Высокий нескладный подросток, одетый в рубашку, застегнутую на все пуговицы, играл на пианино. У него было худое лицо, грустные серые глаза и русые волосы. Длинные тонкие пальцы давили на клавиши, извлекая звуки, полные грусти и тоски. Учителя всегда обращали внимание на Диму Бобрышева, потому что он был высокий, худой и в очках. Несмотря на рост, Димка по кличке Бобрик, выглядел младше и слабее сверстников.
В соседней комнате его мама складывала в открытую спортивную сумку вещи. Бобрик знал, что завтра ему предстоит отправиться в трудовой лагерь, и это знание давило на него, словно тяжелая гиря. Но Димка продолжал играть, пытаясь забыть обо всём, кроме музыки.
Пианино было единственным другом Бобрика, верным спутником в мире, где никто его не понимал. Музыка помогала выразить то, что он не мог сказать словами. Когда Димка играл, то чувствовал себя свободным. Он закрыл крышку пианино и протянул:
— Ну, я пошел...
Во дворе сталинской пятиэтажки царила дремота. Здесь почти не слышался шум машин, лишь редкие голоса прорезались сквозь душную тишину. Тени старых лип укрывали просторный двор прохладой. В воздухе чувствовался запах черного хлеба, принесенный лёгким ветерком с хлебозавода. Рядом с ветшающей голубятней стоял потёртый временем деревянный стол, покрытый царапинами, пятнами краски и детскими рисунками.
Здесь каждый день собиралась компания подростков, чьи имена знала вся округа. Первым из них был Валерка Квасов, которого приятели давно окрестили “Квас”. Его темные волосы вечно торчали во все стороны, а карие глаза искрились озорством и бесшабашностью. Рядом примостился его ближайший приятель Саня Смоловский, который получил прозвище Малой за небольшой рост. Третий участник компании — Вова Климович, которого называли Длинным.
Тишина царила над столом, пока дым от сигарет лениво поднимался вверх. Ребята молчали, погруженные каждый в собственные мысли. Наконец, первым нарушил тишину Валерка:
— Ну всё, пацаны... Я понял — всю жизнь валяться под отцовской машиной неохота. Надо что-то менять…
Саня поднял взгляд и внимательно посмотрел на друга:
— Но ведь ты ничего больше и не умеешь!
— Я что думаю. — усмехнулся Валерка уголком рта, — Может, мне фотографом стать?
— Фото-о-графом, — протянул Длинный, насмешливо растягивая слоги.
— Квас, ни фига ты не шаришь, — неожиданно оживился Малой. — Давай после восьмого... в путягу. На сварщиков. Деньгу будем зашибать!
— А после смены бухать, — поморщился Валерка.
Малой не отступал.
— Дурилка картонная! Кто ж тебя заставляет? А вот если самогон гнать. По-тихому. Да мужикам в бригаде продавать. — Малой сделал тремя пальцами движение, как будто считал деньги. — Тут тебе и получка, и аванс, и премия.
Его глаза блестели, как монеты на солнце. Малой ожидал, что приятель поддержит его, но Валерка оставался непреклонным.
В подъезде было темно, и, выйдя на солнечный двор, Димка невольно сощурился. Сердце замерло где-то глубоко внутри груди, когда его глаза поймали взгляд Длинного.
— Вот зараза! — прошептал себе под нос Димка. Юному пианисту часто доставалось от этой компании. Каждый раз, когда он проходил мимо, пацаны находили повод для насмешек. Сегодняшний день не обещал ничего хорошего. Димка почувствовал, как холод пробежал по спине, но отступать было поздно. Музыкант ссутулился, отвернулся и попытался незаметно пройти. Однако судьба решила иначе.
— Бобрик! Куда прёшь? — голос Длинного прогремел неожиданно громко, заставив сердце снова отчаянно забиться.
Бежать поздно, отступать невозможно. Осталась одна дорога вперед сквозь раскрытую пасть этого проклятого двора.
“Чтоб тебя разорвало!”, — мысленно выругался Димка.
Он сделал шаг вперёд, стараясь выглядеть уверенным. Держа в руках сумку с нотами, быстрым шагом пугливо прошёл мимо компании. Каждый звук вокруг казался громче обычного — смех, шёпоты, даже шорох листьев под ногами. Всё будто бы сговорилось против него, угрожая разорвать хрупкую тишину.
Вытащив из кармана спичечный коробок, Длинный обнаружил, что тот пуст. Бесполезная коробка покинула ладонь и упала под ноги. Но уже через мгновение высокий красавчик встал и пнул лежавший рядом с ним на полу футбольный мяч. Мяч полетел прямо к Димке.
— Бобрик, лови! — крикнул Длинный и засмеялся.
Димка вздрогнул и ускорил шаг. Скорее бы оказаться подальше отсюда, далеко-далеко от их насмешек и злорадства...
Мяч ударил ничего не подозревающую Кирюшу в плечо. Острая боль заставила невольно вскрикнуть. Девочка резко обернулась и увидела перед собой стройную фигуру высокого красавца с самоуверенным взглядом.
— Ты что, совсем?! — заорала Кирюша.
Парень сначала опешил, но быстро оправившись, смущенно пробормотал:
— Блин, прости, так получилось...
Кирюшины глаза вспыхнули гневом. Девочка резко бросила пакет на асфальт и выкрикнула голосом, полным негодования:
— Так получилось?!
Со словами “Головой надо думать, а не пятой точкой”, Кирюша резким движением ноги отправила злополучный мяч обратно в сторону парня. Пас оказался настолько сильным, что мяч взлетел вверх и... ударился прямо в окно! Раздался звон разбившегося стекла, от которого содрогнулся весь двор.
Кирюша замерла. Лицо её покраснело от стыда и растерянности. В следующее мгновение дверь дома распахнулась, и оттуда выбежал пожилой мужчина с недовольным выражением лица.
— Вот я вам покажу, как окна бить!
“Что делать?”, — лихорадочно подумала Кирюша, чувствуя, как паника поднимается внутри нее волной страха. Ей хотелось кричать, бежать куда глаза глядят, забыть обо всём, спастись бегством. Ноги будто приросли к полу. В этот миг двое подростков подхватили ее за руки.
— Валим, — скомандовал Валерка.
— Шевели ластами, — прищурил глаз Длинный.
Кирюша повисла на руках у ребят. Они мчались через клумбу, взметая лепестки цветов, словно пушинки, подхваченные порывом ветра. Ветер свистел в ушах. Мелькали кусты. Ноги двигались сами собой — быстро, почти автоматически. Мир вокруг превратился в размытое пятно красок и звуков. Всё казалось нереальным, будто Кирюша оказалась внутри странного сна. Страх сжимал грудь, но вместе с ним пришло ощущение свободы, граничащее с азартом. Кирюша продолжала бежать, зная, что останавливаться нельзя.