Богдан Клюквин сразу оценил сделанное Петей Самойловым предложение, а потому, не раздумывая, дал согласие обучить двух еще неведомых ему женщин тем навыкам, которые должны иметь туристки, сходившие два-три раза в горные походы. А заодно и рассказать им о таких походах. Рассказать так, чтобы запомнили, чтобы потом говорили об этих походах столь убедительно и красочно, будто сами прошли этими маршрутами. И, кроме того, как будто невзначай сказать этим женщинам, если они этим летом примут участие в двух походах, то на октябрьском слёте самодеятельных туристов будут приняты в число его активистов. Став же активистками слёта, они смогут получать заказы на пошив одежды. Сначала походной, а затем и цивильной. Такие заказы обеспечат им дополнительный заработок. Платой же за выполнение Богданом этой работы будет должность главного менеджера по кадрам в фирме, владельцем которой Петя станет в конце августа этого года.
В среду их разговор этим и закончился. Петя пообещал позвонить в начале следующей недели. Богдан усмехнулся. О Петиной обязательности он был невысокого мнения. Но, к удивлению Богдана, Петя позвонил во вторник вечером, подтвердил свое предложение и достаточно требовательно предложил Богдану уже в ближайшее воскресенье начать занятия. Клюквин усмехнулся и согласился. Времени на обучение обеих женщин навыкам, а не азам, походной жизни не так уж много. И нет смысла оттягивать начало занятий. Да и вознаграждение за сие учительство стоящее.
Было время, когда о такой должности, как главный менеджер по кадрам, Богдан мечтал. Он полагал, что эта должность даст ему возможность вернуться к той деятельности, которую считал своим призванием. Его он видел в сборе и анализе информации, которую потом продавал заинтересованным людям. Если же кто-то называл его шантажистом, Богдан искренне обижался. Мол, какой же он шантажист, если никого не принуждает купить у него информацию. Всё происходит добровольно.
Но в последние три-четыре года исподволь, незаметно доминировать стало другое желание: обрести собственное дело. Работая тринадцать лет на одной и той же фирме, Богдан многому научился. Кроме того, завел знакомство с сотрудниками организаций, с которыми у фирмы, где он работал, были деловые отношения. А от этих сотрудников Богдан ненавязчиво, исподволь, ни в коем случае не показывая, что именно это ему интересно, узнал кое что и о руководителях этих фирм. Эта информация, как он рассчитывал, поможет ему начать свое дело не на пустом месте. Теперь же он собирался поохотиться и на той фирме, владельцем которой станет Петя. Да и его умение собирать, анализировать и предложить заинтересованному лицу определенную информацию поможет становлению своей фирмы. А такая информация у Богдана была.
Кроме того, Богдан надеялся среди сотрудников переходящей Пете фирмы выбрать двух-трех толковых, но и без больших амбиций. И переманить их в свою фирму. И поспособствует этому его деятельность в качестве главного менеджера по кадрам. Достаточно прозрачно намекнуть, что новый генеральный уже решил от этого сотрудника избавиться, и дело в шляпе. Усмехнулся, подумав, что Петя наверняка себя видит добрым следователем, а Богдана - злым. А ведь будет-то всё наоборот.
Умением заниматься информационной коммерцией Богдан был обязан своему духовному – как он называл этого человека – отцу. А получилось всё вот как. До пятнадцати лет Богдан знал и верил в то, что его отцом является некто Аркадий Ильич Клюквин. Подлец из подлецов, в чем его всегда уверяла мать. И к тому же, записной неудачник. Об этом – по ее словам – не говорили, а вопили получаемые нищенские алименты. Ребенком Богдан верил, что подлец из подлецов может быть записным неудачником. Когда же подрос, стал сомневаться. Потихоньку возникло желание встретиться с отцом, поговорить. Толчок же к этой встрече дала его мамаша, которая, получив очередные алименты, сказала в сердцах: опять жалкая подачка, хорошо еще, что этот козел не знает, что платит мне за не своего ребенка.
Разумеется, Богдан понял смысл этой фразы. Он же не дурак. Хотя, пожалуй, мог догадаться и дурак. Узнать в адресном бюро, где проживает Аркадий Ильич Клюквин, было плевым делом. И вот в субботу Богдан отправился по обретенному адресу. Больше всего он боялся, что не застанет этого человека дома. Поднявшись на нужный этаж, он постоял минуту или чуть больше перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка. Наконец, решился, нажал. Вскоре дверь отворилась, и он увидел невысокого роста коренастого мужчину, вопросительно глядевшего на него.
- Здравствуй…, папа, - вымолвил Богдан.
- А это ты, - улыбнулся Аркадий Ильич. – Я не сомневался, что ты придешь. Заходи.
И он посторонился, пропуская Богдана. Оглядевшись, тот сразу понял, что записным неудачником тут и не пахнет. Всё говорило о хорошем достатке. Аркадий Ильич провел Богдана в комнату, усадил. Потом достал из серванта бутылку вина, две рюмки. Вышел из комнаты, чтобы через пару минут принести поднос с закуской. Тоже сел к столу, наполнил рюмки.
- Что ж, выпьем за знакомство, сын?
- Да, папа.
Они чокнулись и дружно выпили.
- Еще по одной? – предложил Аркадий Ильич.
Богдан согласился. Выпили.
- А теперь рассказывай, что привело тебя ко мне.
- Понимаешь… папа, - проговорил дрожащим от волнения голосом Богдан. – Мама проговорилась, что ты не мой отец. И я решил, что должен рассказать об этом тебе.
Аркадий Ильич вдруг рассмеялся. Богдан недоуменно посмотрел на него.
- Извини. Понимаешь, Богдан, я знаю это. Более того, я знал об этом с самого начала. Знал еще до того, как ты появился на свет.
- Знал с самого начала? – искренне удивился Богдан. – Но почему же ты стал платить алименты?
- А потому, что откажись я их платить, не вылезал бы из разборок на работе, скандалов. Оспорить свое отцовство я не мог. А вот ты можешь.
- А как? А ты знаешь, кто мой биологический отец?
- Умница, сын. Хорошие вопросы задал. Особенно второй. Так вот, твой биологический отец Антон Тарасович Костенко.
- Муж Аллы Викторовны, маминой лучшей подруги еще со школы?
- Вот именно, - Аркадий Ильич рассмеялся. – А как ты можешь его прижать, я тебе сейчас расскажу...
Как только Богдан получил паспорт, он перебрался жить к Аркадию Ильичу. Конечно, его мамаша тут же явилась с явным намерением устроить скандал. И осеклась. Во взглядах и Аркадия Ильича, и Богдана явно читалась даже не насмешка, а издевка.
- А чего ты так взволновалась? – хохотнул Богдан. – Ты же от этого в выигрыше. Алименты же мы у тебя не забираем. А кроме денег, тебя же ничто не интересует.
Спустя еще несколько недель Богдан отправился прижимать своего биологического папашу. До этого он в течение двух недель проводил разведку и выяснил, когда Артур Тарасович уходит с работы, проследил его дальнейший путь. И в намеченный заранее день как бы случайно встретил Артура Тарасовича.
- Ба, кого я вижу! – воскликнул Богдан. – Неужели Антон Тарасович собственной персоной?
Трусил он изрядно, оттого и вел себя нагловато.
- Да, это я. Почему ты позволяешь себе разговаривать со мной в таком развязанном тоне? Впрочем, неплохо, что мы встретились. Поговорить нам с тобой надо, очень надо. И сразу предупреждаю: этот разговор будет для тебя трудным и неприятным.
- Да, поговорить нам надо, папаша.
Антон Тарасович остановился так резко, что даже не опустил занесённую для следующего шага ногу.
- Как ты меня назвал?
- Папаша, - рассмеялся Богдан. – Не думаю, что это обращение тебя удивило.
Он вдруг понял, что пропали напрочь волнение, трусость, зато пришла спокойная уверенность.
- О, вот кафе. Давай-ка, папаша, устроимся в нем и спокойно, по-родственному, поговорим.
- Пошли в кафе, - обреченно согласился Антон Тарасович.
Взяв по салату, по чашке кофе, к которому Богдан взял пирожок с яблоками, а Антон Тарасович эклер, они устроились за свободным столиком в дальнем углу. Платили каждый за себя. На этом настоял Богдан.
- Папаша, а ты сластёна, - рассмеялся Богдан.
- Тебе-то какое дело, - буркнул Антон Тарасович. – Если ты рассчитываешь, что я, ни с того, ни с сего, признаю себя твоим отцом…
- Разумеется, не рассчитываю, - рассмеялся Богдан. – Но понимаешь, папаша, можно ведь добиться установления отцовства по суду. Есть такая интересная штука, называется она генетическая экспертиза. Как ты думаешь, каким будет её результат?
Антон Тарасович поперхнулся кофе и с ненавистью посмотрел на Богдана. Тот же невозмутимо продолжал:
- Мне же не надо даже дожидаться самого процесса. Достаточно подать соответствующее заявление в суд, получить на втором экземпляре этого заявления подпись и печать секретаря суда. А потом сделать нотариально заверенную копию. И послать её в твою парторганизацию вместе со слезным письмом помочь при необходимости обеспечить явку Антона Тарасовича Костенко и в суд, и на генетическую экспертизу.
Антон Тарасович опять поперхнулся. На этот раз эклером. Желающих занять его должность много. Более того, подобным образом он сместил своего предшественника. Если в партком придет такое письмо, то его тут же скинут с этой должности. И что тогда? Его предшественник, промаявшись два месяца рядовым сотрудником, уволился. Перед взором Антона Тарасовича явственно возникли мрачные перспективы.
- И сколько ты хочешь получить от меня? – спросил он упавшим голосом.
- Давай посчитаем, - невозмутимо сказал Богдан. – Аркадий Ильич получает сто сорок рублей в месяц. Алименты с этой зарплаты составляют тридцать пять рублей. Ты же получаешь в два раза больше. А потому и твои алименты должны составлять семьдесят рублей. Вот эту разницу ты мне и выплатишь.
Антон Тарасович зло посмотрел на Богдана. Тот только лучезарно улыбнулся. Тяжело вздохнув, Антон Тарасович достал бумажник, извлек из него три десятки и пятерку, протянул их Богдану. Тот убрал деньги во внутренний карман пиджака.
- Итак, мы в расчете, Богдан. Надеюсь, что больше я тебя не увижу.
- Не нужно так низко оценивать мои умственные способности, - рассмеялся Богдан. – Ты будешь выплачивать мне эту сумму ежемесячно. А поскольку ты более шестнадцати лет уклоняешься от выплаты алиментов, то будешь платить мне четверть своего дохода до получения мною высшего образования. Считаю, что это справедливо. И не волнуйся, в институт я поступлю с первой попытки. Голова, как ты уже убедился, у меня хорошая.
Антон Тарасович аж зубами скрипнул. Потом кивнул головой, встал и чуть ли не бегом покинул кафе. Богдан рассмеялся. Как же просто всё получилось. Прав был Аркадий Ильич.
На полученные от биологического папаши деньги Богдан в комиссинке приобрел панорамный фотоаппарат. Знал он, что преподаватель физкультуры после занятий резвится в девичьей раздевалке спортзала со старшеклассницами. Девичью и их, мальчишечью раздевалки отделяла подсобное помещение, куда Богдан умел проникать. С понятной целью. В дощатой стенке, отделяющей подсобное помещение от девичьей раздевалки было отверстие. Теперь же Богдан расширил его настолько, чтобы можно было вставить туда объектив фотоаппарата. И сделал затычку для отверстия, фиксирующуюся со стороны подсобки. За последний школьный год Богдан сделал несколько серий фотографий, компрометирующих физкультурника. Благо тот занимался любовными игрищами с девушками при свете. А летом, в последние школьные каникулы, Богдан очень удачно съездил в пионерлагерь, куда взял фотоаппарат попроще, зато с телеобъективом. Аркадий Ильич снабдил его и миниатюрным, зарубежного производства диктофоном. Всю эту технику Богдан эффективно использовал, собрав за лето богатый материал. По совету Аркадия Ильича собранную в пионерлагеря информацию Богдан не стал сразу использовать.
- Сейчас все они молодые, но честолюбивые, стремятся к карьере, - сказал он. – Так дай им осуществить свои устремления, продвинутся. Тогда и получишь с них много больше.
Спустя какое-то время, в иные случаи и годы, Богдан в полной мере оценил мудрость этого совета. Как и другие, данные Аркадием Ильичем, духовным отцом Богдана, как он называл этого человека. Им обоим такое обращение нравилось.
Вот какие советы дал Аркадий Ильич своему сыну. Во-первых, не собирать информацию на государственные структуры. Во-вторых, не роскошествовать неуемно. В-третьих, не посвящать в эти свои дела женщин. В-четвертых, там, где работаешь, только собирай информацию, а использовать её можно только после ухода с этой работы. В-пятых, используй возможности получать в обмен на собранную информацию интересные материалы, касающиеся других людей. В-шестых, всегда имей работу, безработный слишком уязвим. Последний совет Аркадий Ильич дал Богдану, когда уже началась перестройка, приведшая к безработице.
Через полтора года после окончания школы Богдан с помощью Аркадия Ильича заставил физкультурника заплатить пятьсот рублей за фотографии и негативы. Негативы, разумеется, были не подлинными, а копиями. Получив фотографии и негативы, физкультурник попытался отнять у Богдана деньги, но тут некстати для него появился какой-то мужчина, поднял шум, пригрозил физкультурнику милицией. Появились откуда-то и другие люди, стали кричать. Кто-то уже собрался звонить в милицию. И физкультурник, матерясь, удрал. Мужчиной, появившимся случайно, был, конечно, Аркадий Ильич. И, разумеется, его появление было неслучайным.
Когда же началась перестройка, когда под ударами либералов обрушился казавшийся несокрушимом КГБ, пятый совет Аркадия Ильича принес Богдану неожиданные дивиденды. Женщина в качестве платы за материалы, которые грозили ей большими бедами, предложила передать ему списанные и подлежащие уничтожению дела секретных сотрудников КГБ. В наступившие времена эти документы имели большую ценность. Из предложенного этой женщиной списка сексотов Богдан выбрал семерых, сказав при этом, что семь – число счастливое. В составе этой семерки был и его биологический папаша. Спустя некоторое время, он и эта женщина совершили взаимовыгодный обмен. Богдан надежно спрятал полученные документы. Пока не было резона их использовать. Но такая необходимость – в этом Богдан не сомневался – обязательно возникнет. И не ошибся.
Перестройку Богдан воспринял с восторгом, сразу поняв: это его время. Да, ушла в небытие КПСС вместе с парткомами и райкомами. Но появилась тьма иных возможностей. Разве в советское время он смог бы разжиться подлинными досье сексотов. Сейчас же они были куда более эффективным средством добывания благ. К тому же, бывшие сексоты неплохо, мягко говоря, вплыли в перестроечные реалии. А потому и взять с них можно куда больше, чем с согрешивших членов партии.
Кроме того, теперь можно было не изображать, что живешь "как все". Быть если не богатым, то состоятельным не зазорно. И потому Богдан хотя бы пассивно, но поддерживал вышедших из тени либералов. На выборах он голосовал за "Блок Явлинский - Болдырев - Лукин", затем за "Яблоко". Из числа претендентов на пост Президента поддерживал, разумеется, Явлинского.
В девяносто третьем году Богдан потерял работу. Не он один, вся их контора прекратила существование. И вот тогда Богдан пустил в ход одно из обретенных им досье. Пришлось опять отлавливать биологического папашу. Увидев Богдана, Антон Тарасович одарил молодого человека презрительным взглядом.
- Это ты? Чего меня поджидаешь? Я с тобой рассчитался. Да и грозить мне письмом в партком ты уже не можешь. Нет парткомов! И партии нету!!
Последние две фразы он, не сдержавшись, выкрикнул.
- Что ты папаша, я же обещал к вопросу нашего родства больше не возвращаться, - рассмеялся Богдан. – Свое слово я держу. И не хуже тебя знаю, что КПСС почила в бозе. Но за тобой же есть еще грешки. Пришла пора рассчитаться и за них.
- Какие еще грешки?! – вспылил Антон Тарасович. – Нет у меня никаких грехов. А если и есть какие-то мелкие, о них ты знать не можешь!
- Ой ли?
Богдану стало совсем весело.
- Да, именно так!
- Тогда посмотри на эти фотографии. Сиё досье сейчас принадлежит мне.
Богдан вытащил их внутреннего кармана пиджака несколько фотографии и протянул её Антону Тарасовичу. Посмотрев на фотографию, тот побледнел.
- К тебе не могли попасть эти документы, - пробормотал он.
- Как видишь, попали, - пожал плечами Богдан.
- Где ты его раздобыл?
- А вот это тебя не касается.
- Сколько хочешь? – не скрывая раздражения, буркнул Антон Тарасович.
- О, я не собираюсь наносить твоей семейке финансовый урон, - проговорил Богдан снисходительным тоном. – Понимаешь, папаша, та контора, в которую я попал после окончания института, наконец, дала дуба. Вообще-то, никого и даже нас, её сотрудников, сие не удивило. Скорее, достойно удивления, что эта кончина не произошла раньше. Как ты догадываешься, мне нужна работа. Причем, с хорошей зарплатой. Восемь миллионов в месяц меня вполне устроят. Не волнуйся, я не собираюсь становиться сотрудником твоей фирмы. Это излишне. Но ты же стал достаточно крутым бизнесменом, у тебя есть связи. Так что воспользуйся ими ради своего, пусть и непризнанного, сына.
Антон Тарасович тяжело воздохнул. Господи, как мог у милой Людочки вырасти такой паршивец-сын.
- Хорошо, - процедил он сквозь зубы. – Я найду тебе такую работу. Но на это потребуется время, не меньше двух-трех недель.
- Папаша, я понимаю, что ты прямо сейчас не можешь мне назвать фирму, дать телефон человека, которому надо позвонить и узнать, когда и куда надо приехать. Две-три недели, говоришь? Давай так условимся: месяца-полутора тебе хватит?
- Да.
- Ну и отлично. А теперь нам надо сообщить друг другу номера мобильников. Диктуй свой. Только не уверяй меня, что забыл мобильник дома. А уж, тем паче, что его у тебя вовсе нет.
Богдан достал свой мобильник. Антон Тарасович , тяжело вздохнув, продиктовал ему номер своего. Богдан, разумеется, набирал его. И почти тут же Антон Тарасович услышал звонок. Он вытащил из кармана мобильник и машинально нажал кнопку ответа.
- Привет, папаша. Как поживаешь? – поинтересовался Богдан.
Антон Тарасович, ничего не ответив, отключился.
- Вот теперь мы будем поддерживать связь, папаша, - весело сказал Богдан. – Звони, не забывай меня. И не забудь подписать мой телефон, чтобы сразу видеть: звоню именно я.
Антон Тарасович помрачнел, но ничего не ответил. Развернулся и пошел прочь, тихо матерясь.
Настал день – с их последней встречи прошло чуть меньше месяца – и Антон Тарасович позвонил Богдану. Сухо назвал ему имя, отчество и фамилию директора фирмы, согласного принять Богдана на работу со столь высокой зарплатой. Наказал позвонить завтра же, между пятнадцатью и семнадцатью часами, продиктовал адрес фирмы. И, не попрощавшись, отключился. Спустя два дня Богдан уже работал в ЗАО «Европа-Плюс», возглавляемое Игорем Валентиновичем Трушиным. Генеральный директор ему сразу понравился: толковый человек. Спустя еще неделю ему позвонил Антон Тарасович, слащавым голосом поинтересовался, как Богдану работается на новом месте. А потом спросил, когда и где они встретятся?
- Соскучился? – усмехнулся Богдан. – Можем в субботу посидеть в ресторане, отметить обретение мной работы. Честно скажу: надоело бездельничать.
- Ты должен вернуть компрометирующие меня документы, - тем же слащавым голосом проговорил Антон Тарасович.
- Папаша, не смеши. Если я верну тебе эти документы, то через несколько месяцев, максимум через полгода меня под благовидным предлогом уволят. А мне это не нужно. Я же сказал тебе, что новая работа мне понравилась. А потому, сделай так, чтобы я спокойно работал у Игоря Валентиновича. Не в твоих интересах превращать меня в безработного. Папаша, так посидим в субботу в ресторане? Так и быть, угощать буду я.
Антон Тарасович ничего не ответил, отключился и выругался так, как, пожалуй, никогда в жизни еще не ругался. Вздохнув, признался, наконец, самому себе, что Богдан, несомненно, его сын. Унаследовал, подлец, изворотливость, умение просчитывать шаги, предугадывать действия другой стороны, брать за глотку. Всё то, что не унаследовали законные дети Антона Тарасовича. Сын вообще рохля, а дочь возомнила себя поэтессой. И теперь тусуется в компании таких же, как и она, бездарей. Больше детей у них с Аллой не было. Став женой, она сократила их интимные отношения, а после рождения дочери, младшей из детей, вообще прекратила их. И потому Антон Тарасович так ценил встречи с Людочкой и не хотел от них отказываться.
В конце того же года Аркадий Ильич тяжело заболел и слег. Все свои наработки он передал Богдану. Молодой человек не подвел своего духовного отца, удачно провернул несколько сделок с добытой Аркадием Ильичем информацией. Причем, одну информацию он обменял на две. Правда, одну из них нельзя было пустить в ход сразу же, а другую – можно, но не выгодно. Надо ждать. Что ж, ждать Богдан умел.
В начале девяносто пятого года Аркадий Ильич умер. Ушел из жизни тихо и спокойно, во сне. Богдан его искренне оплакивал. Для него смерть духовного отца была большой потерей. Он уже привык советоваться с Аркадием Ильичем, получать поддержку в трудных ситуациях. Аркадий Ильич находил выход из тупиковых и даже казавшихся безнадежных положений. Богдан остро, очень остро ощутил свое одиночество.
Похороны своему духовному отцу Богдан устроил по высшему разряду. На следующий день после смерти Аркадия Ильича он позвонил на его последнюю работу и сообщил о смерти их бывшего сотрудника. Не ожидал, что на похороны придет много народу. И был прав. Пришло только шесть человек, принесли скромный венок со стандартной надписью. Венок же, возложенный Богданом, поразил пришедших. И даже не роскошностью, хотя он действительно был очень хороший, но надписью на ленте: любимому и незабвенному папе от безутешного сына. Эти слова были искренни, шли от сердца. Как искренними были его слезы, его печаль. И тронутые горем Богдана, все пришедшие на похороны пришли и на поминки. Даже те, кто собирался уйти, не дожидаясь завершения погребальной церемонии. Впрочем, на поминках долго не засиделись. Часа через полтора, еще раз выразив Богдану соболезнования, один за другим покинули кафе. Богдан расплатился с официантом, прибавив к счету приличные чаевые, и пошел домой. До похорон в квартире еще не ощущалась пустота. Словно здесь еще обитала душа Аркадия Ильича. Когда же Богдан, вернувшись с поминок, зашел в квартиру, навалилась пустота.
И в девять дней, и в сорок дней Богдан поминал Аркадия Ильича один. С утра – каждый раз отпросившись с работы – ехал на кладбище, клал на могилу цветы и долго стоял возле нее. Вернувшись домой, ставил на стол две рюмки, две тарелки. Вспоминал, как они жили вместе. И эти воспоминания были светлыми, добрыми.