизёр. Запродать такое воинство Сатарина мог разве что Бедламу. Но он – вы видели – рук не опускал.
Слава Богу, теперь Сатарина в тюрьме и натворил слишком много дел, чтобы его оттуда безболезненно извлечь, предоставить условия для работы и снабдить человеческим материалом для опытов. А Крамоль, к счастью, мёртв.
- К счастью? – переспросил я.
- Конечно, к счастью. Он знал состав эликсира, не был повязан кровью, кроме военной, а та не слишком ценится, и вполне годился для дальнейшей работы.
- Боже мой! Холмс, неужели вы думаете, что ваш брат мог бы санкционировать эксперименты, подобные тем, что проводил Сатарина по своей инициативе?
Холмс медленно покачал головой:
- У меня нет уверенности, что он не пошёл бы на это ради блага Британии. В этом разница между ним и мной. Я руководствуюсь только собственной совестью, поэтому и выбрал относительно безопасную среду – преступный мир Лондона, где если речь и идёт о гибели, то гибели единиц. А не народов. И вы говорите, что Майкрофт не мог пренебречь благом «своего младшего брата»… Так это, мой дорогой, смотря по тому, что на другой чаше весов.
Холмс замолчал, и наступившая тишина словно тонко зазвенела у меня в ушах.
- Но это чудовищно, - проговорил я, наконец.
- Нет, - возразил Холмс с убийственным спокойствием. – Это политика. Я люблю брата, Уотсон, и он, полагаю, не меньше любит меня, но когда речь заходит о политических играх, я предпочитаю держаться от него подальше. Если хочет, он может обратиться ко мне – так я и сказал Вернеру. Сам я на его территорию – ни ногой.
Пока мы обсуждали мистера Майкрофта и его методы, Рона закончила осмотр и обустройство предоставленной ей комнатушки и присоединилась к нам.
- Чудесная комната, мне очень понравилась, - сообщила она. - Спрятаться негде, вид из окна на целый квартал и ещё за забором. И через пол я слышала каждое ваше слово.
Мы с Холмсом переглянулись и не удержались от смеха.
- Вы только послушайте эту юную леди, - сказал я, - ничего себе, критерии оценки достоинств нового жилья!
- А вы рассчитывали услышать моё мнение о форме светильников, о цвете обоев ? - в свою очередь удивилась она. - Какое это может иметь значение? Кровать удобная, не слишком мягкая, пружины не провисают ; проход в ванную комнату тоже устроен удобно, а всё остальное... - она пожала плечами. - Мне придётся готовиться к экзаменам , для этого нужен стол, и мне совершенно всё равно, будет ли он разукрашен резьбой и с фигурными ножками или нет. Лучше бы было, если бы у него оказались вместительные ящики.
- У вас рациональный ум, – вслух оценнил Холмс . – Скорее мужской, чем женский.
- Мне это уже говорили в Брокхилле. Мне говорили, что со временем я возглавлю движение суфражисток, а я тогда не имела понятия, кто такие суфражистки, и они меня представлялись мелкой породы собак, вроде болонок.
Я расхохотался.
Ну да, - сказал Холмс, - всё правильно: болонки , левретки, суфражистки ... К этому движению не стоит примыкать, и тем более возглавлять его. То, что женщины поражены в гражданских правах-иллюзия, вопрос нескольких десятков лет. А вот если им удастся добиться на этом поприще успеха, они, действительно, потеряют в правах бесконечно много. Женщина не может исполнять мужскую работу в силу биологических причин.
- Я не знал, что ваши взгляды в этом вопросе так реакционный, Холмс. - заметил я с некоторой иронией.
- Просто я вижу дальше вашего, - немедленно возразил он. - Мелкие уступки: высшее образование, избирательное право - кажущееся победы. За ними придёт стирание границ гендерных ролей, и ноша может оказаться чрезмерной.
- В ближайшее время, думаю, нашему обществу это не грозит, - рассмеялся я , - и суфражистки - фигуры ,скорее ,оригинальные, чем пугающие, а высшее образование и избирательное право для женщин - насущное необходимость, с которой нужно считаться. Кстати, графиня Шероле тоже суфражистка -вы знали? По крайней мере, называет себя таковой.
- Ну, что вы, она просто рисуется, - покачал головой Холмс.
- А вы и её вспомнили? Между прочим, Сатарина бывал у неё на традиционных сборищах.
-Это ни о чём не говорит, у графини Шероле бывали абсолютно все интересные фигуры, а Сатарина, безусловно , относится к таковым.
- Особенно после того, как убил своего отца и получил возможность тратить на свои сумасбродства все доходы дома Саарина, - не без горького сарказма заметил я.
-Да, деньги добавляют, интереса, - согласился Холмс.
- А процесс над ним придаст интересу пикантности.
- Вы спорите как два испорченных циника , - сморщила переносицу Рона.-Я знаю дочь графини Шероле, она тоже учится в Брокхилле.
-Как и положено суфражистке, - вернул Холмс.
- Крис очень женственная, - глядя ему в глаза , отчеканиа, Рона. - И она, как и я, собирается на медицинский факультет. Вы видите в этом что-то плохое?
-В этом - нет, - ответил Холмс . - В дальнейшем логическом развитии тенденции -да.
- Дальнейшему развитию тенденции помешает война,- высказал я вслух давно беспокоющую меня мысль .- Война подчёркивает гендерные роли.
- Война ? - переспросила Рона с сомнением. - Ты думаешь, будет война?
- А к чему, по-твоему, все эти интриги вокруг эликсира Крамоля и армии зомби ? Мы определённо готовимся к большой войне, но не сию минуту, конечно, и, наверное, даже не завтра, но...
- Вы серьёзно ? - Рона перевела в тревожный взор с меня на Холмса?
-Двух мнений быть не может,– отрезал тот. - Я датирую её начало пятнадцатым годом следующего столетия - и то при определённых успехах в дипломатии, не то - и раньше.