Жизнь на мгновение обрела смысл, что бы ошарашить меня своей жестокой правдой.
Пропала Маруся. Я знал, умирать кошки уходят в недоступные места. Надо сказать, месяц назад она уже пряталась. Но кризис миновал, кошка оклемалась и только равнодушно посматривала все эти дни на мои безумные игрища.
Обнаружила её мать в узкой щели между стеной и креслом. Бедняга дрожала всем телом. Я только успел погладить её по головке. Маруся испустила дух у меня на глазах. Апокалипсис состоялся.
14 января 2005 года Марии не стало.
Хорошо, что мозги мои туманил алкоголь, поэтому прощание с верной подружкой не было безутешным. Всё было обыденно и просто. Я положил её ещё тёплое тело в коробочку, взял лопату и пошёл проводить в последний путь. Ах, лягушонка моя в коробчёнке, ты сбросила шкурку свою и улетела от меня навсегда!
С погодой нам повезло. Январская оттепель дала мне возможность без труда выкопать ямку во дворе дома. Туда я положил останки Маруси и закопал. Всё. Никаких эмоций я не испытывал. Я только взял бутылку на помин ее кошачьей души.
Поминая Марусю, я вспомнил весь её жизненный путь.
Мы сели на кухне с Савельичем, не чокаясь, выпили, и я произнёс:
-Упокой душу рабы божьей Марии! Пусть земля ей будет пухом… Мать, – говорю, – она же была вроде тебя – боевой настоящей подругой. Козу завалила. Маринкиных кошек на даче чуть не порвала…
Теперь, когда её не стало, время пришло рассказать о ней всё.
Вывезли мы с Мариной однажды Марусю на дачу. Обычно я оставлял её в мастерской, в которой жил сам. Корму насыплю, форточку открою, – живи в свое удовольствие, ****уй, сколько влезет с местной шпаной. А тут Маринка пожалела её, типа, как же она тут одна бедняжка, а на даче кайф такой!..
Взяли на свою голову.
У Марины на даче – рай! Крайний участок на холме. Единственные соседи – и те внизу. Из окна дома – весь поселок, как на ладони. Дали открываются щемящие. Всё цветет, рядом лес, в нём соловьи заливаются. Май, однако…
Две её собственные кошары, Люля и Ксюша, на солнышке греются. Тоже животинки своеобразные. Люля – барыня с манерами аристократки; Ксюша – простая баба из крестьянок. Люля на имя не откликалась, зовешь, – даже ухом не поведёт. К еде была равнодушна. Подойдет к миске, брезгливо обнюхает, лениво поест, потом отвернется, – вся презрение – ногой дрыгнет и пойдет с достоинством. Ксюша радостно и своё в момент съест, и за аристократкой подлижет. А когда Люля рожать изволила, Ксюше было не до радости, – вся извелась в переживаниях и хлопотах. Как опытная акушерка котят приняла, пуповину перегрызла, облизала всех.
Лежат, значит, на солнышке греются. Обе – красавицы. И тут, как чёрт из табакерки, моя фурия из машины вырвалась и без всяких предисловий на сладкую парочку наехала. Дачницы врассыпную. Однако далеко не убежали. Прихватила Маруся барыню и рвет её со всей своей бесовской яростью. Ксюша в стороне голосит. Я кинулся разнимать. Вырвал её как репей из Люлиной шкуры. Так она в пылу борьбы всю руку мне в кровь расцарапала.
Удивительно то, что все это произошло на чужой территории. Обычно кошки её охраняют. Но для моей – безбашенной – закон не писан. Заперли мою подругу на втором этаже. Сутки одна там голосила. На следующий день нам уезжать, говорю Марине:
-Запирай своих девок, пришло наше время гулять.
Ладно. Собрались за водой на родник идти. Родник – на другом конце посёлка. Набрали тары, пошли. Улица прямая, под уклон, почти через весь посёлок. Моя подружка, как собачка, рядом у ноги семенит.
-Вот, – говорю, – смотри, какая у нас дисциплина.
Сказал… и меня как током пробило: сейчас что-то будет! И тут вижу, внизу из-за поворота вышла женщина с козой. Я не успел даже вздрогнуть.
Маруся – чёрной грациозной пантерой – погнала на козу. Я только видел чёрный стремительный снаряд, как пульсирующий пунктир, прочертил по земле расстояние от меня до козы. Маруся выверенным движением хищника вцепилась жертве в загривок.
Зрелище завораживало.
Белая-белая коза и черная-черная Маруся. Белая Жизнь и чёрная Смерть! Жизнь заблеяла и рухнула, копытами кверху; Смерть, сделав своё чёрное дело, метнулась в кусты.
Все в шоке. Женщина только глазами вращает, коза на всякий случай притворилась мёртвой. Маринка в восторге, я в смятении – Маруся пропала. Искали героиню долго, звали, по всему посёлку. Так и не нашли. К вечеру вернулась сама, гордая, независимая.
Взял я её месяцев восьми от роду. Примерно. В год они созревают, а моя ещё четыре месяца оставалась девушкой.
Дело было так.
Заехал я к своему старинному приятелю Юре скульптору в мастерскую роман читать. Страдал я тогда распространенной «болезнью» невостребованных авторов – читать свои тексты. Я был убеждён, что равнодушным они никого оставить не могли. Так что от «болезни» той страдал не только я. Вернее так, когда меня слушали, я-то как раз не страдал, наоборот, был на вершине блаженства.
Я только сейчас испытал на себе весь ужас подобных «чтений». Недавно один невостребованный автор читала мне свое творчество. Я сидел, тупо уставившись на счастливую обладательницу текста как источника блаженнейших в жизни мгновений!.. и думал: «Господи! Каким же терпением обладали мои друзья, часами выдерживая те пытки». Сам я продержался минут десять.
Взял я тогда две бутылки водки. Без водки, какая литература?
Роман был прочитан, водка выпита, и тут… чёрное существо с глазами-блюдцами на пол-лица (морды) к нам приближается.
-Это что за чудо? – спрашиваю у приятеля.
-Ты понимаешь, сама запрыгнула. Неделю уже живет, не уходит. Я её подкармливаю, вот и живет…
Дело в том, что мастерская у скульптора – полный подвал. И если у меня окна на уровне асфальта (цокольный этаж называется), то у него всё помещение зарыто в землю по самый потолок. Окна, однако, есть, – для них сделаны приямки, закрытые решетками. В общем, толи из-за кошачьего любопытства, толи, спасаясь от ноябрьской стужи, девушка забралась к нему, а выбираться, похоже, не захотела.
-Отдай её мне. Меня крысы замучили… наглые, ночами спать не дают. Вдвоем не так страшно будет.
-Да забирай.
Взял я её на руки… и всё! С тех пор и началась Большая Любовь наша.
Так и доехали в обнимку.
Стали жить душа в душу.
Крысы больше не наглели, однако шуршали где-то рядом. Маруся только удивлённо прислушивалась, типа, кто бы это мог быть?.. и квакала. Голосишко у Маруси был тихий, печальный, идущий из глубины её сердца, но какой-то при этом квакающий.
Вообще, она была очень красивой кошкой. Ей бы в рекламе сниматься. Сядет – само совершенство! – египетское изваяние. При этом удивление и мировую скорбь излучали её распахнутые настежь окна-глаза. Маруся, как и все её соплеменницы, хранила тайну.
Однажды крысы сожрали её обед. Лежу как-то, новости по телевизору смотрю. Слышу, на кухне Маруся хозяйничает, – миску по полу возит. Думаю, как же проголодалась девушка. Голову повернул, а девушка – вот она, тута! – телевизор смотрит.
-Маруся, – кричу я ей, – ё-моё! Секьюритти хренова, тебя зачем нанимали?.. телевизор смотреть? В ответ только: “Ква-у…”, и мировая скорбь в глазах.
Однако крысы народ хитрый и осторожный. Без надобности не высовывались. Создали параллельный мир, то есть никого вроде не видно, но ощущается.
Справедливости ради, надо заметить, пару раз я слышал ночами крысиный писк и Марусины победные возгласы, и топот преследования. Однако заканчивалось всё миром: ни крови, ни жертв я не видел.
Дважды Маруся рожала. В первый раз ночью. Забралась ко мне, спящему, под одеяло. Я только ощущаю сквозь сон равномерные толчки в бок. Проснулся, одеяло откинул, – Маруся рожает. Дела, блин…
Родила пятерых. Все – разные: и чёрный, и белый, и рыжий, и пятнистый, и в полосочку. Хорошо погуляла девушка.
Четверых котят пришлось утопить. А одного, в полосочку, самого глазастого – оставил. Назвал Севой. Дети нам с Марусей были не нужны, однако я знал, что у роженицы вырабатывается молоко, и если его не отсасывать, кошка будет болеть.
Вот так вот всё прозаично.
Расстались мы с ним еще прозаичней. Через месяц повез Севу на Птичий рынок сдавать и после многочасового навязывания его «в хорошие руки» еле-еле удалось пристроить к продавцу котят, подарив тому в знак признательности пачку «Мальборо».
Со вторым пометом котят история случилась уже не прозаичная, а по человеческим меркам – просто чудовищная. На вторых родах я не присутствовал. Где-то меня носило тогда. И, очевидно в знак протеста, всех котят Маруся загрызла.
Больше мы не рожали.
Вскоре в нашей семье случилась беда. У отца обнаружили рак легких. Мать попросила меня переехать в квартиру. В мае 1994 года мы с Марусей переселились. Так что весь остаток своей взрослой жизни Маруся провела в четырех стенах.
Никуда я её больше не вывозил. Чтобы ей спокойней жилось и не мечталось о женихах, подкармливал «контрсексом».
Жила она, впрочем, как у Христа за пазухой. Спала со мной и умерла у меня на руках.
Отрывок из романа «У Христа за пазухой»