Увидев аккаунты в соцсетях моей новейшей любви Сони замороженными уже несколько лет, я проникся еще большим уважением к прелестному фембою, одновременно ( в параллель ) вспомнив почему - то Бабченку. То ли фамилия намекающе - лошадиная, то ли овес стал дорог, но некогда высказанные дегенератом правильные слова заставили задуматься. Он писал про рашн тиви и рунет вообще, что все это сделано быдлом и для быдла. Золотые слова. Но после этих слов высказавший их дегенерат не свалил из сетей, продолжая продолжать красоваться рылом дегенерата. По присущей коалам невероятной логичности я предположил, что тем самым Бабченка относит уже себя к быдлу, и преисполнился благости. Вот это глыба, вот это человечище ! Знает, что говно, чует, что быдло, но не стремается и не зассал, продолжает месить кал говнодавами, упорно собирая лайки и партвзносы остаточных сил бандеровцев. Думаю, это его Милена Ангел подучила. Через сеть, личку, как все эти скоты выражаются, пояснила за необходимость платности, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, Бабченко, ты рылом не гарцуй по халявным ресурсам, ты затаись и собирай лавэ от отдельных пользователей, не представляющих уже своей жизни без твоих текстов и фоточек. Такие ведь есть, сто пудов. Вон, миллионы блогеров засыпают и просыпаются с именем путлера на нечистых устах, такую личную неприязнь испытывают - кушать не могут.
- Я внедрился в ту смутную шоблу пидарасов под покровом ночной темноты, - рассказывал здоровяк Отто прижавшимся друг к другу Марии и Герде, жадно рассматривая их обнаженные тела, распростертые на кровати, - мне давно уже говорил о них Шелленберг, вот я и принялся орудовать. Главный у них вовсе не Круглый, как можно было бы предположить по интеллектуальному уровню карбонариев, отнюдь, был там Лимонов. Да, да, - заулыбался Скорцени, заметив узнавание имени великого в блестящих во тьме глазах Марии, - тот самый. Для начала, дабы создать себе репутацию тоже карбонария, я начал шарахаться по их скопищам, пытаясь убедить злостных говноедов, что поклонник Лимонова может и не быть пидарасом.
Мария захохотала басом, а Герда, жалобно повизгивая, полезла ей в пах отсыревшим от ужаса носом.
- Будя, будя, - заворковала горлицей Мария, ласково оглаживая прическу моей дочери оглоблей, - не ссы.
Оглоблю, кстати, хранить под кроватью мне посоветовал тот же Шелленберг. Однажды в суровую зимнюю пору он пришел к нам в школу в Фридрихсхаффене со странным деревянным предметом наперевес. Сказал, что оглобля. Что надо. Что, понимаешь, надо понимать. Я тут же все понял. Целиком и сразу. Поэтому я Скорцени, а он Шелленберг. А когда он пожаловался мне с тоской и отвращением, что у русских его играл Табаков, то я сразу дал себе слово никогда не видеть такой ужасающей фильмы, оглоблю же позаимствовал, с тех пор она мне немало помогает в исследованиях тайной истории жидомасонов Рубрука. Рубрук, как известно, был самых честных правил, когда не в шутку он устал, шагая по степи оттуда, то встал наотмашь возле Волги, там, кстати, брод. И подходют к нему, значится, бродники. Это такая раса была, давно, то ли предки казаков, то ли просто разбойники. Подходют и берут Рубрука за вымя.
- Вы, грят, не подскажете, грят, как пройти в библиотеку ?
- И это в два часа ночи ?!
Искреннее негодование в слившихся воедино возмущенных голосах Марии и Герды ужаснули меня. И если бы не присущие нам троим сексуальность и интеллект, то вся моя жизнь могла бы закончиться в ту ненастную ночь, о которой коала только что рассказал красивейшему фембою Сони фор Мони.