... Алексей проснулся внезапно, как и заснул...
Было темно, костер прогорел и дым легкими струйками растекался над землей. Налетевший порыв ветра зашуршал еловой хвоей и Алексей, вдруг увидел границу леса и неба на дальнем краю поляны.
"Проспали..." - вскинулся он, вскочил, раздув костер, поставил котелок с вчерашними остатками чая.
- Васильев, просыпайся! - громко сказал он и дернул Юру за ногу.
Васильев зевая задвигался, поднялся на ноги, потер лицо ладонями, сходил за ель в темноту и возвратившись, подавляя зевоту налил себе горького чаю, хлебнул несколько раз и выплеснул остатки.
- Есть будешь? - спросил Алексей, но Юра покачал головой:
- Потом, сейчас не хочется.
- Ну, тогда пошли - Алексей одел теплую куртку, кинул ружье на плечо и пошел первым. Васильев следовал за ним и входя в лес, оглянулся: маленькое пламя над маленьким костерком, светило им вслед из серой тьмы рассвета...
"Надо было залить" - сожалея, подумал Васильев и попав между кочками, на пол сапога провалился в глубокую лужу.
"Не дай бог наберу в сапог, потом все утро придется хлюпать" - ворчал он про себя, поспевая за Алексеем, который шел быстро и уверенно. На перекрестке просек остановились и сдерживая разгоряченное дыхание недолго послушали.
Сквозь шепот сосен под предутренним ветерком, из чащи тонко пропела первая птичка, а где-то далеко простучал дятел.
- Опаздываем - прошептал недовольно Алексей и они, уже не торопясь, оглядываясь и прислушиваясь пошли вглубь темного сосняка, хлюпая сапогами в залитом водой мху.
Алексей подумал: "Недаром глухарей в европейской части России называли мошниками. Тут, если глухой лес, то обязательно, в низине где сыро там и мох".
Пройдя шагов двести, остановились на закрайке большой лужи, блестевшей поверх мха...
Стали слушать...
Птицы то тут, то там, прочищая горло и пробуя голоса пищали, свистели свои первые утренние песни. Сердито протрещал дрозд-рябинник и ему издалека ответил другой.
"Какой гам" - с досадой подумал Алексей и вдруг, как это всегда бывает в этом набирающем силу утреннем шуме, услышал глухаря!
... Тэ-ке, тэ-ке - донеслось из светлеющей тьмы, и вслед длинная пауза словно обвал тишины!
А потом еще - тэ-ке, тэ-ке - и вновь пауза.
Молча, Алексей показал рукой направление и Васильев утвердительно качнул головой. Чуть погодя, на месте паузы Алексей различил точение, и так четко и понятно ему было все это, что подумалось - как мы раньше его не слышали.
Глухарь был ещё далеко и Алексей не скрываясь подошел к Васильеву и вполголоса проговорил:
- Поскакали! Он там - и указал направление. Васильев вновь качнул головой поддакивая, но непонятно было слышит ли он глухаря или нет.
- Я первый пойду - проговорил Алексей - а ты за мной делай два-три прыжка под песню, а потом слушай и снова под песню два-три раза... Он решительно шагнул в лужу делая первые большие шаги…
Тотчас кровь заходила ходуном в теле, сердце застучало и стало жарко. Алексей почти не слышал скачущего позади Васильева - все внимание сосредоточилось на глухариной песне.
Услышав точение, сильно отталкиваясь делал первый прыжок, потом второй и если успевал, то третий и замирал стоя на широко поставленных ногах, дослушивая конец точения...
А песня все ближе, все отчетливее! Вот еще два прыжка... еще... потом еще три...
Васильев стал выдвигаться вправо, почти сравнявшись с Алексеем. Наконец остановились и остроглазый Васильев прошептал:
- Я его вижу! Вот там...
Алексей тоже различил черную птицу на вершине стройной, высокой сосны.
"Как он там сидит? - удивился про себя Алексей- ведь ветки-то на верху тонкие, а он ведь тяжелый".
Под ногами было почти сухо - незаметно они прискакали на невысокий пригорок. Уже чуть рассвело и вверху, на фоне неба хорошо были видны остроконечные вершины сосен и на одной из них, отчетливо, отличаясь чернотой оперения сидел самозабвенно поющий глухарь.
Пахло прелой осиновой листвой и влажным мхом. То тут, то там темнели молодые ели, среди которых человеческие фигуры были почти не различимы.
- Дай я, дай я! - раздался просительный шепот Васильева.
- Под песню, под песню - прошептал в ответ Алексей и разрешая, махнул рукой - он знал, что Васильев хороший стрелок и не промажет.
Васильев, приложил ружье к плечу, поводил стволами и немедля, под точение выстрелил.
Гул выстрела расходился кругами эха по окрестностям, а глухарь, по диагонали снижаясь на раскрытых крыльях, пролетев мимо Алексея и неслышно упал на мягкий мох. В три прыжка Алексей настиг птицу, поднял ее за длинную шею. Глухарь, вращая черными бусинками глаз, под красными бровями, ничего не понимая в горячке страсти несколько раз сердито крякнул и замолк навсегда...
Подбежал Васильев, взял глухаря бережно, долго осматривал, поворачивая большую птицу во все стороны.
- Хорошо, начало есть - почему-то сдавленным шепотом произнес Алексей и отойдя на несколько шагов в сторону, стал слушать.
После выстрела, на время в лесу наступила тишина, но чуть погодя птичье пение возобновилось с удвоенной силой.
Сквозь эту мешанину звуков, Алексей силился услышать глухаря и ему повезло - чуть левее густого сосняка услышал уже новую песню:
- Тэке – тэке… - а потом и точение. Он радостно вздрогнул и повернув голову к Васильеву, зашептал: - Слышу! Слышу его!
Васильев был опытным охотником и все понял.
- Я здесь! А ты скачи... - махнул он рукой, и Алексей поскакал.
Там в вышине было уже почти светло, но на земле еще властвовали сумерки и трудно было увидеть с дерева человека внизу, то замирающего, то скачущего в просветах кустов, сосен и елочек.
Да глухарь и не смотрел вниз - он песню за песней посылал в небо, как непрекращающийся вызов всем соперникам в округе. Казалось, он призывал медлительное солнце поскорее взойти из-за горизонта и дать жизнь новому весеннему дню!
... Подскакав метров на тридцать, тяжело дыша, Алексей начал высматривать токующую птицу и увидел на прямой высокой сосне, в переплетении веток и пятен хвои - в такт тэканью черный силуэт дергался, выделяясь этим из неподвижного окружения.
Алексей заторопился - было уже почти светло и глухарь мог окончить пение в любой момент слетев на землю.
Охотник, приложив ружье к стволу березы за которым прятался, прицелился и нажимая на курок, уже знал, что промазал...
Заряд дроби ударил прямо под глухарем и даже срубил ветку под ним, но выстрел был сделан под точение и потому, ничего не услышав, тяжёлая птица перелетела на соседнюю группу сосен и затихда прислушиваясь и осматриваясь.
Алексей затаился...
Еще не все было потеряно, но птица тоже молчала и в гуще хвои изредка шуршала оперением.
Осторожно, стараясь не шуметь Алексей перезарядил одностволку и достав бинокль из-под свитера, стал осматривать кроны сосен там, где сидела птица. Было неловко стоять, неловко смотреть в бинокль скривив шею и чуть наклонив голову…
Но вот, наконец, Алексей различил глухаря - он спокойно сидел на ветке и вытягивая длинную шею вверх, обрывал клювом молодую хвою.
"Ах, злодей! - тихонько посмеивался Алексей - жрет словно ничего не произошло. А потом уже серьезно подумал:
"Лишь бы Васильев не пошел сюда, не понимая, что происходит. Ведь выстрел уже был, а зашумит Васильев и глухарь улетит. Тогда уже точно конец охоте..."
Он быстро, но осторожно, не отрывая взгляда от глухаря поднял ружье, прицелился и нажал на спуск.
Бам-м-м - грянуло по лесу и глухарь, уже падая раскрыл крылья и по касательной "снизился" - стукнулся о землю. Алексей, заметив место куда упала птица, быстро пошел туда.
Подойдя, стал осматривать мох и коряги вокруг, когда услышал голос Васильева:
- Он здесь, я вижу его!
Алексей облегченно вздохнул, пошел на голос.
Васильев затрещал ветками, сдвинувшись с места и когда Алексей приблизился, Юра уже держал в руке большую черную птицу с распущенным крылом.
Алексей улыбался, осматривая добычу: длинный с белыми отметинами хвост, шею с зеленовато-бронзовым отливом перьев, голову с бело-зеленоватым клювом и красными, словно вытканными, большими бровями, над прикрытыми черно-серой пленкой, глазами.
- Ну, вот и с полем! - радуясь, поздравил Васильева Алексей.
...Лес вокруг, вовсю уже гремел птичьими песнями и утренней суетой; вдруг, над соснами, переговариваясь, очень низко пролетали гуси. Но охотничье утро уже закончилось и друзья, не обратили на них внимания.
Не спеша, охотники вышли на просеку, которая еще час назад в полутьме рассвета была такой мрачной и таинственной, а сейчас показалось веселой и просторной посреди мшистого, влажного леса...
Перейдя перекресток, вспугнули из зарослей орешника лося, который стуча копытами и мелькая черно-серыми ногами, убежал вглубь густого ольшаника.
...Вскоре, первые лучи солнца пробились сквозь ветви и хвою, заиграли золотыми пятнами и пятнышками на коре берез и сосен, делая первых бело розовыми, а вторых коричнево-золотистыми.
Добытых птиц несли аккуратно сложенных подмышкой, спрятав озябшие пальцы в карманах курток и сойдя в болотисто-ручьевую низину, в небольшом озерке выпотрошили птиц, и помыли лицо и руки - стало свежо и легко.
Когда вышли из тени леса, то поляна с елью и потухшим костром, была уже освещена солнцем и снизу, из еловых распадков поднялся холодный ветерок.
Разворошив серый пепел на углях, заново разожгли костер, поставили кипятить чай, достали продукты из рюкзаков и без аппетита поели, позевывая и моргая сонными глазами.
Васильев не дождавшись чая, незаметно уснул и Алексей прикрыл его сверху своей курткой.
Он не спеша заварил кипяток индийским чаем, в добавок положил смородиновых веточек и несколько кустиков брусники. Потом сел поудобнее и прихлебывая из кружки ароматный чай задумался, проваливаясь в воспоминания как в дремоту...
2001 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal