Улица Ужасов. Эпизод 2. Письма

Антон Чигуров
Улица Ужасов. Эпизод 2

Письма

Сегодня пачка писем была меньше чем обычно. Анна Сергеевна поправила, сползшую на глаза форменную кепку с символом ФСИН на кокарде, и посмотрела на Виталю.

- У нас всех поотпускали, что ли? Почему так мало?

Виталий пожал плечами и поспешил выйти из её кабинета. Он один из тех, кто просто отбывает свой срок наравне с теми, кого охраняет. Меньше так меньше, какая разница. Скорее бы звание получить и уехать на лагерь. Никому не нравится в СИЗО, ни арестантам, ни вертухаям. Анна Сергеевна в отличии от них с удовольствием ходит на работу, особенно в последнее время. С того самого дня, как у них в корпусе появился жилец камеры шестнадцать.

Анна Сергеевна была простым цензором, должность которая в современном мире не имела больше ценности, как когда-то ранее. А дело в том, что заключенные писали письма всё реже и реже. И им писали всё реже и реже. Бумагу и ручку заменили телефоны. Да, это нелегально, но в самом деле, прогресс не остановить и надо уметь приспосабливаться. Как это сделали её коллеги – надзиратели. За небольшое вознаграждение, они просто не замечали мобильников у заключенных, а те в свою очередь не переходили границы дозволенного. Простая до наивности договоренность, тем не менее отлично работала вот уже несколько лет. Не без проблем, но работала.

Письма писали только те, кто не мог себе позволить связь по банальным материальным проблемам, либо те, кто так или иначе оказался в опале у так называемых блатных и кому попросту запретили звонить. Да, такое тоже бывало, но это были внутренние проблемы заключенных, и надзиратели в эту кухню со своими специями не совались.

День за днём ей приходилось читать бесконечные жалобы адвокатам и родственникам на плохие условия содержания, на продажных судей, на несправедливость законов. Сотнями через её руки прошли одинаковые, как под копирку писанные письма наивным девочкам – ждулям. И такие абсолютно одинаковые ответы от наивных девочек. Бесконечные обещания в вечной и бескорыстной любви заканчивались слёзной просьбой выслать деньги на электронный кошелек или пополнить официальный ФСИНовский счёт. Анна Сергеевна читала такие письма по диагонали, пытаясь, закончить как можно быстрее.

Унылая рутина, в которую постепенно превратилась её работа почти доконала её, пока не появились послания из шестнадцатой камеры. Письма Павла супруге Ольге отличались от массы других, написанных ждулям. Она зачитывалась нежностями, перемешанными с искренними признаниями, как с его стороны, так и со стороны супруги. Она практически переживала их вынужденное расставание, погружаясь в тот мир, который Павел создавал на белой в клеточку бумаге, находясь в мире, ограниченном стенами и куском небо в такую же клеточку. В его письмах не было унизительного попрошайничества, жалоб и нытья о деньгах на хорошего адвоката. Он рассказывал ей об их общих мечтах, а она дорисовывала в своих ответах тот мир, который они потеряли, но были готовы найти вновь.

Переписка двух близких людей полностью поглотила Анну Сергеевну. Она ждала ответов, наверное, с большим нетерпением, чем сам Павел. Цензор ни разу не пыталась за что сидит Павел. Может быть не хотелось разочаровываться, или рушить тот мир, который он рисовал буквами, сложенными в предложения, обыденной реальностью серых стен, покрытых такой же серой штукатуркой, постепенно желтеющей от бесконечного количества выкуренных в камерах сигарет. Анна Сергеевна старалась как можно быстрее избавиться от пачки писем, отправленных адвокатам, ждулям и родителям, чтобы приступить к чтению нового послания из камеры номер шестнадцать.

Анна Сергеевна не могла точно сказать, сколько уже длилась эта переписка. Единственное, что она хотела – чтобы дело Павла как можно дольше оставалось в работе суда, чтобы он как можно дольше оставался у них в СИЗО. Она хотела, правда так и не решалась, предложить ему остаться на хозяйственных работах у них в СИЗО, только бы переписка не заканчивалась. Она понимала, что вряд ли он согласится. Его впереди ждал лагерь и длительные свидания с его ненаглядной Ольгой. Цензор, с трудом преступив через свои хотелки, пообещала себе, что не будет никак препятствовать встречи, даже пусть и через стекло у них здесь. И все письма Ольги и Павла проходили ценз без единого исправления. Но, как бы странно не было, при такой глубокой любви, эти двое ни разу не разговаривали о встрече, он не просил приехать, а она ни разу не написала о том, что хочет видеть его. Ну, кто знает, может они, пересекались на суде и договорились, что такое свидание никому на пользу не пойдёт. Или у неё нет возможности приехать, а Павел тактично не настаивает.

Однажды Виталий, вечно недовольный вертухай, бросил ей на стол всего одно письмо.

- Они все обзавелись телефонами, ты, не поверишь.

Анна Сергеевна мельком взглянула на конверт. Нет это был не Павел. Это мерзкий риелтор из камеры восемь два. Он ей не интересен.

- Давно ничего не было из шестнадцатой. – Негромко сказала Анна Сергеевна. – Он там случаем не откинулся?

Виталий удивленно посмотрел на цензора.

- Ты о чём? В шестнадцатой давно никого нет, и никто туда заезжать не хочет. Дурная хата говорят. Уже, наверное, полгода как. Сразу ломиться начинают, словно их обиженку закинули.

- Но… Как тогда… - Она не договорила.

- Что?

- Я, наверное, что-то путаю.

Виталий пожал плечами.

- Темная там история на самом деле. – Он сел на стул напротив Анны Сергеевны. – Ты не в курсе, разве? Мужик там сидел недолго. Я не помню, когда он заехал. Вроде полгода назад. Он жену свою убил. Жестоко. Подробностей не знаю, но хозяин сказал, что отморозок конкретный. Как-то там всё плохо по делюге было.

Виталий замолчал, нахмурил брови. Было непонятно, пытается он что-то вспомнить или старается подобрать слова.

- Три дня. – Сказал он наконец. – Мужик просидел в шестнадцатой три дня, а потом покончил с собой. Но не из-за этого оттуда ломятся все и порядочные, не порядочные. Я сам, конечно, не слышал, корпус тогда не мой был. Но те, кто тогда на дежурстве были, клялись, что перед тем как он вздёрнулся, несколько часов разговаривал. И разговаривал не сам с собой. Не помню кто рассказывал. Как минимум трое слышали мужской и женский голос. Не знаю, как по мне так, бред.

- Поэтому о встрече и не писали. – Тихо сказала цензор.

- Чего?

- Жесть, конечно, говорю. – Спохватилась Анна Сергеевна, не стоит Виталию знать о письмах.

- Ну, он своё получил. Туда и дорога. - Надзиратель поднялся со стула и поправил форму. – Ладно пойду обход сделаю и спать. Тебе тоже домой пора уже давно.

Анна Сергеевна кивнула.

- Сейчас быстро посмотрю письмо и пойду. Хорошего дежурства, Виталя.

- И вам не хворать, Анна Сергеевна.

Она дождалась, пока он выйдет, смахнула письмо риелтора в сторону, открыла ящик стола и достала свёрнутый пополам листок в клетку. Развернув лист, она прочитала вслух.

- Здравствуй, мой маленький малыш….