На следующий день, после завтрака с румяными сырниками, бабушка вытерла руки о фартук и указала на пустой бидон на подоконнике:
— Сходишь в молочный?
— Ага, — кивнула Кирюша, лениво потягиваясь.
— Яйца, творог, молоко, сметану. Запомнила? — уточнила Екатерина Алексеевна, взглянув на внучку поверх очков.
— Ну да.
— Ай! Что будет, то и возьмёшь, — махнула рукой бабушка, передавая Кирюше деньги, старый бидон и хозяйственную сумку. Внутри лежали пустая пол-литровая банка и сетка для яиц.
Кирюша покосилась на клетчатую сумку и взяла пакет с надписью «Берёзка», пытаясь уместить в него всё.
— Возьми сумку! — укоризненно покачала головой бабушка.
— Да ну её.
— Порвется ведь.
— Ладно, — вздохнула Кирюша, сдаваясь, и затолкала сумку в пакет.
— Сдачу не забудь! — крикнула ей вслед бабушка.
Солнце освещало крыши домов. Кирюша шла по улице, напевая под нос и размахивая бидоном. Она наслаждалась тишиной и уже подходила к арке, ведущей во двор пятиэтажки, недалеко от которой был молочный.
В это время в квартире одного из домов высокий нескладный подросток в рубашке, застегнутой на все пуговицы, играл на пианино. Его худое лицо с грустными серыми глазами было склонено над клавишами. Длинные тонкие пальцы извлекали звуки, полные тоски. Учителя всегда замечали Диму Бобрышева, потому что он обычно сидел за партой один, а одноклассники над ним подшучивали. Несмотря на рост, Димка по кличке Бобрик выглядел младше и слабее сверстников.
Пианино было единственным верным другом Бобрика в мире, где его никто не понимал. Только играя, он чувствовал себя свободным. В соседней комнате мама складывала вещи в спортивную сумку. Бобрик знал, что завтра ему предстоит отправиться в трудовой лагерь, и это знание давило на него, словно тяжелая гиря. Но он продолжал играть, пытаясь забыть обо всём, кроме музыки.
Наконец Димка закрыл крышку инструмента и протянул:
— Ну, я пошёл…
А во дворе сталинской пятиэтажки царила дремота. Шум машин сюда почти не долетал, лишь изредка тишину прорезали голоса. Тени старых лип укрывали просторный двор прохладой. В воздухе витал запах черного хлеба с хлебозавода. Рядом с ветшающей голубятней стоял потёртый временем деревянный стол, испещренный царапинами.
Здесь каждый день собиралась компания подростков. Над столом висела тишина. Дым от сигарет лениво поднимался вверх. Ребята молчали, каждый погружённый в свои мысли. Первым нарушил молчание Валерка Квасов:
— Ну всё, пацаны... Я понял — валяться всю жизнь под отцовской машиной неохота. Надо что-то менять...
Саня поднял взгляд:
— Но ты ведь больше ничего и не умеешь!
— А я вот что думаю, — усмехнулся Валерка уголком рта. — Может, мне фотографом стать?
— Фо-то-гра-фом, — протянул Длинный, насмешливо растягивая слоги.
— Квас, ни фига ты не шаришь, — неожиданно оживился Малой. — Давай после восьмого... в путягу. На сварщиков. Деньгу будем зашибать!
— А после смены бухать, — поморщился Валерка.
Малой не отступал:
— Дурилка картонная! Кто ж тебя заставляет? А вот если самогон гнать. По-тихому. Да мужикам в бригаде продавать. — Он сделал тремя пальцами движение, будто считал деньги. — Тут тебе и получая, и аванс, и премия.
Его глаза блестели, как монеты на солнце. Малой ждал поддержки, но Валерка промолчал.
В подъезде было темно, и, выйдя на солнечный двор, Димка невольно сощурился. Сердце замерло, когда он поймал взгляд Длинного.
«Вот зараза!» — прошептал про себя Димка. Он ссутулился, отвернулся и попытался проскользнуть незаметно.
— Бобрик! Куда прёшь? — послышался голос Длинного.
Бежать было поздно, отступать — невозможно.
«Чтоб тебя разорвало!» — мысленно выругался Димка и сделал шаг.
Достав из кармана пустой спичечный коробок, Длинный швырнул его под ноги. Затем встал и пнул лежавший рядом футбольный мяч.
— Бобрик, лови! — крикнул Длинный и засмеялся.
Димка вздрогнул и ускорил шаг.
В этот самый момент из-под арки на солнечный двор шагнула Кирюша.
Удар пришёлся точно в цель. Мяч угодил ей прямо в плечо. Острая боль заставила вскрикнуть.
— Ты что, совсем?! — заорала Кирюша, обернувшись на стройную фигуру высокого парня с самоуверенным взглядом.
Тот опешил, но быстро оправился:
— Блин, прости, так вышло…
— Так вышло?! — Глаза Кирюши вспыхнули гневом. Она швырнула пакет и бидон на асфальт. — Головой надо думать, а не пятой точкой!
Резким движением ноги она отправила мяч обратно. Удар оказался настолько сильным, что мяч взлетел вверх и… угодил прямо в окно! Раздался звон бьющегося стекла.
Кирюша замерла. Её лицо побагровело от стыда и растерянности. В следующее мгновение окно распахнулось.
— Вот я вам покажу, как стекла бить! — из него высунулся пожилой мужчина с недовольным лицом.
«Что делать?» — лихорадочно подумала Кирюша, чувствуя, как паника поднимается внутри. Ей хотелось кричать, бежать куда глаза глядят, забыть обо всём. Но ноги будто приросли к земле.
В этот миг двое подростков подхватили ее за руки. Валерка нагнулся, схватил пакет с бидоном и скомандовал:
— Валим!
— Шевели ластами! — прищурился Длинный.
Кирюша повисла на их руках. Они промчались через клумбу, взметая лепестки цветов. Ветер свистел в ушах, мелькали кусты, ноги двигались сами собой. Мир вокруг превратился в размытое пятно красок и звуков. Страх сжимал грудь, но вместе с ним пришло и ощущение свободы, граничащее с азартом. А позади, на опустевшем асфальте, остались лишь следы их побега да гневный окрик из разбитого окна.