Русская дочь военнопленного немца- 47

Валентина Петровна Юрьева
Мать.

В клубе посёлка Теба заболел заведующий клубом, молодой парень. Болезнь обнаружилась страшная, гемофилия. Поскользнувшись на льду, он упал и о разбитое стекло поранил руку. Врачам долго не удавалось остановить кровь. С большим трудом, при помощи переливания новой крови, удалось  остановить кровотечение. Молодого человека срочно отправили в Ленинград на лечение. А на его место, на должность заведующего клубом пришла по приглашению, Валентина.

 Пётр Сырых, так звали бывшего заведующего клубом, организовал инструментально – вокальную группу. Была очень хорошая вокальная группа народного фольклора. Много было певцов, чтецов и даже три баяниста. Словом, Валентина пришла на хорошо сформированный клубный коллектив.

До восьмого марта оставалась всего одна неделя, но концертные номера были готовы, осталось добавить что-то своё и написать сценарий проведения вечера, посвященного женскому дню.
С этим она хорошо справилась и должна была предоставить план проведения праздника в рабочий комитет и в комитет местной партийной организации на утверждение.

— Мама — обратилась она к свекрови — у меня после обеда две репетиции, в два часа и в четыре, а потом доклад по проведению праздника на партийном собрании, скажите Толику, что я буду поздно, чтобы не терял, хорошо?

—- А ты что, партийная? — удивлённо спросила Варвара.

— Да. Не забудете передать?

— Да уж не забуду — как-то по- особенному тревожно, ответила свекровь.

Не успел Анатолий переступить порог дома, как мать задала ему вопрос:

— Ты знал, что твоя жена партийная? — строго спросила она.

— Знал. Ну и что?— переодеваясь, спросил сын.

— Да то! Пересажает она нас всех! Вот что!

— За что это она нас посадит? — усмехнулся он.

— За веру и посадит. Как я теперь молиться буду? Иконы со стены снять заставит. Она же партИйная! О Господи, Господи! И что тебе другой девки не нашлось? Взял бы какую попроще и всем бы хорошо было. Погоди, она ещё тебе покажет! Партийная эта! В клубе перед всеми на виду пляшет да поёт, за такой глаз да глаз нужен. А тебе это для чего? Взял бы простенькую и не о чём не думал — упрекнула она сына.

— Мать, ты чего это взялась тут? Сама в клуб её толкнула. Вам всем хотелось, что бы она побыстрее работу нашла и работала! Чего теперь на неё пенять? Ну и что, что партийная, не те времена чтобы партийные в тюрьму верующих сажали. Чего ты испугалась? Как жила, так и живи! Никто тебе не мешает —  утирая мокрое лицо полотенцем, ответил Анатолий.

— Ну, я своё слово сказала, думай сам, твоя жизнь, тебе её и жить. Она, партийная – то, вон твою спецовку в корыто замочила и удула в свой клуб, да на собрание. А бельё тут в корыте весь день киснуть будет. А стирать она его когда будет, завтра? За ночь так завоняет, хоть из дому убегай — выставляя на стол хлеб, сдобу, высказывала Варвара сыну

—  Я не понял, ты чего хочешь, чтобы мы развелись?— садясь за стол, спросил он.

Варвара налила миску наваристых щей и поставила её перед сыном .

— Да живи ты, живи, кто тебя разводит? Если нравится, так и живи, это твоё дело. Я мать и у меня за тебя сердце болит.

— Мам, болей одна, без меня, а мне дай спокойно поесть — принимаясь за еду, попросил сын.

Но когда Валентина вернулась домой, Анатолий спросил:

— А ты мою спецовку когда стирать будешь?

— Сегодня, а что?

— Так поздно уже и мать с отцом спать ложатся, а ты там стучать будешь.

— Не  так уж и поздно, восемь часов вечера, да и стучать не буду, на ручей пойду её полоскать.

— Не стирала и полоскать? Как это?

— Я в щёлок замачивала, теперь на досточках поколочу и всё промоется. Помоги лучше мне её на ручей унести. Пошли, в тазы её разложим и воду из корыта выльем на улицу.

— Ты теплей одевайся, оно хоть и весна, а морозы зимние — одеваясь, заметил Анатолий.

Вылив воду из корыта, они ополоснули его чистой водой из ручья и ,повесили на крюк в сенях.
Взяв бельё, супруги отправились на ручей. На дворе быстро темнело, а с лога дул холодный ветер.

— Как ты в такой темноте полоскаться будешь?—  с сожалением спросил Анатолий и немного постояв, пошёл домой за железнодорожным фонарём.

— А у меня зрение, как у кошки, я и в темноте всё хорошо вижу — засмеялась она.

 Валентина сделала веник из веток ивы и, выложив часть белья на мостик, отчаянно хлестала его этим голяком, поливая бельё водой из ручья.
Вернувшись, Анатолий повесил фонарь на дерево у мостика.

— Ну и что, думаешь, отстирается? Вода же холодная — усомнился он.

— Ну, посмотрим. Где сушить будем, на улице? Если срочно нужно, то давай дома. Надо только на улице дать воде стечь — продолжая хлестать ветками бельё, отвечала Валентина. С досок на землю стекала грязная вода. Ополоснув бельё водой из ведра, она вновь принялась выбивать грязь из спецодежды мужа. Только когда вода,  стекая с белья,  была чистой, Валентина сказала:
— Всё! Готово!

— Давай на забор закинем. Как вода стечёт так заберём. Над печкой развесим, за ночь высохнет — предложил Анатолий.
— Давай — согласилась Валентина.

 Прополоскав в ручье бельё, они развешали его на заборе.

— Ну, вот и всё. Пошли домой греться. Я роман-газету принёс. Интересная вещь, " Хмель"- называется, пока вода стекает, начнём читать.

— Ага, только чур, ты читаешь первый, хорошо?

— Хорошо, пошли — сказал он, забирая фонарь. Она, подхватив тазы, быстро прошмыгнула в ворота, распахнутые мужем. Греться побежали в свою комнату, там Анатолий поставил электрический обогреватель. Усевшись возле нагревателя, он открыл журнал.

— Сказание о людях тайги! О! Уже интересно. Читаем.  Мне мужики рассказали, что здесь про одну старуху, которая родилась ещё до войны с Наполеоном и в сорок первом написала письмо Сталину.

— Ты не разговаривай, читай — грея руки над обогревателем, смеясь, попросила Валентина.

"Напутное слово"— читает Анатолий — Было так…1941 год"—  продолжал он.
Валентина внимательно слушала, а когда писатель стал рассказывать о том, что всё происходило в селе Подсинее, за Абаканом, подумала:

— Надо же, а я в Подсинее хотела пионервожатой идти работать — что – то далёкое и больноё отозвалось в её сердце, но она постаралась как можно быстрее переключиться на содержание романа.

Молодые люди так увлеклись чтением и, совсем забыли про бельё. Они читали страницу за страницей, передавая друг другу журнал.

— У меня уже глаза слипаются, сколько же время?— поинтересовался Анатолий.

— Почти два —  сообщила жена.

— Всё, спать! Завтра читать будем. Говорят, что продолжение есть, вроде как ещё два романа. У мужиков поспрашиваю, где взять— разбирая постель, пообещал он.
Внук Варвары, учился в первом классе и Валентина стала помогать ему делать домашние задания, так они и подружились.

  В выходные дни она вдвоём с Андрюшкой вставали на лыжи и уходили по логу, в горы.


— Там горка есть, я там с неё катаюсь — показав лыжной палочкой
на выступ горы, сказал мальчик.

— Иди, показывай, вместе покатаемся — пропуская его, предложила Валентина.
 Он охотно вырвался вперёд и помчался к выступу, на который показывал лыжной палочкой.

Горка была небольшой, но крутой. Валентина поднялась выше этого выступа на гору, окинула взглядом вокруг и, от увиденного захватило дух.
Солнечные лучи густым потоком освещали бок противоположной горы.  Снега много. Он огромными шапками лежал на лапах пихт, которые прогнулись до самой земли. В Балыксе тоже всегда снега много, но здесь на метр больше! Вдохновившись, она поднялась на самый верх горы, на её макушку!

-- Красота-то какая! Горы, горы. Строгие они, какие-то. Задремали под снежным одеялом .

Она стояла на самом верху горы и возникало ощущение, что она одна среди этих могучих и молчаливых гор.

— Эге-гей — закричала она и оттолкнувшись палками, покатилась вниз.
Сильный ветер сёк лицо, оно "загорелось".А душа трепетала от избытка нахлынувших чувств, ветер свистел в ушах, а из груди рвалась необъяснимая радость! Хотелось смеяться во весь голос, кричать на весь лес !
А ещё очень хотелось, чтобы лыжи никогда не останавливались, а гора не заканчивалась!
Но, она быстро, словно на крыльях спустилась к подножью горы.

— А давай я на снегу буду писать тебе примеры, а ты писать ответы!
А обратно пойдём и проверим, правильно или нет ты написал ответ. Давай?

— Давай — согласился Андрей.

Оттолкнувшись палочками, Валентина заспешила вверх по логу, чтобы как можно быстрее уйти подальше от мальчика.

На повороте, скрывшись за молодыми пихточками, она лыжной палочкой написала на снегу совсем несложный пример, пройдя немного вперёд, написала ещё один  несложный пример. Но чем дальше она углублялась в лес, тем сложнее были примеры на снегу. Вскоре лыжня резко пошла вверх по логу, на рёлку и Валентина поднялась над логом.

— Красота – то какая! Угу гууууу — закричала она. Буйная радость наполнила её существо, струилась из её глаз и от каждой клеточки её тела. Она развернулась к солнцу, закрыв глаза, его лучи скользили по её лицу, ласкали и нежили, наполняя живительной силой весеннего солнца. Развернувшись, она озорно и задорно, оттолкнулась палочками и покатилась вниз.

Все примеры Андрюшка решал правильно. Возвращались они уставшие, но  радостные и счастливые.

А вот с Виктором отношения были сложными. Причину таких отношений Валентина не знала и старалась как можно меньше общаться с младшим братом мужа.
 Концерт посвящённый международному женскому дню был очень содержательным и ярким.  Валентине удалось выпросить деньги на новые кулисы и на ткань, прикрывающую заднюю стенку сцены. Ткань была атласной, салатового цвета. На неё прикрепили огромную бумажную красную восьмёрку, пронизанную веточкой с большими бумажными яблоневыми цветами. Вдоль боковых стен расположили по две молоденьких берёзки, увитые листвой и гроздьями белых яблоневых цветов.
Вышло очень празднично!

 На этом фоне прекрасно выглядело всё! Особенно ярко смотрелись участники в народных  костюмах и особенно хороводы и народные танцы. Между номерами Валентина вставила "зарисовки" конферансье. Такие коротенькие анекдоты, чтобы веселить публику.
 
Генеральная репетиция прошла успешно.
 Баянист, Казанцев Борис очень талантливый молодой мужчина, который  прекрасно подбирал любую музыку на слух и так же прекрасно играл по нотам. Валентина была довольна, всё замечательно. К празднику всё было готово.
 
Сбор всех участников художественной самодеятельности
за два часа до начала концерта. Артистам нужно было и переодеться, и ещё раз "пройтись" по репертуару и разместить на сцене за кулисами нужную атрибутику. Пришли все, кроме этого талантливого баяниста.

— Кто знает, где живёт Боря? — спросила Валентина у артистов.

— Да нет его дома — ответил руководитель вокально- инструментальной группы, Витя Хихлов.

— Откуда знаешь?

— Он вчера, после репетиции зашёл домой, взял баян и ушёл за речку. Вечером в его доме света не было, да и утром печь не дымилась – ответил Хихлов.

— Ах ты, опять загулял! — ахнула воспитательница детского садика Евгения Плотникова.

— Ребята, Борю нужно найти. У нас есть полтора часа, ну минут на двадцать можно концерт задержать — обратилась завклубом к музыкантам.
Те быстро активизировались, нашли водителя бортовой машины и поехали за речку Томь, искать баяниста. Они подъезжали к каждому дому и вызвав хозяев, интересовались, что они знают и видели ли клубного баяниста. Наконец, одна женщина сообщила, в каком доме всю ночь играл баян и слышалось пьяное пение.
Борю нашли в одном из частных домов, и был он в очень уж неприглядном состоянии.

—  Хозяева, где у вас баня? — обратился Витя к хозяевам дома.

— Так, ыы.. во дворе. Мы эта, мы мои аманины гулям. А..вон баня, но она не топится. Нет. А вам зачем?— заикаясь, спросил хозяин дома.

— Понятно, спасибо. Батя, как тебя зовут?

— Кузьмич я!— стараясь ответить гордо, сказал хозяин.

 — Так вот, Кузьмич, чайник на огонь ставь, да чай покрепче завари, договорились?

—До – говори-и-лись — икая ответил мужик. Качаясь из стороны в сторону, он отправился подкладывать дрова в печь.

Борис спал сидя за столом. Ребята быстро подхватили его под руки и волоком потащили в холодную баню. Боря так крепко спал, что даже не проснулся.

В бане его раздели донага и несколько раз с головы до пят окатили ледяной водой.
— Вы-ыы-трезвиловка —  заглянув в баню, вымолвил Кузьмич.

— Ага — ответил Виктор. Как там, чай готов?

— За-аварил!

 Растерев мокрое тело баяниста, ребята ещё раз окатили его ледяной водой и когда услышали возмущения, которые изливал Боря, не стесняясь в выражениях, рассмеялись:

— А-а-а, приходишь в себя, чертяка!

—Очухался.
 
— С чего так ужрался, а?

— Похоже сам себя не помнит, как накушался.

— Про концерт забыл, Змей Горыныч! — растирая дрожащие  тело Бориса, отпускали реплики ребята.

— Бляха –муха, концерт! Вот чёрт, забыл!  — трясясь от хмеля и холода заикаясь, произнёс Боря.

— Всё ребята! Одеваем. Растёрли хорошо, сейчас чифирнёт и вперёд — рассмеялся барабанщик.

Борю одели, вывели на улицу и потащили в дом, где его ждал чёрный байховый чай.
А Валентина ждала, она то и дело выбегала на дорогу и старалась разглядеть, не появилась ли на мосту бортовая машина? Но машины на мосту не было и через полчаса и через час. Осталось полчаса до начала концерта, что делать, кого просить, чтобы подыграл? Но в это время на мосту появилась бортовая машина.
—  Только бы привезли, а мы то уж его тут отрезвим, не в первый раз — заверила Евгения Плотникова.

— Как?

— Да просто, натрём его моську снегом, уши до красна разотрём, нашатыря дадим понюхать и Бор как огурчик появится на сцене.

— Костюм его здесь, переодеть  бы надо успеть — подсказала Валентина.

— Мужики всё сделают, не переживай — засмеялась Евгения.
В это время музыканты ввели в клуб Борю баяниста.

 На сцене он держался так, словно  никогда пьяным и не был. Всё  прошло очень хорошо, а после концерта были танцы. Как обычно танцы заканчиваются в полночь, но тут подошли весёлые и счастливые молодые люди и стали упрашивать Валентину, ради праздника сделать танцы хотя бы до часу ночи.

— Ну-у- пожалуйста. Отдыхать три дня, все выспимся —  трещали они на разные голоса.

— Три дня и танцевать будете! Досыта натанцуетесь! Всё, всё, сворачивайтесь и по домам — заявил Анатолий и, повернувшись к жене, в приказном тоне сказал:

— Музыку выключай и закрывай клуб. Уступишь один раз, на голову сядут, это им не новый год.

Валентина спорить с мужем не стала, хотя в душе  готова была танцы продлить. Ей так нравилось, когда люди все весёлые и счастливые, когда они радуются!

Домой шли с группой попутчиков. Брат Анатолия, Виктор сказал:

— Чё брат, стареешь? А ещё два года назад сам торчал здесь до утра.

— Ты давай, иди молча, а то дома уши надеру — ответил Анатолий.

— Ага, и в угол поставишь — засмеялся Виктор.

— Поставлю, если выпросишь — не уступал старший брат..

— И манной кашей накормишь?

— Обойдёшься.

Валентина с Анатолием свернули на тропинку к дому, а Виктор с друзьями прошёл мимо.

— Недоросль, ты куда это отправился?— спросил Анатолий у брата.

— Ага, счас, доложу. Может ещё сказать, что я там делать буду — съязвил Виктор и рассмеялся.
Валентине захотелось прервать перепалку братьев и она сказала:
 
— Ой, я так устала, сейчас только зайдём в дом, сразу спать упаду.

— А я голодный, как волк, пока не поем, не усну.

— Родители спят, а ты чашками греметь собрался.

— Да я чайник к нам в комнату возьму, да кусок колбасы с хлебом.

Они постарались, осторожно, на сколько это возможно, войти в дом. Не включая свет, повесили верхнюю одежду,открыли шкаф для продуктов, что стоял возле окна у холодной стены, взяли всё, что нужно и ушли в свою комнату. Валентина легла спать, а Анатолий остался утолять свой голод. Утром он ушёл на работу, а Валентина решила выспаться. Проснулась молодая невестка от возмущения свекрови.

— Это ж надо такое! Таскаться с продуктами по комнатам! Чисто крысы, Господи прости. А что дальше ждать? Толик никогда по ночам продукты не таскал, это её проделки! Голодом что ли её тут морят, что она по ночам ест? Да уж хожбы со стола убирала, а то так на ночь всё и оставила. Срам и только! Куда это годится на ночь стол грязным оставлять?— жаловалась Варвара мужу.

— Варенька, ты не серчай больно-то. Ну, захотели молодые покушать ну и покушали, что за беда? А продукты Варенька не грязь. Встанет всё уберёт, не серчай, остынь — уговаривал  жену Евгений Алексеевич.

Валентина встала с постели, собрала со стола, оставленные мужем продукты и вышла на кухню.
Свекровь со свёкром сидели за столом, пили чай.

— Доброе утро — произнесла Валентина и, положив продукты на место, подошла к умывальнику.

— Кому – то и утро, а у кого-то уж и день настал — заметила свекровь..

— У кого день настал, значит того с добрым днём!

Валентина открыла шкаф для одежды и взяла с полки атласный платок и положила его перед свекровью на стол.

— Поздравляю вас, мама с праздником, женским днём.
Это вам от нас с Толиком.

— За платок, спасибо. А праздник ваш я не праздную. Один день женский, а остальные чьи? Навыдумывали пустозвонных праздников и пра-а-азднуют.

У нас вчера праздник хорошо прошёл, весело. Девушки парням устраивали всякие состязания и на силу, и на сноровку, и на находчивость.
Я так устала, что только зашла в комнату, сразу спать упала. А Толик за вечер проголодался и сказал, что пока не поест, уснуть не сможет.

— Не поваживай. Не годно это по ночам есть. Пищу принимать нужно только в светлое время. Как солнце село, воду пей, а хлеб не ешь. Так-то — отпивая по – купечески чай из блюдца, сказала Варвара.

— Почему? А я в ночную работала так в два часа ночи у нас обед был.

— Ночная пища, вредная пища. От ночной пищи всякие болезни у человека приключаются. У девиц красота вянет, у женщин фигуру разносит. Кто белым днём питается, тот и красотой блещет и фигурой. Да и хвори его не берут. Потомучто пища ранним утром Богом благословляется, а ночная пища нечистой силой пропитывается.
Да кому я говорю, ты ж партийная. Сына жалко, сгубишь его и всё тут. Уж пятый день, как пост идёт пред Пасхой, а вы по ночам колбасу жрёте. Греховодники.

— А когда Пасха?

— Так четырнадцатого апреля!

— Тогда можно, я буду мужу сама готовить суп  с мясом. Вам же грех к мясу прикасаться. А он работает, ему мясные блюда нужны.

— Хочешь, так готовь, я разве против. Деньги на божничке, купи мясо, да готовь. А ты сегодня отдыхаешь, или в клубе танцы отводить будешь?

— Да и сегодня, и завтра работаю. Сегодня праздничный вечер, а завтра просто танцы.

— А праздничный, это опять концерт?

— Нет, это игры, вообщем развлечения.

— В наше время в пост никаких тебе развлечений не было, а вы как демоны, бесовщину разводите.

— А в какое ваше время, вы же в Советское время родились?

— Как раз в саму революцию и родилась. Но у нас в Журавлёвке ваши праздники не особо праздновали, а вот церковные чтили. Там и сейчас всё село по воскресным дням в церковь ходит.

— А зачем вы тогда сюда уехали? — садясь за стол, спросила Валентина.

—  Из-за Раисы. В колхозе она жить не схотела, а из колхоза молодёжь не отпускали. Учиться можно было только по направлению из колхоза. А она  не хотела сельскую специальность иметь. Выехать можно было только со всей семьёй. Вот мы и поехали.

— А почему в Тебу? Здесь учиться негде.

— Учиться она в Кузнецке стала, а мы поехали туда, где работу Женечке дали, да жильё. Строили здесь много, вот Женечка и подрядился. Платили хорошо. Жильё вот в этом доме дали. Здесь четыре семьи жило. Потом им жильё  в посёлке построили, а мы не пошли никуда. Местечко здесь хорошее. Ручей  с гор вдоль забора течёт. Вода почитай дома. Свежая чистая. Хошь пей, хошь бельё полощи или бочки мой, всё дома. Да и дом на берегу Томи стоит. У Толика лодки с моторами, рыбачить он любит. Погоди ещё, вот река тронется, так рыбой тебя завалит, только чистить успевай.

— А мы в Балыксе тоже на берегу жили, у нас даже кошка рыбу ловила — слегка улыбнувшись, вспомнила Валентина.

—Здесь местечко и красивое и удобное. Живи – радуйся. Корову в лог отправишь, или свиней, до вечера сами пасутся.
В логу на горах по курумнику смородишник до самой макушки  растёт, вышел и ведро за полчаса набрал. А вдоль Томи малинник. Корову прогнал, обратно с ягодой домой идёшь. А вон на горе, против крыльца, черничник, прямо от ограды по всей горе растёт до самого верха.

— А мы за черникой на гольцы ходили. Это очень далеко. А вот красная смородина в Ивановом логу растёт, как поспеет, так весь лог красный от ягод.

 —  А здесь под каждым деревом свой грибочек растёт. Хоть тебе для жарки, хоть на засолку, всё растёт. Вот мы и решили здесь остаться, никуда не пошли. В пустые квартиры двери проделали, а в уличные дверные проёмы, окна поставили. Красота. А весной как всё зацветёт, так краше места не сыскать!

 В Журавлёвке рек не было. Озеро было, да и то в болото превратилось. Лес там по полям небольшими колками. Так что не горюем о прежних местах. Да и попали мы туда не по своей воле.  Жили мы на Украине. Отец мой был священником, вот нас в Сибирь под Омск и сослали. Мне шестнадцатый год шёл, когда я пошла работать на кирпичный завод. Руки до костей  сдирала.  Юрьев Афанасий, на завод приехал кирпич заказывать для Журавлёвки, он там председателем был, меня и увидел. Сразу замуж позвал. Я обрадовалась, что на заводе больше работать не буду и согласилась. Мне тогда семнадцать было. Он нас всех в Журавлёвку и перевёз.

— А где он сейчас, умер?


— Погиб в сорок пятом, в Польше. Там говорят могила его под 210 номером., Звали меня туда, да куда я с ребятишками, четверо и все мал мала меньше. Моих никого не осталось, только брат младший, он учился ещё. Старший на фронте погиб. Матушка с батюшкой тоже до Победы не дожили. Свекровь после войны сразу  умерла. Вот и не поехала. А потом вот Женечка, меня с тремя ребятами взял.

— А вы же говорили, что четверо детей было.

— Было, да Лизоньку проклятая скарлатина задушила. Помощница была. С Толиком, да Раисой водилась. А Валентин со мной на работу  ходил. А они на Лизоньке были. Толику года ещё не было. Я на работе была, пришла, а она уже холодная.

Варвара встала, зашла в комнату с образами и вышла оттуда с конвертом.

— Вот мне прислали, год уж не помню.

Она подала Валентине письмо, оно было вскрыто. Валентина достала пожелтевший от времени листок, с напечатанным на нём текстом.

Фамилия, имя, отчество: Афанасий Максимович Юрьев
Дата рождения военнослужащего: _._.1906
Место рождения: нет данных
Место призыва: _._.1943 Омская обл., Называевский РВК
Воинское звание: красноармеец
Место службы: 88 погран. п НКВД
Обстоятельства
Причина выбытия: умер от болезни
Дата выбытия: 21.09.1945
Координаты места захоронения Афанасия Максимовича Юрьева.
Место первичного захоронения: Польша, Вроцлавское воев, пов. Легницкий, г. Легница, русское кладбище, могила № 210
Госпиталь: ЭГ 2676
— Здесь год стоит 1946.

— Ну, значит тогда и прислали. От самого-то ни слуху ни духу, ничего не было весь сорок пятый.

В это время  в сенях хлопнули двери и, в дом вошёл Виктор.

— Ты где это бродяжил всю ночь? — обратилась Варвара к сыну.

— Мамуль, с праздником, где был, там уж нет.

— Ты мне смотри, в подоле не принеси. Школу-то хоть закончи!

— Мам, ну ты чё, я девка, что ли, в подоле приносить?

— Вот добегаешь, какая – нибудь родит, да тебе в подол рубахи сунет, вот тогда рассуждай, девка или не девка. Ты школу закончи, в армию сходи, обрети профессию  и гуляй, сколь влезет!

— У-у, наговорила. Так и вся молодость пройдёт — рассмеялся сын.

— Что-то у Толика никуда не прошла. Отслужил, техникум закончил и вот женился. Да и Валентин тоже своего не упустил. На братьев старших ровняйся.

— Мам, чё поесть, жрать хочется, аж желудок свело — вешая куртку на вешалку, спросил Виктор.

— А тебя что, там не накормили?

— Там не кормят, там только поят — опять рассмеялся он.

— Чё, танцы-то сегодня будут? — спросил Виктор у Валентины, садясь за стол.

— Вечер будет, посвящённый женскому дню. Объявление читать надо.

— А зачем мне его читать, когда сам заведующий клубом у меня в доме — расхохотался он.

— Иш ты, танцевать ему захотелось! Ты лучше бы за книги взялся. Весна уже. Пасха на носу, а вы бесов радуете, пляски устраиваете.

Перед Пасхой Валентина провела праздник посвящённый дню космонавтики.
Киномеханик показал документальный фильм  про космос, космонавтику и Сергея Королёва. Потом провели вечер с танцами и играми.

На конуне Пасхи Варвара Даниловна затеяла уборку в доме. Она сняла свои иконы и разложила их на столе. Побелив стену иконостаса, Варвара стала протирать каждую икону и возвращать на прежнее место.

Вспоминая, как бабушка готовилась к этому празднику, Валентина занесла в дом корыто, в котором стирали бельё. Навела в нём щелочной воды, и погрузила в раствор самые грязные кастрюли, большие миски и закопчённый чайник.Пока самая грязная, на её взгляд, посуда отмачивалась, она развела известь и побелила все стены вокруг печи. В доме приятно запахло известью.
Встав на стол, она принялась белить потолок над печью и не заметила, как в кухне появилась свекровь.

— Ты что это тут устроила?

— Я?… Белю — запинаясь, ответила невестка, упавшим голосом.

— Ты гляди, какая чистюля выискалась! Развела тут, до Маланьеной свадьбы не управиться.

— Я здесь уже всё побелила. Сейчас шкафы помою и за посуду возьмусь. А в вашем углу ничего делать не буду — убедительно сказала Валентина..

— Ой, батюшки! Ты что это в поганом корыте посуду замочила? Ах ты, Господи прости, чему тебя только дома учили? Мать Пресвятая Богородица, это ж надо!— негодовала Варвара.

— Там же щёлочь! Корыто на морозе вымерзло, чистое — попыталась невестка оправдаться.

— А если в уборной пол с вехтем помыть, ты туда ходить чай пить будешь? Ну что бы всё сразу, как утка.

— Зачем вы так? Я же, как лучше хотела. Кастрюли алюминиевые, их только золой и оттереть можно, а кроме корыта у вас ничего больше и нет. В чём же мыть?

—  Я вижу ты не только петь, да плясать мастерица, на язык тоже хороша. И запомни, раз уж тебя этому не научили дома, печь белят, когда она холодная! Горячую печь белить нельзя, она потрескается.

Корыто, в котором трусы стираешь, поганое! Столовая посуда вся в ней осквернилась. Теперь что с помойного ведра пить, что с кастрюли, всё одно.

Валентина вспомнила, как бабушка ответила на её вопрос, зачем свинью огнём палят:

— Свинья щитатся грязным животным, вот огнём её пройдёшь, она и осветится и тада тока мясо принимать можно.

Валентина собралась с духом и ответила:

— Ничего подобного. Всё сейчас отчищу, отмою, в ручьё свежей водой отполощу, а потом на огне всё осветится и будет очищенным от осквернения. Кстати, и поганое ведро можно так осветить, если понадобится.

— Ну, давай, освещай. Развела тут. Мужу-то сварила чего? А то ведь через час придёт, а у тебя и конь не валялся, зато вся посуда в поганом корыте — заметила свекровь.

— Я сейчас картошку с мясом пожарю. Пока готовится, я с посудой разберусь — отчиталась невестка.

— Ну-ну, скорая какая, всё за час бы успела, как же. У меня щи готовы. Мясо пожарь, да со щами его и поест. Чем возиться с картошкой, давай вон заканчивай с посудой — кивнула свекровь на корыто .

Когда Анатолий пришёл на обед, мясо было готово, а посуда была приготовлена для ополаскивания в ручье.  Вычёрпывая ковшом воду из корыта в ведро, Валентина выносила её на улицу.

— Это тебе первый весенний букетик — протягивая букет белых подснежников — сказал он.

— Ой, подснежники! Ты где это их взял, снег ведь везде лежит?

— Где – где. На прогалине, где ещё. Поди на крутом каком склоне? — спросила у сына Варвара.

— Ну да, на солнечной стороне. Там снег ещё зимой скатился, вот они и вылезли на солнышко — улыбаясь, ответил Анатолий.

— Вот дурья твоя голова! Земля – то сырая, склизкая. Свалишься на камни, кому калека нужен будешь?

— Мать, ты чё опять за упокой поёшь? Вы кормить будите, нет?

— У нас уборка, тебе сегодня постные щи, да жена мяса вон сковородку наготовила, накладай, да ешь. Ей вот на ручье ещё котелки все переполоскать надо. Не до тебя вообщем —  ответила Варвара и ушла в другую комнату.
Через час на обед пришёл Евгений Алексеевич, а ещё через два часа прибежали со школы Виктор и Андрюшка.

— Там у тебя мясо в сковородке осталось?

— Осталось, целая половина.

— Предложи мальчишкам, мне некогда им готовить. Надо садушку ещё протереть, занавесы заменить.

— Хорошо, я сейчас им накрою на стол.

— Давай, управляйся. Да не забудь котелки с водой на огне прокипятить.

На другой день, в пятницу, Варвара Даниловна пекла вкусные пасочки, красила луковой шелухой яйца и всё выставляла  на белую скатерть под образа. Утром в субботу, взяв  несколько пасочек и крашеных яиц, она поспешила на электричку.

В Новокузнецке, в церкви она присутствовала на  ночном Пасхальном богослужение. Вернулась в воскресенье рано утром. В доме ещё все спали. Выложив освещённые в церкви пасочки и яйца на стол, она подошла к кровати сына Виктора, перекрестила его, сказав
— Христос Воскресе, поцеловала младшего сына в щёку.

— Мам, ты чего такая холодная — проворчал он и перевернулся на другой бок.
Потом она подошла к внуку и после чего уже вошла в комнату молодых. Валентина лежала с краю и, Варвара перекрестив её, так же сказала:
— Христос Воскресе — притронувшись своими губами к её щеке.

— Во Истинно Воскресе — ответила ей невестка и села на край кровати, давая возможность матери поздравить сына. Анатолий спал крепко и ничего не почувствовал.

Поздравив и ничего больше не говоря, Варвара быстро вышла из комнаты. А Валентина лежала и вспоминала, как на Пасху девчата в общежитии привозили из деревень сладкую сдобу и крашеные яйца. Бегали по комнатам, бились яйцами, шутили, смеялись, и совсем не придавали никакого значения празднику.

— После девятого мая надо в институт поехать и восстановиться — сообщила она мужу, когда он проснулся.

— Конечно. Отводи свои праздники, да и поезжай — не раздумывая, ответил он.

— У тебя как на работе, когда выходной?— спросила Варвара невестку после родительского дня.

— Ко дню Победы готовимся, выходных нет, а что?

— Картошку с погреба поднять надо. В погребе холодно, проростить в тепле надо перед посадкой.

— А когда посадка?

— Проростим, так и садить надо. К концу мая надо бы со всем этим управиться. Ну, если выходных нет, то ты ведь всёравно после обеда идёшь на репетиции

— Ну да.

— Давай завтра с утра и займёмся, к обеду управимся.

—Хорошо — согласилась невестка.

—  Семья прибавилась, теперь картошки надо больше сажать.

Следующий день начинался с тихого, безветренного утра. Солнышко поднималось из-за гор, обливая золотистыми лучами их макушки. На горе, что над ручьём, зазеленела травка. Снег лежал в лесу только под густыми пихтами, да кое- где на теневой стороне.

—  Ну. пошли, с Богом — сказала свекровь, открыв дверь. На крыльце она взяла пятнадцатилитровое ведро с привязанной верёвкой к душке и повела невестку в самый конец огорода, на взгорье.

 — Ого, у самого забора погреб, на горе. Так далеко от дома., да ещё за березняком. Дорога рядом, могут и воспользоваться и выбрать всё.

— Уже выбирали, да самим не повезло.

— А что случилось?

— Толик пригласил семью чифиристов картошку копать. Ну они за картошку нам и помогли. Сразу забирать не стали, пришли позже, когда мы в погреб её ссыпали. Вот Анатолий и повёл их к погребу, набрал им по мешку, они унесли. Ну видать к зиме съели и вот как снег устоялся, так и приехали сюда на санках, нагрузились. Так за ночь и навозили картошки  себе домой. Утром Толик пошёл на работу, хоть и снег выпал, а полозья от саней всё равно видать. Он проверил, откуда это полозья .А там  вся картина на лицо.

 Из погреба доставали, мешки на снег ставили, да ещё и погреб как надо не закрыли. Хорошо в эту ночь мороза большого не было. Снег шёл. Ну вот он по следам –то пошёл, к этим чифиристам и пришёл. Мужику по морде надавал, за то что погреб не закрыл и ушёл. Картошку назад не стали забирать. А через несколько дней они напились, да по пьяни печную трубу закрыли и задохнулись. Злые языки говорили, что я будто наколдовала. А я только сказала, что пусть эта картошка будет им в милостыню. Чего тут колдовать? Знала бы как и то бы не стала.На кой оно мне? Грех только на душу брать.

 Ну вот и пришли.
Здесь сухо, вот мы  и сделали тут погреб. Ниже копали, так там через полтора метра уже вода —  ответила свекровь и открыла крышку люка. Там на второй крышке лежали старые зимние пальто.

— На-ка, кинь на забор, сырые они, пусть просохнут — откидывая в сторону одно пальто за другим — сказала Варвара невестке.

Валентина быстро перенесла мокрые старые вещи на забор, а Варвара открыла вторую крышку люка и спустилась по лестнице вниз. Вскоре она вылезла.

— Картошка сухая, хорошая, гнилой не видно. Подайка мне ведро  с верёвкой.

Валентина подала свекрови  ведро с верёвкой. Варвара на конце верёвки сделала большой узел и протянула его Валентине.

— На, вот, держи под узлом и ведро не выскользнет. Я буду набирать, а ты поднимай наверх и высыпай вот сюда у погреба на бугорок.

— Понятно — послушно ответила невестка и ухватилась за верёвку.
Варвара бросила вниз ведро и сама спустилась по лестнице вглубь погреба.

— Ты в стронку от лестницы уйди, да вытаскивай ведро — крикнула свекровь из погреба.

Валентина перешла на два шага в сторону и вытянула ведро с картошкой. Взяв за душку полное ведро, она высыпала картофель на указанное свекровью место.
От первых десяти вёдер она особой усталости не почувствовала, но после двадцати  с каждым разом становились всё тяжелее и тяжелее. Когда она вытянула сороковое ведро, взяв его за душку, закачалась как пьяная то в одну сторону за ведром, то в другую. Ломило спину, появились рези в животе, но признаться в этом свекрови она боялась.

— Ну, ты где там, ведро забирай — крикнула Варвара.

Валентина, избегая острой боли, осторожно выпрямилась и медленно подошла к краю погреба.

— А сколько ещё вёдер нужно поднять? — спросила она, склонившись над лазом.

— Чё уж притомилась? Ещё двадцать –то надо. Переберём, пятьдесят пять выберем и посадим.

— Мне на репетицию собираться нужно. Боюсь опоздать.

— А сколь время? Мы же в восемь пошли, часа два- то работали, нет?

— Давайте остальные двадцать завтра поднимем?

— Ну, это ведро- то бери, а уж остальные завтра, так и быть — согласилась Варвара и вылезла из погреба следом за ведром. Увидев, как ведро " водит" невестку из стороны в строну, взмутилась:

— Что вы за молодёжь такая хлипкая? У деда с бабкой, как сыр в масле каталась. И мёда вдоволь, и молоко сразу из под коровки, и кусочек мяса всегда свежий. Зинаида говорила, что бабка твоя птицу держит, что тебе ферма колхозная. Ты – то почему такая дохлая?

Валентина молчала.

— Ладно. Витька со школы придёт, с ним остальное поднимем. Иди уж на свою репетицию.

Когда Валентина вошла в дом, то шёл двенадцатый час.

— Ой, а я же обед не приготовила, только утром суп сварила — спохватилась она.
— Ну и супа поест, не велик барин — заметила свекровь.

— У меня фарш есть, сейчас рожки отварю, фарш не сильно замёр, на улице мороз маленький, быстро отойдёт — Валентина кинулась в сени и обрадовалась, что фарш и впрямь не промёрз,  только покрылся тоненькой  ледяной корочкой.

Боль в низу живота не проходила, а наоборот нарастала. Спина тоже ныла, но всё же терпеть можно было. Она нажарила котлет, отварив рожки, сделала подлив и ничего не перекусив, побежала в клуб. Но чем дальше отходила она от дома, тем сильнее становились боли в пояснице и внизу живота.
Вот она уже и бежать не могла, обхватила рукой живот и еле ступала по дорожке.Вот она перешла через дорогу и поднялась на крыльцо здания.

Переступив порог клуба, она упала без сознания.
Увидел её пенсионер, который пришёл в клубную библиотеку менять книги.

— Ах ты, звезда в глаз, эт чё тако? Жива ль? Жива, слава Богу. Эй, библиотекарша, звезда в глаз, давай сюда, тут заведуща в обмороке. Врачей надо. Беги в больницу, звезда в глаз –то — скомандовал он, увидев девушку – библиотекаря.

— Она жива? — спросила та, замыкая библиотеку.

— Жива, жива. Эхе-хе звезда в глаз чё делатся.

Девушка, вышла на улицу в то самое время, когда мимо клуба шёл лесовоз.

— Славка, Славка остановись! — стала махать она ему.
Лесовоз остановился.

— Привет, чё?
 
 Ты когда мимо больницы поедешь, так скажи там кому-нибудь, что завклубом без сознания. Пусть врачи придут. Хорошо?

— Я мигом — ответил водитель и, дав газу машине, помчался вперёд.

Когда приехала на лесовозе доктор Анна Семёновна Скосырева, Валентина уже пришла в себя, но подняться она не могла. Библиотекарь с пенсионером помогли ей сесть на полу и прислониться к стене.

— Что случилось? — ласково спросила доктор.

— Не знаю. Встать не могу. Сознание теряла почему-то. Живот болит.

— Пальто расстегни, приляжь я тебя посмотрю.

Валентина расстегнула пальто, её платье насквозь было мокрым.

— Застёгивайся, сейчас подъедет машина и на товарном повезём тебя в город. Электричка придёт через два часа, ждать нельзя. Я сейчас позвоню твоему мужу, чтобы бельё тебе принёс, мы тебя переоденем.

— Слава, деточка, помоги поднять её и в машину посадить. Довези нас до больницы, я сопроводительную карту заполню, и отправим её в город.

Слава на руках занёс Валентину в больницу, там её переодели, поставили капельницу и сделали ещё несколько уколов.

— Ана Семёновна, что с женой? — вбежав в приёмный кабинет, спросил Анатолий.

— Беречь жену надо, Анатолий, беречь. Выкидыш у неё с осложнениями. В город отправляем, чистка нужна.

— Как выкидыш, какой выкидыш, почему? Она что, беременная была?

—  Была. Теперь нет. Женщины не верблюды, их нельзя навьючивать и погонять. Женщина новую жизнь вынашивает, это очень сложная процедура в организме и надо о ней с первых дней заботиться.

— Я ничего не знал. И что, теперь детей не будет?

— Этого я тебе сказать не могу. Всякое бывает. Будем надеяться, что организм молодой, справится. Всё восстановится.

Анатолий проводил жену на поезд, помог подняться в локомотив и выскочил, дав подняться медсестре. Поезд тронулся. Весь бледный, Анатолий пришёл домой.

— Ты что-то рано сегодня, твоя ещё не пришла с работы, а ты уже дома. А ты чего такой белый, не заболел часом? — спросила мать.

— Ты мне вот что скажи, чем вы сегодня таким занимались, что Валентина в клубе в обморок упала и её в больницу с выкидышем увезли.

— Батюшки свет. Да откуда ж мне знать было, что она тяжёлая? Картошку мы с погреба поднимали. Чуть больше половины и  подняли. Вот Витьку жду со школы, остальную поднять надо.

— Да пропади она пропадом твоя картошка! Из-за тебя у меня теперь детей может не быть! Понимаешь? Анна Семёновна сказала, что  её на чистку увезли. Я от мужиков, знаю, что это такое, когда чистку делают. Она что тебе лошадь что ли? Что ты её изводишь? Ещё Богу молишься. Не знала она! Вы женщины всё вперёд нас знаете!

— Да опомнись! Ну ты чё несёшь? Я и подумать не могла. Мы-то мешки на себе таскали, а это всего-то пятнадцати литровое ведёрко.

— Ведёрко? Пятнадцать литров, это двенадцать килограмм! потяни как их сорок раз! Тут и у мужика спину схватит, а ты беременную тягать заставила!
Запомни, не будет у нас детей, я её всёравно не брошу, поняла? Я буду без детей, а на тебе эта вина будет! На всю твою жизнь вина, что ты меня детей лишила, а себя внуков — негодовал Анатолий.

Выслушав сына, Варвара заплакала и пошла к образам. Молилась она весь вечер, громко и слёзно читая молитвы .
Немного передохнув, выпила воды и вновь встала под образа на колени.  Встала с колен Варвара Даниловна только утром. Ни с кем не разговаривая, легла на кровать, но спала не больше часа, после чего умылась, выпила водички и вновь с молитвой,опустилась перед иконами на колени.

— Витька, наноси дров, я сейчас печку затоплю, чай согрею. Тут у матери пироги есть с капустой, картошкой, я их на сковородке согрею, с простокишей поедите. Корову она сегодня сама не подоит, надо Васеню попросить. А то корова криком изойдёт, молоко потеряет — .сказал Евгений Алексеевич.

— А где Толька с Валентиной?

— Валентину вчера срочно в городскую больницу увезли. Анатолий поехал в город, к жене. Приедет, расскажет, что там.

 Лежала Валентина на первом этаже, вставать ей было нельзя. Женщины из палаты, открыли форточку и Анатолию удалось поговорить с женой.

— Привет. Как ты? Чё врачи говорят?

— Нормально. Врачи сказали, что если всё хорошо будет, то через неделю  выпишут.

— Значит всё хорошо? А что врачи говорят, дети будут?

— Сказали нужно наблюдаться, если спаек не будет, то всё будет хорошо.

— А если спайки?

— Тогда лечиться, чтобы они рассосались.

— Тебе чего-нибудь купить?

— Да, кофе со сгущёнкой. Ещё мандаринок хочу, ну где их взять?

— Я сейчас в магазин сбегаю, что-нибудь куплю.

— Угу.

Анатолий купил две баночки сгущённого молока с кофе и две с какао. Мандарин и апельсин нигде не было, но ему посоветовали, купить болгарские компоты с абрикосами и персиками, он взял две банки.

— А чем же их открывать? — удивилась женщина, принимавшая через окно консервы.

— У меня ножечек есть с открывашкой, вот — достав из кармана перочинный нож с дополнительными инструментами, он протянул его в форточку.

 Бледная, с потухшим взглядом, Валентина ехала с мужем на электричке домой. Но как только они вышли из вагона на её бледном лице появился румянец, а грустные глаза заблестели.

— Как хорошо. Какой воздух чистый. Какое радостное солнышко! А аромат! Задохнуться можно! Весна в воздухе своими ароматами веет.

—  Скоро черёмуха зацветёт, вот где аромат будет!

— Ой, а у нас когда черёмуха зацветёт, то картошку садим.

— Посадим не беспокойся. Я пригоню лошадь, вспашем и с Витькой под лопату всё посадим.

— Мне в больницу на приём нужно сходить, справки отнести.

— Я всё сам унесу, а ты пока дома отдохни. Тебе же ещё на два дня больничного дали чтобы дома побыть.


Через два дня она пошла к Анне Семёновне на плановый осмотр.

— Пока всё хорошо. Тебе нужно срочно забеременеть, тогда никаких спаек не будет. Скажи это мужу, а то он, наверное боится к тебе прикасаться.

— Ну да, боится— застеснявшись, ответила пациентка.

— Так пусть не боится, у тебя всё хорошо и время самое подходящее. Через три недельки подбегай провериться.

— Ладно. Я в институт после праздника съезжу и тогда приду.

— Хорошо. Приходи обязательно.

На день Победы в клубе был большой торжественный концерт. Участвовали и взрослые, и школьники, и даже дети с детского сада. На баянах играли сразу три баяниста.
После праздничных выходных, Валентина сказала мужу:

— В институт надо ехать восстанавливаться.

— Как себя чувствуешь? Всё хорошо?

— Да всё хорошо. Почему-то голова иногда кружится. А так всё хорошо.

— Когда планируешь, ехать?

— Завтра во вторник вечером поеду.

На следующий день, после окончания фильма, она вместе с Анатолием закрывала клуб, и в этот момент у неё закружилась голова. Ухватившись за руку мужа, она потеряла сознание. Подхватив жену на руки, Анатолий бледный и запыхавшийся, влетел в двери больницы, быстро прошёл в приёмный кабинет и положил жену на кушетку.

— Вот. Опять сознание потеряла — сказал Анатолий дежурному врачу Людмиле Афанасьевне Сафроновой.

Доктор быстро привела её в чувство.

— Очнулась? Я тебя кладу на обследование, поняла?

— Поняла.

— Веди жену в первую палату. Идите, переодевайтесь, а завтра с утра возьмём все анализы, приходи после обеда и всё узнаешь. Идите.

Кровь показала, что Валентина беременна.

— Придётся полежать у нас на сохранении, Голубушка. Согласна?

— Согласна.

— Ну, вот и хорошо. Отдыхай. Сама себя не побережёшь, никто другой это не сделает — сказала доктор.

— А сколько мне лежать?

— Пока плод не закрепится, здесь побудешь. А то опять схватишь какое-нибудь ведро с водой и всё, конец. У тебя резус отрицательный. После выкидышей с таким резусом сложно сохранить беременность. Особенно если резус-конфликт.

— Поняла.

Валентина пробыла в больнице около месяца. На работе её заменял бывший заведующий Пётр Сырах. Он приходил в больницу и они вместе составляли сценарии проведения вечеров и сценарий проведения Дня Молодёжи. В субботу на воскресенье её отпускали домой. Дома ей делать ничего не поручали и ни о чём не просили, берегли.  Особенно трепетно относился к Валентине Евгений Алексеевич. Он проникся к ней такой заботой, что уходя с работы домой, всегда заходил в больницу её навестить.
А когда она приходила домой, он старался с ней больше разговаривать "по душам".

— Ты знаешь, о чём я мечтаю?

— Нет — смеялась невестка, качая головой.

— А чтобы над нами пролетал самолёт с деньгами и он бы один мешочек уронил нам на крыльцо.

— Ну что вы с ними делать будите? — продолжая весело смеяться, спросила Валентина.

— А мы бы тогда с тобой в Индию поехали.

— В Индию?— удивилась она и, ей вдруг тоже захотелось в Индию.

— Ну да, в Индию. Там совсем люди по – другому живут. То, что в фильмах мы смотрим, это ещё не Индия, это просто картина. А жизнь там очень разнообразная. Мне один близкий товарищ про их жизнь рассказывал. Он описывал Индийские храмы, как что-то такое фантастическое. Чудная страна, в разных ярких красках.

— В журнале " Вокруг света" трущобы на фотографиях показывают— сообщила невестка.

— Да в каждой стране такие трущобы есть. Просто там много народу, вот всего и много, и плохого и хорошего. У нас даже в Тебе вон в бараках, тоже одни живут красиво и красочно, другие в тараканах да клоповниках. Такое дело.

— Да мне тоже в Индию хочется. Мне когда было девять лет, я видела сон, что ко мне на кровать индианка села, с красным пятнышком во лбу. Что говорила, не помню, а вот то, что она меня по голове гладила, всегда вспоминаю.

— Индира Ганди?

— Нет. У Индиры Ганди волосы волнистые, а у этой прямые были.

— Ну, сам Бог велит тебе там побывать — засмеялся он, вскинув вверх руки.

— Вряд ли такое когда-нибудь свершится — усомнилась Валентина.

— А ты верь, чудеса, они всегда бывают у тех кто верит.

—Понятно — улыбнулась невестка..

— Я сегодня к Кирсановым ходил, детишек угощал. У них ведь новорожденный, вот решил его опять увидеть.

—  У них бываете?

— У Кирсановых? Да. Вот как тогда случай такой произошёл, я к ним и заглядываю.  Это ещё в начале апреля было. Иду домой на обед, а ребятишки от линии с насыпи вниз катушку устроили и катаются. Катушка наискось, такая и на нашу тропку выруливает. Смотрю, они впереди себя фуфайку бросают и катятся за ней следом. Удивился я, зачем это они за фуфайкой катятся? А эта фуфайка докатилась до нашей тропки и раскрылась передо мной. А там младенец ручёнками машет. Машет, да молчит! Хоть бы пискнул. Я поднял его вместе с фуфайкой. Этих сорванцов пожурил, да занёс ребёнка матери, а она пьяная в стельку. Да ещё мне и говорит, мол, садись с нами новорожденного обмоем. Я тут ей и отвечаю, что его уже в снегу обмыли, кормить пора и положил младенца ей на колени. Вот тебе и трущобы.

— А сколько у них детей?

— Шестеро. На столе пусто, ни крошки нет, а выпивка есть. Сам Кирсанов на путях хорошие деньги получает, да вот с хозяйкой ему не повезло. Любит она выпить. Летом дети на рыбе живут. Наловят гольянов, уложат их на сковородку, водой зальют, прокипятят, вот и вся еда. А что они зимой едят? Огорода нет, скота тоже никакого нет. Варенька на праздник напечёт пирогов, полный таз я им унесу. А чем они вообще питаются, один Бог знает. Вот такие вот дела — грустно произнёс он.

Каждый понедельник Валентина спешила в контору на планёрку. Там она отчитывалась за проделанную работы в течении недели. Докладывала, что прошло успешно, а если что-то не удавалось, то сообщала о причинах. После отчёта, знакомила с намеченными на следующую неделю планами.

— Молодцы,  так и продолжайте! А у нас тоже есть чем вас порадовать. Мы смогли для вас выбить квартиру у железнодорожников — сообщил председатель рабочего комитета.
Валентина спешила домой поделиться счастливой новостью. Подходя к дому, она услышала чей-то плач и громкий женский разговор.

— Вбежав в дом, она поздоровалась с незнакомой женщиной, которая  стояла у порога и утирала слёзы. Свекровь сидела на кровати, опустив голову, бросив на колени натруженные руки.

— Тогда он маленький был. А сейчас я его не удержу — говорила она.

— Пожалуйста, помогите! Десять лет всё хорошо было. Не взяли бы в армию, может так никогда бы и не вернулась эта болячка — сквозь слёзы говорила женщина.

— Прости меня милая, не смогу я. Прости.

Женщина, круто развернувшись, не прощаясь, вышла.

— А чего она так плакала?

— Сына из армии комиссовали, младенским бьёт. В девять лет она его ко мне приводила, я его вычитывала, и десять лет всё хорошо было. А что-то в армии случилось, что на нервах всё опять вернулось.

— А почему сейчас его нельзя вычитывать?

— А ты помнишь, зимой мальца приносили? Ты его ещё держать помогала?

Валентина тут же вспомнила, как однажды утром она проснулась от того, что кто-то стучит и стучит по полу. Она вышла из комнаты и увидела, как свекровь, прижав к своему животу голову мальчика, читала молитвы, а он стучал руками о стул, ногами об пол.  Тогда она подскочила к мальчику и прижала его к стулу. Изо рта ребёнка шла пена с очень неприятным утробным запахом. Но свекровь ни на что не обращала внимание,  читала и читала молитвы.

— Помню.

— Ну вот. Мне только одну " Хвалебную песню Давыда надо двенадцать раз прочитать! А как читать начинаешь, так их и бить начинает. Такого быка девятнадцатилетнего разве я удержу? Его трепать будет, он и меня с ног собьёт.

Вечером, после работы, Валентина с Анатолием пошли смотреть квартиру.
Квартира была на втором этаже в кирпичном доме.
Здесь, на Железнодорожной улице, в этих домах, живут коллеги и друзья её мужа. Валентина с многими уже познакомилась. Все они люди семейные и все уже имели детей. Живут его друзья – коллеги дружно, все праздники и выходные дни проводят вместе. Зимой, они гоняют шайбу на залитом собственными силами, катке, летом там же играют в футбол.В праздники,  зимой гуляют у каждого по очереди в доме, а весной и летом берут баяны и идут на поляну. Валентину они сразу приняли в свой коллектив, словно  знали её всю жизнь. И вот теперь она будет жить с ними вместе на одной улице.

Они зашли в квартиру. Большой зал, большие окна, спальная комната и кухня, и коридор - прихожая и даже умывальник отдельно и с водой в кране! Мечта!

— А печку надо перекладывать — осмотрев кухню, сказал Анатолий.Но вообщем молодые остались всем довольны.

—  Куда это вы ходили на ночь глядя — спросила мать сына, когда они вернулись домой.

— Квартиру смотрели — ответил он.

— Квартиру? Что за квартира, где?

— В железнодорожных домах.

— Тебе или жене дали?

—  Какая разница. Печку надо перекладывать. У тебя есть знакомые печники? — поинтересовался Анатолий у матери.

— Я складу вам печку — вдруг сказал Евгений Алексеевич.

— Куды тебе, лежи, отдыхай. Печку он сложит! Сам есть ничего не стал. Дуешь один чай.  Лежи уж, сил набирайся. Печку он собрался складывать! — возмутилась Варвара.

— Ключи мне оставьте. Дом –то  какой от нас, первый, второй?—спросил отчим.

— Второй. Второй этаж, окна к нам. Квартира сразу от лестницы первая — ответил Анатолий.

— Найду. Если что, язык до Киева доведёт.

— Так ты что, на работу-то не пойдёшь?— поинтересовалась жена.

— Нет. На пенсию пошёл с сегодняшнего дня.

— Давно пора, уж шесть лет назад, как пора была, а ты всё тянул— упрекнула она.

С этого дня Евгений Алексеевич ходил в квартиру Анатолия и Валентины, как на работу.

—  А я вам поесть принесла — войдя в квартиру, сказала Валентина. Она поставила на окно кастрюльку с горячими пельменями и бутылку горячего чая.
— А здесь тепло — заметила невестка.

— Да. Тепло. Толик обогревателей наставил во все комнаты.

—А я переживала, как вы в такой мороз здесь с кирпичами, да растворами?

— Да я как в Раю — засмеялся Евгений Алексеевич.

— Вы кушайте, пока не остыло, а то не вкусно будет.

— Пожалуй ты права. Сначала чайку глотну — он взял бутылку и немного отпил.

— М-мм, какой вкусный. Сама заваривала?

— Сама.

— Я такой чай отродясь не пил, спасибо — причмокивая, похвалил свёкор.

Валентина открыла крышку кастрюли, и комната наполнилась аппетитным ароматом чёрного душистого перца, чеснока и лаврового листа.

У Евгения Алексеевича заблестели глаза.

—  Уже и с маслом, и чесноком! Ах. Ах. Ну, спасибо. Ну уважила, так уважила. У нас моя мама, царствие небесное, так готовить пельмени любила. Сколько живу, ни у кого таких пельменей не едал. Да.

— Я вначале уксусной водичкой сбрызнула, потом масло положила, и тогда отвар лаврушки налила с чесноком, чтоб аппетитней было, потом перчиком посыпала, оно и настоялось, пока сюда шла.

— Да, такие пельмени грех не есть. Я люблю юшку от пельменей похлебать. Вареньку всегда прошу мне подавать с юшкой  — отправляя в рот первый пельмень, сказал он.

Валентина внимательно посмотрела на отчима мужа, он как –то быстро осунулся, глаза ввалились, чёрная щетина покрыла его впалые щёки.

— Ой, что жы вы так мало съели?

—  Я чаю ещё попью и работать! Надо стенку с дымоходами выложить, а то заморозите малыша. Торопиться надо. Он ждать не будет. Да – утвердительно кивнул старик и, напевая " Очи чёрные" тихим, поставленным голосом, принялся за работу.

На следующий день, когда Евгений Алексеевич собрался идти в квартиру пасынка, жена спросила:
— Женечка, тебе сегодня пельменей отварить? Сноха фарша навела, а всё не потратила, я тебе налеплю, если хочешь.

— Налепи Варенька, налепи. Только не присылай в квартиру, как я приду , так ты и покормишь.

— А ты долго там будешь?

— Нет, в обед думаю, что управлюсь.

— Ладно, ладно, приходи— дома –то лучше и поешь и отдохнёшь.

 Евгений Алексеевич пришёл домой после обеда.

—  Всё! Я закончил. Печку затопил, она немного подымила, а потом так потянуло, что загудела как паровоз — довольно улыбаясь, доложил он.

 Варвара Даниловна отварила вчерашние пельмени, что приготовила Валентина, а свои вынесла на мороз. Хозяин  выпил стакан не сладкого, но круто заваренного  чая и принялся за пельмени.

— Варенька, вчера пельмени были вкусные, молодец сноха, а вот сегодня ещё лучше! Спасибо тебе, очень вкусно .Очень вкусно Варенька, очень.

— Вот и хорошо, ты ешь, ешь.

— Наелся я, некуда больше — отставляя тарелку с пельменями, ответил он.
 
— Чайку плесни мне, я с сахаром попью. Сноха –то наша где, ты ей передай, что всё готово, можно и порядок наводить.

— Скажу, ты отдыхай.

— Ей когда в декрет?

— После Октябрьского где-то сразу  —ответила Варвара.

— Как она там управляться будет, надо как –то помочь.

— Молодые, справятся.  Я восьмерых родила, кто в войну мне помогал? Голод был, силов-то не было, а шевелиться надо. По ночам на быках свои и колхозные огороды пахали. Я Толькой беременна была, кто меня пожалел? Мужика на войну после госпиталя, больного контуженого забрали. Уходил, совсем прощался, говорил, что уже не вернётся. Ушёл и совсем. А я с пузом осталась, да с оравой из шестерых детей.
Бог пополам поделил,  себе четверых забрал.

— Варенька, она с первенцем, ей нельзя ни с известью возиться, ни с красками. Да и со стола упасть может, или на мокром полу подскользнётся.  С первенцем надо бы поберечь молодку.

— А чё нельзя – то? Он потолок побелит, она стены. Какая здесь непосильная нагрузка? — недоумевала Варвара.

— Варенька, в войну всем Бог силы давал, что бы её пережить. Сейчас мирное время, сил таких не надобно. Вот их и нет, сил-то. Любая нагрузка в тягость. Надо осторожными быть.

Варвара промолчала, но было понятно, что с мужем она не согласна. Да и как она может согласиться с кем-то, когда сама, на своих плечах испытала все тяготы войны. После того, как схоронила четверых детей, и родителей, так и не снимала с себя траурной одежды. Словно монашка, ходила она по селу вся в чёрном. Длинная до земли чёрная юбка, чёрный пиджак с удлинёнными полами и два чёрных платка. Один туго перевязывал лоб,  другой сверху.  Ходила она не спеша, даже медленно, из-за плохого зрения, внимательно всматриваясь в тропинку под ногами. Не любила вести разговоры на улице, да и ходила она только в магазин, да на вокзал.

Строгая, молчаливая, вся в чёрном, Варвара, она никогда ни на кого не смотрела. Когда она входила в магазин, то ей сразу кто- нибудь говорил:
Варвара Даниловна, проходите к прилавку. Люди, стоящие в очереди начинали подбадривать словами: "Проходите, проходите".  Она не заставляла  себя упрашивать, подходила и покупала, что нужно.
Валентина не понимала, почему люди в селе по- особенному относятся к её свекрови? Толи уважают, толи боятся?

Мыть и белить в квартире Валентине не пришлось. Анатолий вызвал бригаду штукатуров - маляров, они и выбелили и покрасили.  Каждый вечер  он ходил в квартиру и топил печь. Когда краска высохла, открыл все форточки для выветривания.
Валентина подшила на машинке новый тюль, портьеры.
Анатолий сделал гардины.Когда они пришли в квартиру, то сразу повесили на окна тюль и портьеры. В квартире сразу стало уютнее и даже красивее.

 Потом они купили стол, кровать. Свекровь наделила матрасом, дедушка привёз четыре подушки и стёганое одеяло. Друзья на новоселье принесли посуду и чайник. Мария прислала самовар.
Валентина была рада, теперь у неё свой дом. Скоро будет ребёночек, значит у неё будет настоящая семья. Она смирилась с судьбой и даже благодарна была своему мужу за заботу.

— Толик, от мамы пришло письмо. Она перенесла операцию на ноге, долго лежала в больнице, сейчас выписалась, дома лежит. Надо съездить, попроведовать.

— Я не смогу, с работы не отпустят.

— Даже на один день?

—Это железка. Может одна съездишь?

— Конечно. Ночь туда, да ночь обратно. Мне только узнать, как она?
До праздника ещё десять дней, всё успею.

-- Ты не торопись, где один день, там и два. Ничего с твоим клубом не случится.

— Хорошо. Завтра с утра возьму выходные и с поездом ночью поеду.

Провожая жену, Анатолий строго наказывал:

— Ты смотри,  осторожней там. Внимательно улицы переходи, не торопись.  Дороги там всегда скользкие, а ты торопиться любишь. Будь осторожней

— Ну, мне же не три годика — рассмеялась Валентина.

— Вот потому и говорю. Любишь ты торопиться. Будь осторожней, ты не одна — напомнил он жене.

Анатолий помог  подняться в вагон, проводил жену до места, и попрощавшись, вышел.
Поезд тронулся.  Валентина устроившись на второй полке, легла спать. Долго дремать не пришлось, под стук колёс она быстро уснула. Спала крепко, проснулась только утром перед городом Кемерово.

— Здравствуй Кемерово! Вот и я — подумала она, спустившись с подножки вагона на перрон.

Автобус ждать не стала, да и не любила молодая женщина толпиться возле автобусов, лучше пройтись. Она перешла через дорогу на улицу Ленина и добежав до рынка, свернула на 50 лет Октября. Второй дом от угла, первый подъезд и она у дверей квартиры мамы. Валентина нажала на кнопку, раздался громкий скрипучий звонок,но никто не собирался открывать дверь. Квартира на первом этаже, поэтому она обежав дом, подошла к окнам спальной комнаты и постучала .

— Кто там, подождите, я сейчас — услышала она, голос матери.

— Мам, это я.

— Иди к дверям, и жди, я открою — ответила Мария.

Валентина вновь прибежала к дверям, в подъезде тепло, на улице очень морозно. Валентина немного подождала и Мария открыла дверь.

— Ой, чё ж ты телеграмму не дала, я бы поджидала. А так я теперь к дверям не бегаю. У всех домашних есть ключи. Ходить – то мне тяжело очень. Но я хожу. Расхожусь, так  нога получше ходить начинает. Зато ночью потом ох и даёт мне, так даёт, что уснуть не могу от боли.

Валентина заметила, что мать похудела, кожа на лице обвисла. Опираясь на трость, Мария прошла на кухню.

— Ну, раздевайся, я чай поставлю.

Валентина прошла на кухню. Мария в это время что-то разглядывала в холодильнике, потом в шкафчике над столом.

— Ой дочка, у нас к чаю – то и нет ничего.

—  А давай лучше картошки пожарим, есть охота.

— Давай — Мария открыла коробку, что стояла под плитой.

— Нет картошки. Теперь Иринку надо ждать, когда со школы прибежит и в магазин сбегает.Она вечером приходит, во вторую смену учится. Серёжка на продлёнку остаётся, потом вместе вечером домой идут.

— Ждать никого не будем. Хлеб есть?

— Не-ет. Нету хлеба, дочь.

— Послушай, а как ты собралась дожидаться Иринку, голодная? Она придёт вечером, а у тебя дома и крошки хлеба нет!

Мария заплакала.

— Мам, я сейчас в магазин схожу, ты не плачь. Я всё куплю. Жди. Хорошо?

— Хорошо.

Валентина оделась и выбежала во двор.
 Магазины все близко. Вот в торец улицы 50 лет Октября на Ленина, стоит конфетно - кондитерская фабрика. Валентина знает, что здесь очень вкусные зефирки, шоколадные конфеты и вообще всякая вкуснейшая выпечка. А дальше продуктовые магазины. Всё рядом.

Она купила картошки, хлеба, колбасы, бутылку кефира, сладкие печенюшки и абрикосовый компот в трёх литровой банке, бутылку подсолнечного масла.

— Мам, сейчас картошки с колбасой нажарим, потом суп рисовый с колбасой сварим.

— Куда столько? Сковорода большая, а ты полную накрошила — удивилась Мария.

— Так на всех. Сами наедимся и им оставим.

— Так долго жариться будет, когда много — забеспокоилась Мария. Валентина поняла, что мать очень голодна и ждёт, не дождётся, когда её накормят.

— А мы крышкой накроем, пусть тушится, так быстрее. А за это время компот откроем, чай согреем и поговорим. Ты вот мне скажи, как так получилось, что ты остаёшься в доме одна и без крошки хлеба? Ну, можно же днём Иринку в магазин послать за продуктами, перед школой!

— Ой, дочь. Тут такое было! Правильно пословица говорит, что брат сестру любит богату, а муж жену здорову — Мария опять заплакала.

— Та-а-к. Я картошку сейчас помешаю, и ты мне всё расскажешь!

Валентина подняла крышку, над сковородкой поднялся ароматный пар. Кухня наполнилась аппетитным запахом жареной колбасы и репчатого лука.

— Хорошо, хоть головка лука завалялась. Прям как у папы Карла. Ну, рассказывай — усевшись напротив матери, сказала дочь.

— Ты же знаешь, что я в ресторане в буфете ещё подрабатывала?

— Знаю.

— Так вот, там познакомилась с Галиной. Она живёт в Силино. Это в тридцати километрах от Кемерово. Работает она в ресторане помощником повара.  Мы подружились, она иногда не уезжала домой, у нас ночевать оставалась. Ну а когда я в больницу легла, она под запись на меня брала  ребятишкам с ресторана готовые блюда и им возила. Ты же знаешь, что там можно брать оставшуюся пищу по низкой цене, по себестоимости.

— Да. Ты говорила.

— Ну вот. Мне сделали операцию, а через несколько дней переделывали, что – то там не так как надо вышло. А потом ещё раз делали, вот я месяц и пролежала. Когда домой пришла, дети обрадовались, а вот Станислав на меня прикрикивать стал, да поругивать. Всё ему не так, да не этак.  Выпившим стал домой приходить. Где с кем пил, не говорит. Я давай с ним разбираться, а он на меня руку поднял. Ну я с горяча его палкой – то по уху и огрела. А у него возьми и что- то с ухом случись, он теперь на это ухо не слышит, да и глаз косить стал. Неплохо я его приложила, больше руки на  меня не поднимает.

Сейчас я не работаю. Продукты с ресторана тоже не ношу. Больничный оплатили меньше чем оклад дворника. Да и на эти деньги взяла обувь Серёжке, нога у него быстро растёт. Иринке тоже обновки сделала. Словом все деньги с больничного потратила, а он свои то не отдал в семью, куда дел не знаю. Говорит, что назанимался, так по долгам раздал. Денег нет, вот он  и решил подкалымить, Галке за пятёрку печь переложить.

Он на выходных к ней в Силино уехал. Вот ждём его с деньгами день, два. Уже третий прошёл, потом четвёртый. Жив ли думаю?. А мы как-то летом у неё в гостях были, ну я купила билет на автобус до Силино и поехала. Плащ одела, а у меня в плаще, в рукаве в подмышке карман, там я заначку всегда держала. На всякий случай. Никто никогда не догадается по рукавам лазить. В карманах оставлять, так ни денег, ни виновных, ничего не найдёшь.А в рукаве всегда сохранится. Вот там у меня кое-какие деньги оказались, я и поехала.

— С больной ногой?

— Ну а что делать? С больной ковыляла. Зашла в дом, тишина. На столе не убрана посуда, остатки закуски и пустые бутылки у порога стоят. Я прошла в комнату, а они разложили диван и спят! Ну я подошла, одеяло сдёрнула, а они в чём мать родила. Тут я не стерпела и давай их палкой обихаживать по голым ляжкам.

Галька подскочила и начала кричать на меня, что в суд подаст за избиение. А этот сел, уши свои зажал и терпит.  А я его и по башке, и по спине, сидит, молчит.  Лупила, до тех пор, пока руки ни устали. Потом подошла к печке, она свеженькая, ещё не побелена. Такая меня обида взяла, я как толкну угол печи, она и посыпалась. Разметала я эту печку по кирпичику. Вышла на улицу, а сама реву рёвушкой от обиды. Поначалу домой хотела ехать, поковыляла на остановку, потом опомнилась. Думаю, а для чего я приезжала? Пусть снова печь складывает, а она пусть пятёрку – то отдаёт. Да и испугалась я, что она на меня заявление напишет. Пошла в магазин, купила чикушку, на бутылку денег не было. Прихожу, ставлю чикушку на стол и говорю:

— Давайте-ка опохмелитесь! А ты Станислав Дмитрич чтобы к вечеру печь сложил. Ну а с тобой Галина, давай выпьем по рюмочке мировую и всё забудем. Она согласилась, разлили мы мою чикушку по рюмашкам, выпили. Я на диван легла, нога сильно разболелась, а они за печку взялись. Она ему кирпичи подаёт, он глиной мажет, да укладывает. Раньше времени сложил!

— Ну, говорю, Галина, мой муж печь тебе сложил? Сложил! Давай пятёрку, как обещала, да  и мы на автобус отчалим. Она молча открыла сумку, достала пять рублей и спрашивает
— Кому отдавать?

— Как это, говорю, кому? Мне конечно. Так и привезла домой  и мужа, и деньги. Только теперь он со мной не разговаривает, ты говорит, меня  глухим сделала, на один глаз незрячим, да ещё и перед бабой опозорила.

Идёт домой с работы, забежит в магазин купит кусок колбасы или селёдку, вечером с ребятишками с горячим чаем это съедят, а мне никто ничего не скажет. Мол мать ли, тётка ли , иди поешь. Хлеба и того ни кусочка не оставят.

— Мам, всё готово, давай будем кушать.

Валентина поставила перед Марией тарелку с картошкой и налила стакан кефира. После того, как они поели, Валентина сообщила:

— Мам, я рис у тебя видела. Сейчас сварю рисовый суп с колбасой.Все придут, поедят.

Мария ушла в зал, а Валентина смотрела на бурлящий в кастрюле будущий суп и думала:
— Как же всё быстро происходит! Ещё в прошлом году, в это же время она  былая такая гордая, сильная, независимая, уверенная. А сейчас? Ранимая и беззащитная женщина. Стоило только заболеть и ты обуза, которая никому не нужна!
А если и её Толик таким станет? Вот надоест ему, что она болеет и уйдёт к какой – нибудь Галке. А я останусь с маленьким на руках. Выходит, мой ребёнок должен будет повторить мою судьбу? Нет, этого не будет. Я буду жить ради него и не буду "устраивать" свою жизнь. Мой ребёнок не увидит этой грязи. А если и останусь с ребёнком на руках, то уж точно ни пить, ни гулять с мужиками не буду. Да и на кого я ребёнка своего оставлю, на этого отчима?

Отчим и дети пришли в одно время. Не здороваясь с Валентиной, он сразу накинулся на Марию:

— Чё, дочь родная приехала! Ты тут и колбаски и компоту, ну всё что хочешь! Да?

— Ты чего орёшь, ты мне денег дал, что бы я это купила?— повысила голос на него Мария.

Валентина услышала этот разговор и обратилась к отчиму.

— Вообще – то это я всё купила. А что бы вас накормить тоже всё приготовила. Знаете, а я вас считала хорошим, добрым человеком. Скажите, кто вы после того, что близкого человека в беде бросили? Я приехала, а у вас в доме крошки хлеба нет. Вы на работе в столовой едите, дети в школе питаются, дома перекусите да и спать. А женщина, которая подняла вам ваших детей, весь день лежит дома голодная. И что, это правильно? Это по – человечески? Люди брошенных кошек и собак подкармливают, а вы свою жену голодом морите.

— Валя, мы папке сказали, что если он уйдёт от мамы, мы никуда от неё не уйдём, а на него на алименты подадим — пояснила Иринка.

— Станислав Дмитриевич, вы уже не молодой человек, чтобы не понимать, что вы делаете. Какой пример вы детям подаёте? Они же с вами тоже так поступят, когда вырастут.

— Она меня глухим сделала!

— Так она защищалась! Вы почему на неё накинулись драться? Потому что она не давала вам деньги на водку! Вот вы свои деньги и пропиваете, и проедаете, а она получила деньги за больничные дни и на ваших детей потратила. Вы её за это голодом морите? Вам не стыдно? Почему в доме нет продуктов? Мать слегла, а вы сами всё это купить не можете? Что бы завтра же купили крупы разные, мясо, фарш, курицу, масло растительное и сливочное, чай, сахар! Вообщем всё что нужно, что бы всё купили!

— А где я столько денег возьму?

— Меня это не интересует. Просите в долг, берите ссуду, делайте что хотите, но чтобы завтра все продукты были закуплены! Мама же как-то всё это покупала! Ради ваших же детей на двух работах трудилась, а теперь голодать должна? В конце- концов, квартиру , как дворнику, ей дали. Она честно отработала пять лет, и теперь эта квартира её! А вы ей никто! Вы с ней в браке не состоите. Детей ваших, она на себя тоже не оформляла! Вам она может просто указать на дверь и всё! И будете вы бездомный вдовец с двумя детьми. Или вы думаете, что кому-то другому ваши дети нужны будут?

Мама поправится. Эта болезнь не вечная, она встанет и ещё сможет устроить свою жизнь, а вы кому нужны будете? — возмущалась Валентина.

Через некоторое время отчим подошёл к Валентине с листком бумаги и ручкой.

— Напиши, что купить — не глядя на падчерицу, сказал он.

Она взяла листок и составила список необходимых продуктов. Вечером отчим пришёл с сумками, полными продуктов.

— Станислав Дмитриевич, если мама мне пожалуется на вас, я в милицию обращусь, чтобы вас выселили,запомните.

— Всё хорошо будет. Я всё понял.

У матери Валентина пробыла три дня и позвонила мужу, чтобы встречал с поездом. Она уезжала спокойная, теперь её мама голодать не будет. На прощание она её попросила:

— Мама, если он опять начнёт издеваться, ты к соседке зайди и позвони с её телефона прямо нам на квартиру.

— Ладно, ладно дочь, если что сообщу.

Но не звонила.
— Значит не обманул отчим, у мамы всё хорошо.

 Во время репетиции концерта к седьмому ноября, Валентина почувствовала, что по ногам побежали мурашки и вскоре ноги стали словно ватные. Она стоит на них, но их почти не чувствует.

— Виктор, вы продолжайте репетировать, мне в больницу надо — сказала она руководителю  инструментального ансамбля и пошла к выходу.

Не чувствуя ног, она вышла на улицу. Больница близко, за углом одного здания от клуба. Она смотрела вперед и потому как приближались объекты, понимала, что двигается. Ей удалось добраться до больничной калитки, но открыть её она не успела, как потеряв сознание повисла на ней.

В окно больницы увидели, что Валентина повисла на калитке.  Медсестра  с санитарочкой  подхватили её под руки и затащили в приёмную. Там быстро привели её в чувство.

— Что со мной?

— Не знаю, ответила Людмила Афанасьевна. Положу тебя, возьмём анализы, там видно будет. Через день Людмила Афанасьевна зашла в палату к Валентине и сказала:

— Собирайся, поедешь в город, к кардиологу.

Валентину положили на обследование в городскую больницу.

Пройдя все процедуры и сдав все анализы, Валентина ждала, что ей скажет кардиолог.

Наконец он вошёл в палату.

— Кто у нас Юрьева?

— Я — отозвалась Валентина.

— Вы, гмм. Сколько у вас месяцев беременности?

— Семь — робко ответила она.

— Семь. Ну что, семь это хорошо. Будем стимулировать.

— А что это?

— Роды вызывать, деточка. Два месяца можете не доходить. А так и вы будете живы и ребёнок.

— Я не согласна. Я смогу хотя бы ещё месяц проходить.

— Восьмимесячные выживают хуже, к сожалению, чем семимесячные Сейчас есть шанс. Решайтесь.

— Ну, давайте хотя бы ещё неделечку. Ну, до следующего приступа, хорошо?

— Как знаете, как знаете, но я бы вам этого не советовал.

— А можно я домой поеду, в нашей больнице буду лежать. Вы только пропишите лечение и всё — упрашивала доктора Валентина.

— После обхода зайдите за назначением и выпиской — сказал доктор и покинул палату.

Утром Валентина уже была на приёме в Тебинской больницы.

— Как же ты решилась с двумя пороками сердца рожать? — удивилась Анна
Семёновна, прочитав диагноз в выписке.

— Семь месяцев уже. Осталось два. Доношу. — твёрдо заверила Валентина.

— Рожать в город, только в город! Мы не берёмся. Здесь опасно. Поедешь за несколько дней до срока и будешь там ждать. С сегодняшнего дня ты в декретном отпуске. Вот, возьми  — она протянула Валентине больничный лист.

Клуб и все с ним связанные дела на время декретного отпуска она передала Петру Сырых. Теперь Валентина свободна, она в декрете!

Всё шло хорошо, до самых родов никаких приступов не было, поэтому раньше ложиться в больницу она не хотела.

Перед новогодним праздником Евгений Алексеевич почувствовал себя плохо и обратился к жене:

— Варенька, пошли со мной в больницу. Худо мне. Один не дойду.

— Я сейчас, Женечка, сейчас соберусь. Давай-ка я тебя в чистое бельё переодену. Как же так? Отчего худо-то? Вроде и не болел? — приговаривала она, доставая из комода его чистое бельё.  Она помогла мужу переодеться во всё чистое, свежее, но пойти своими ногами, он уже не мог, задыхался.

— Женечка, ты ложись, а я сейчас до Толика на работу сбегаю, мы вместе с ним тебя уведём, хорошо?

— Хорошо, Варенька, хорошо. Иди.

Варвара, глотая слёзы, прибежала в здание АУП (Аппаратура управления приводами предназначена для работы в системах электрификации и энергетики железных дорог)

Анатолий был на месте.

— Мам, ты чего? С Валентиной что?

— С отцом. Помоги в больницу проводить.

— Мам, ты посиди здесь, подожди я сейчас — он кинулся в двери и вскоре вернулся с санной подводой.

— Мам, выходи, поехали.

Варвара села в сани и Анатолий тронул вожжи, лошадь рванула с места.

— Пап, ты как? — спросил он, вбегая в дом.

— Да воздуху не хватает, задыхаюсь. В больницу бы — с трудом ответил отчим.

— Давай, я тебя до дверей доведу, а там я тебе подводу подогнал, на ней в больнцу поедешь.

— Хорошо, сынок, хорошо.

В больнице Евгений Алексеевич пробыл только один день, тридцать первого декабря на этой же подводе его и увозили из дома навсегда.

— Ты на кладбище не ходи, беременным нельзя — сказала Валентине соседка, Васеня Теперекова, приходившая проститься с соседом.

— Мам, почему отцу на кресте не правильно дату рождения поставили? — спросила Раиса у матери.

— Всё правильно дочка. Скрывал он, что на шестнадцать лет был старше меня. Скрывал. Десять лет себе убавил. Работал всё. Два месяца всего и побыл на пенсии. А тут ещё печку этим ходил класть — она кивнула на сына с невесткой, сидевших у гроба.

Валентина слышала, ей хотелось сказать, что он сам захотел печку сложить и вообще никто ведь ничего не знал. Он не жаловался. Но она ничего не сказала, нельзя у гроба скандалить.

— Ты знаешь, когда он пришёл к нам в гости, он пряники принёс. А мы этих пряников не видели, это было такое лакомство. Мы все в голос стали мать просить, чтобы она разрешила ему жить с нами. Говорим ей, мам, дядька добрый, пряниками кормит — вспоминал Анатолий.

Он немного посидел, потом опять заговорил:
—  Повесил отец свой плащ на вешалку, а я ночью в карман этого плаща залез, а там несколько копеек лежит, я их и забрал.А он утром хватился, а денег нет. Сразу догадался, что это я их взял. Подошёл ко мне, достал из брюк ещё мелочи и сказал: " Вот ещё возьми и купи себе, что хочешь. Когда чего будет нужно, ты говори, деньги найдём, только больше по карманам не лазь" Мне стыдно стало. Я у него больше никогда по карманам не шарил.Как родных детей ростил, даже лучше. Мать била, а он заступался. Однажды учителка нажаловалась матери на меня, ну она дрын схватила и за мной, а я бежать. В силосную яму спрятался, сижу. Он нашёл меня, зовёт домой, а я говорю, что не пойду, мать бить будет. А он знаешь, что сказал? Пойдём, говорит , не тронет она тебя, я ей сказал, что если тронет, я уйду. Больше нас мать не била.

Всю ночь Анатолий вспоминал, как они жили вместе все эти гды. Воспоминания были только хорошие и, не потому что об усопшем "хорошо или никак", просто ничего плохого в их совместной  жизни не было.

Пятого января Валентина поехала в город, чтобы купить необходимые вещи для ребёнка. На улице было холодно и она, находясь недалеко от дома, где жила сестра мамы, тётя Клава, решила у неё погреться.

— У-у, какие мы толстенькие, когда рожать? — спросила тётя Клава.

— Четырнадцатого января, так врачи определили.

— Как же тебя муж отпустил, а вдруг схватки раньше?

— Так я же в городе, здесь и скорую можно вызвать — улыбнулась Валентина.

— Всё купила, что нужно?

— Нет, ещё в Детский Мир не ходила, сейчас погреюсь и сбегаю.

— Вот сумасшедшая, на улице уже темно, вечер. Завтра сходишь.Опасно по темну – то бегать, скользко.

— Я сегодня домой уехать хотела.

— Погости хоть денёк. Посидим, поговорим. Дяде Лёше за хорошую работу талон на цветной телевизор дали, мы и купили, смотреть вечером будем, оставайся. Скоро дядя Лёша придёт с работы. Оставайся.
.
Валентина осталась, утром она сходила в магазин детских товаров и купила всё, что нужно новорожденному для выписки из роддома. Со спокойным сердцем, она постаралась пораньше приехать на вокзал, чтобы успеть на электричку. Ещё в автобусе она почувствовала неприятные ощущения в низу живота и насторожилась: "А вдруг это уже началось?"

Не долго думая, она принимает решение покупки занести к тёте Клаве и бежать в роддом для уточнения.


— Мнимые схватки, скорее всего, предвестники. Полежи, посмотрим, понаблюдаем. Срок четырнадцатого говоришь? Денька два полежи, если никаких изменений не будет, поедешь домой до тринадцатого.
А сейчас примите душ, переоденьтесь и идите в пятую палату — сказала ей дежурный доктор приёмного покоя.

Всю ночь Валентина прислушивалась, к тому, что с ней происходит, то резанёт в пояснице, то потянет живот вниз, то заноет там, то здесь.
Утром на обходе доктор сказала:
— Маточка не в тонусе, ещё не скоро. Отдыхайте.

Валентина подумала:

— Зря пришла. Надо домой ехать. Ещё целую неделю ходить.
Но в это время её опять полоснуло по пояснице так, что она вскрикнула:

— Ой, у меня спину режет и живот заныл — пожаловалась она, когда доктор осматривала следующую  пациентку.

Доктор улыбнулась. Когда она осматривала последнюю четвёртую беременную женщину, Валентина уже корчилась в схватках.

Анна Дмитриевна, обратилась доктор к акушерке, пронаблюдайте Юрьеву в пятой палате. Маточка в тонусе, раскрытия нет, а она ведёт себя как при ежеминутных схватках.

— Психосоматика?

— Возможно, но понаблюдать нужно.

Анна Дмитриевна вошла в палату, Валентина так выгнулась, что встала на мостик.

— Тихо, тихо. Вставай, пошли за мной в предродовую, я тебя посмотрю.

Валентина бежала в предродовую вперёди акушерки, ей казалось, что там наконец – то прекратятся все боли.


Находившийся в предродовой доктор Никифоров Александр Сергеевич, вежливо спросил:
— Откуда у нас роженица?

— Из Тебы я — бросила, не глядя на него  Валентина и услышав.

"Залазь на кресло", подскочила к креслу, ухватилась за него руками, как вдруг вся выгнулась и издала крик помимо своей воли. Хлынули воды, а с ними и плод. Никифоров, на лету поймал ребёнка за головку у самого пола. Но крика новорожденного не было.

Он наглотался околоплодных вод. После срочных процедур по извлечению воды, малышка издала хриплый звук. Ребёночка быстро положили на весы, что стояли на окне под открытой форточкой, на тонкую пелёночку

— Анна Дмитриевна — обратилась медсестра к акушерке, запишите:  Девочка. Дата рождения седьмое января тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Время рождения, одиннадцать сорок.
Весь три двести, рост 52 сантиметра.
Малышка корчилась, скрипела хриплым голосом, но никто не торопился убирать её с металлических весов. Открытую форточку тоже никто закрывать не торопился.
Валентина не сразу увидела, что форточка открыта и холодный воздух опускается на её дочь.  Склонившиеся над ней  врачи и акушерка, заслоняли окно, видела она только его часть у потолка. Взгляд её привлекли сосульки и яркое солнце. Необычное явление  для января. Сосульки на крыше, да ещё и с капелью, как в апреле.
.
Но когда врачи отошли  и она услышала:

— Увозите в третью палату — тут она  увидела открытую форточку, и закричала:

— Форточка, форточка открыта, ей же холодно! Ей холодно. Пожалуйста уберите, уберите пожалуйста.

— Всё, всё. Забираем. Не волнуйтесь. Всё хорошо —  скороговоркой проговорила медсестра и, подхватив младенца, унесла его в детский зал. Вал

Но ничего хорошего не было, у малышки поднялась температура.

— А когда мне мою дочь принесут? — интересовалась молодая мать.

— У ребёнка температура, пока отдыхайте — отвечали ей.

— А можно мне поглядеть на неё?

— Успеете, наглядитесь — не глядя на молодую мамочку, отвечала медсестра, разносившая детей на кормление..

— У меня молочко бежит, что делать?—спросила она у медсестры.

— Сцеживать. Мы накормим её через соску. Я вам сейчас посуду принесу — сообщила медсестра и удалилась.

— Ох, это плохо. Ребёнок к соске привыкнет, так дома сцеживаться замучаешься. Ты давай-ка настаивай на кормлении — посоветовала мамочка родившая третьего  ребёночка.
В это время медсестра принесла стеклянную баночку.

— Давай я покажу тебе, как правильно сцеживаться — предложила она Валентине.

— Принесите мне ребёнка, зачем её к соске приучать! Несите мою дочку, она кушать хочет, а у меня груди ломит от молока! — кричала молодая мать на всю палату.

— Как хотите, вот вам баночка — поставив посуду на тумбочку, медсестра ушла.
В открытые двери Валентина увидела акушерку, что принимала роды.

— Анна Дмитриевна, Анна Дмитриевна!— громко закричала Валентина и тут её голос перешёл на рыдания.

— Что случилось? Зачем вы так расстраиваетесь? Успокойтесь пожалуйста!

— Мне мою дочь на кормление не несут. Вот банку дали сцеживать. А зачем сцеживать, когда я могу ей грудь дать? — рыдая выкрикивала Валентина.

— Сцеживать надо! Ребёнок ещё мало ест, а молоко у мамочек прибывает и если не сцеживать излишки, получите мастит. А у нас есть дети, у которых мамы без молочка. Отказнички есть. Мы их грудным молочком кормим, что мамочки нам дают. Ваши излишки им помогут.

— Вы мне мою принесёте? Слышите! Принесите мою дочь!—требовала мать.

— Вы так не переживайте, а то и у вас температура поднимется, тогда совсем не принесут.— посоветовала Анна Дмитриевна.

— Пожалуйста, принесите — громко заплакала Валентина.

— Хорошо. Хорошо. Сейчас принесу, приготовьтесь. Физраствор есть?

— Всё есть — всхлипывая, ответила она.

Через некоторое время акушерка принесла дочку Валентине. Девочка дремала, щёки её пылали, а на лбу были капельки пота.

— На, свою Елену Прекрасную.

— Почему Елену? —  удивилась молодая мамочка.

—Посмотри, какая прекрасная, значит Елена — улыбнулась акушерка и покинула палату.

 — Значит ты у меня Елена Прекрасная — любуясь дочерью, нежно говорила Валентина — Давай будем кушать — она водила соском по алым губкам дочери, но та была равнодушна.

— Что делать? Она не берёт грудь —  почти плача произнесла Валентина.

— А ты легонько надави на подбородочек пальчиком, ротик откроется. Ты  ей по капельки сцеживай, она хоть что-то да проглотит. Первое молоко очень полезное ребёночку, оно даже лечит  — сообщила многодетная мать.

Надавливая по подбородочек, Валентине удалось приоткрыть ротик и накапать немного молока на язычок. Малышка проглотила. Так капельками  она смогла заставить дочку проглотить немного своего молока.

Через пять дней с диагнозом "мелкоочаговая пневмония", дочь Валентины перевели в детскую больницу.

Поступили они в больницу на "скорой". Сопровождающая медсестра передала документы лечащему врачу, ответила на какие-то вопросы и, попрощавшись, ушла. В кабинет вошла санитарочка.

— У нас в каком боксе место освободилось? — спросила врач у санитарочки.

— В первом. Этих туда селить?

— Да — и повернувшись к Валентине, сказала — идите за санитаркой в первый бокс.

 В конце коридора, что шёл через всё здание, была двустворчатая остеклённая дверь. Санитарка распахнула двери и, они оказались в коридоре, что был поперёк здания. В обоих концах этого короткого коридора были широкие входные двери. В одном конце коридора двери парадные, в другом конце двери хозяйственные, которые редко закрывалась. То привозили чистое бельё, то забирали грязное, то завозили продукты,  какие-то коробки с хозтоварами, то с медикаментами, даже мебель.

 А к парадной двери подходили машины скорой помощи, входили в здание родственники, навещать больных и медперсонал. Вот в этом коридоре, на сквозняке и были те самые боксы. Самый первый бокс был у хозяйственных дверей. Деревянные перегородки были чуть выше человеческого роста. В боксе у отопительной трубы стояла одна узкая кровать и тумбочка.

— Располагайтесь. Пелёнки есть?

— Нет.

— Сообщите родственникам, чтобы привезли пелёнки и  хозяйственное мыло. Стирать будете в прачечной на втором этаже. Туалет в большом коридоре, сразу за стеклянной дверью. Столовая тоже на втором этаже, рядом с прачечной. Переодевайтесь, я сдам ваши вещи в гардеробную — взяв вещи, санитарка ушла. Вскоре появилась медсестра с капельницей в руках

— Ребёночка будите — приказала она.

—  Как? Она же спит.

— Вам капельница назначена, будите! Снимайте чепчик.

— Чепчик? Почему чепчик? — удивилась Валентина.

— Мамочка, вы у меня не одни! Будите! Снимайте чепчик и заставьте ребёночка заплакать.

— Как плакать? Зачем плакать?—никак не могла понять молодая мать.

 Видя, что мамочка в замешательстве, медсестра зажала носик малышке и девочка проснулась. Она скинула чепчик с головки малышки, схватила её за ножки и приподняла, ребёнок заплакал. Медсестра быстро обнаружила нужную венку, ловко вставила в неё иглу и подключила к капельнице. Девочка плакала, не останавливаясь.

— Дайте ребёнку водички, пусть успокоится.

— У меня нет водички — плача, отвечала мамочка.

— Следите за иглой, крепче держите пелёнку, я сейчас вам принесу.

Она ушла, а дочь Валентины не переставала плакать.
Девушка вернулась с бутылочкой воды и резиновой красного цвета, соской.

Валентина  взяла бутылочку с водой дала ребёнку, не сразу, но девочка успокоилась.
Валентина смотрела на дочь и слёзы градом катились по её щекам.
После капельницы поставили два укола в крохотную ягодицу. Каждый укол, словно нож,  резал сердце матери.

В боксе было холодно, а ещё и приходилось выбегать в коридор то в  прачечную, то в столовую и, вскоре у Валентины  поднялась температура. Теперь уже и она принимала лечение.
 
— Скажите, а мне можно кормить ребёнка, если мне уколы ставят — спросила она у врача во время обхода.

— Можно. Ребёнок тоже принимает лечение. Вы у нас уже две недели — прослушивая малышку уточнила врач — Нужен рентген.

— Нет. Она совсем маленькая, он её убьёт — запротестовала мать.

— Это необходимо. Хрипов нет, но анализы плохие. Мы можем потерять ребёнка. Никого ещё рентген не убил. Доля секунды, сфотографируют и всё.

— Господи, что же мне делать? — обливаясь слезами говорила молодая мать.

— Решайтесь, иначе мы вас отправим домой. Вот здесь на вашем месте тоже лежала такая умная, мы выписали, они до дома не доехали, вернулись, но было поздно.

Валентина поняла, что выбора нет.

— Ну вот, а вы не хотели делать. Воспаление сосудистого рисунка лёгких . Сделаем соответствующее назначение и вы быстро поправитесь.
Через десять дней врач обрадовала, что анализы хорошие, и что через день выпишут. А у вас что, температура так и держится? Я вызвала к вам маммолога, ждите, скоро она подойдёт.

Когда маммолог увидела грудь Валентины, она ахнула

— Срочно к хирургу, срочно. Я сейчас договорюсь с ним и он вас примет вне очереди. Операция, немедленно!
В это время дежурная медсестра сообщила;
— Юрьева, тебя к телефону, из дома звонят. Сообщите, что вас выписывают и направляют к хирургу, на время операции малышку передадите родственникам.

Валентина извинилась перед врачом маммологом и подхватив дочь, побежала к телефону
— Толик, Толик, нас выписывают! Ты знаешь, меня к хирургу направляют, после праздника грудь резать будут.

— Завтра утром за вами приеду. Собирайся — заверил Анатолий.
.
Утром Валентина  взяла выписку из больницы, собрала вещи и стала ждать мужа.

— Давай мне сумку на плечо, а дочку на руки. Сама с пакетом пойдёшь. Идём на переезд, там нас электричка заберёт, я заявку сделал — сообщил Анатолий.

Валентина обрадовалась, ведь до переезда двести метров, а до вокзала два километра.
Пока ждали электричку и пока ехали, девочка спала. Время от времени Анатолий заглядывал под кружевной треугольник, который прикрывал личико малышки и улыбался.

— Мы к матери пойдём, там немного поживём —  сказал он, когда вышли из вагона.

— Почему? Я домой хочу.

— Дома ЧеПе.

— Что случилось, а?—с тревогой спросила Валентина.

—  Печка новая, труба старая. Кирпич из трубы вывалился и вовнутрь упал, дымоход закрыл. Я печку затопил, угля насыпал, чтобы хорошо квартира прогрелась, а весь дым в квартиру пошёл. Пришёл утром, чтобы затопить  снова, а там дышать нечем, глаза дерёт, как перцем. Форточки открыл, да бежать.

— Боже мой, как же теперь?

— Пока у мамки поживём, а я буду снова белить, да мыть. Все шторы чёрные. Говорят, что их не отстирать уже. Ничего, новые купим.

— Ну, вот и пришли — он открыл дверь, в лицо пахнуло теплом и печной выпечкой.

— Давай на кровать детёнка-то, клади да одеяльце раскинь. Пусть так поспит.
Анатолий положил свёрток поперёк кровати и Валентина стала развязывать одеяльце.
 Новорожденная спать не собиралась. Дом в один миг огласился криком младенца.

—  Благословила дом! Голосистая какая, вся в мать. — засмеялась Варвара  и подошла к внучке.

— А на личико- то папка вылитый, все капочки собрала — радостно улыбаясь, говорила она.

— Мы баба Варя кушать захотели. Всю дорогу молчали. Спали. Проснулась моя Ласточка, проснулась моя сладкая — ласково приговаривая, молодая мама, готовясь кормить грудью дочь.

— Толик, подай мне кружку, я с больной груди сцежу молоко.

— С какой это больной? А ну покажи! — потребовала свекровь.

Валентина открыла больную грудь. Она была раздута и имела фиолетовый цвет.

— Вот антихристы! Вот ведь недруги окаянные, так запустить грудь молодки! Это что,  врачи? Изверги это! Пади ещё к хирургу направили?

— Да, к хирургу после праздника — сообщила невестка.

— Толик, занеси масло топлёное. Оно в зелёной кастрюле, в сенях на полке стоит.

— Это?— спросил он, открыв дверь, показывая кастрюлю

— Это, это. Сейчас возьму ложку, на воде разогрею, а ты кастрюлю на место вынеси.

Она взяла миску, положила в неё ложку с горкой топлёного сливочное масла  и открыв бак с горячей водой опустила миску на воду. Когда масло растопилось, она взяла его и ушла в комнату с образами.  Встав на колени, она читала над маслом молитвы"Отче наш" , Псалом девяносто , " Довоскресную" и " Матери Богородице о болящих" Потом в масле промочила чистую бумагу и приложила к больной груди невестки. Сверху на бумагу положила чистый хлопковый платок и заправила грудь ей в бюстгальтер.

— Ты хошь и партийна, но крещёна. Хорошо бы тебя до солнца рано утром отчитать у икон, но ты же не согласишься, взбрыкнёшь.

— Соглашусь. У меня бабушка всех молитвой лечит. Я их сама знаю. Я не учила, просто каждый раз слышала, как они с дедом молились. Запомнила.

— Запомнила. Это хорошо, в будущем пригодится. Без молитвы детей не вырастишь. Чё, крикунья уснула?

— Пока на руках, спит, а на кровать положишь, сразу в крик.

— Ох, ты страдалица моя. Это ж надо так пришлось детёнку настрадаться! Не успела на белый свет глаза открыть, а её уже колют иглами. Будешь тут кричать. От испуга отливать надо.

— На воск?

— На воск. Вот завтра до рассвета и займусь вами – строго сказала свекровь..

Валентина накормила малышку и положила на подушку.
Анатолий сел на кровать и стал разглядывать крохотное личико дочери.

— Какая маленькая-то. А от носика одни ноздрюшки торчат — умилённо говорил он.
В это время малышка высунула из пелёнки пальчики и зажала край пелёнки в кулачки.

— А пальчики-то какие, совсем крохотные.

— А тебе какие надо? Она и сама ещё кроха — вставила своё слово Варвара.

Он поднёс свой указательный палец к крохотному кулачку, чтобы погладить ручку, малышка тут же ухватилась за его палец.

— Ого, какая сильная, так за палец ухватилась, не выдернешь — удивился молодой отец.

— Не мешай спать ребёнку, наглядишься ещё — урезонила сына Варвара Даниловна.

—  А у меня с сегодняшнего дня рабочие дни. Больничный вчерашним днём закрыли. Надо до обеда в контору сбегать, больничный сдать, да к Анне Семёновне забежать, дочь показать. Выписки из больниц отдать.

— В клуб пойдёшь? А ребёнка куда? Я с такой не останусь. Нет, на меня не рассчитывайте.

— Да с ней никто не останется, да и я её никому не отдам, с собой возьму. На саночки и в клуб поедем, да доча? Сейчас мама покушает и на работу пойдём. В контору документы отнесём, в больницу, а потом на репетицию сходим,  вечером на концерт.

— А ты как терпишь, это же боли не сносимые? Какой тебе концерт?

— Мне лучше стало. Грудь не дёргает, не печёт. Полегчало. Спасибо.

— Это хорошо. Топлёное сливочное маслице с молитвой хорошо помогает. Даст Бог и всё пройдёт. На ночь новую повязку сделаю — заверила свекровь.

Концерт на восьмое марта Пётр приготовил хороший. Валентине всё понравилось.
— Молодцы. Всё весело, празднично и торжественно.

— Давай ты тоже что-нибудь из старого репертуара споёшь — предложил Борис Казанцев.

— Из старого? А вот и не старое и не новое, помнишь, мы " Слёзы" репетировали. А петь не пришлось, давай вспомним.

— Напомни — попросил он.

Валентина, качая дочь на руках, тихонько пропела.

Мы расстались у березы
Дождь размыл его следы.
Что ж вы льетесь, мои слезы?
И без вас полно воды.
Слезы, слезы,
Что мне делать с вами?
Не добьешься, не докажешь
Ничего слезами

— Ну, как? Вспомнил?
Тут Борис заиграл чисто и слажено, а Валентина продолжила петь

Оттого берет досада,
Оттого горьки дела,
И сама я виновата:
Что любовь не сберегла."

Вечером на концерте, когда был её выход, Валентина отдала мужу дочь и вышла на сцену.
Над залом полился её нежный мелодичный голос:

"Оттого на сердце горько,
Не вернётся паренёк
перестаньте слёзы капать
Дайте высушить платок.
Слёзы, слёзы, что мне делать с вами
не добьёшься, не докажешь
Ничего слезами"

Праздничные танцы она доверила провести своему заместителю, а сама пошла домой с мужем и дочкой.
 На следующий день свекровь подняла невестку в четыре часа утра, и целый час читала над ней и внучкой молитвы. Валентина зевала, а слёзы почему-то без всякой причины лились из её глаз. Малышка корчилась, вздрагивала, куксилась и даже пробовала заплакать, но почему-то передумала. Свекровь совсем не обращала на это никакого внимания, она читала и читала молитвы.

Впервые за всё время от рождения дочери, Валентина с дочерью крепко спали до десяти часов утра. Возможно, спали бы и дольше, но девочка проголодалась и разбудила мать.

— В квартире уже всё хорошо, гарью не пахнет, тряпки я на помойку выбросил. Побелил, известку отмыл, можно домой возвращаться — сообщил через неделю Анатолий.

Когда Валентина вернулась в квартиру,  то очень удивилась, что там появилась первая собственная мебель. В зале стоял сервант, а в спальной комнате появился плательный шкаф.

— Когда ты это купил?

— Пока тебя не было, я взял вначале шкаф, потом сервант. Но я их хорошо протёр, они тоже чёрными были. Зеркало совсем не было видно. Отмыл. Опять, как новые — улыбнулся он довольной улыбкой.

При разговоре молодые люди даже не заметили, что в квартиру вошла свекровь:
— У матери-то и вехтя в руках не держал, а тут и всё побелил и перемыл — заметила она.

— Мам, ты чё пришла, посмотреть квартиру, так смотри. А вот эти вот разговоры свои за порогом оставляй, когда к нам идёшь.

— Не слыхивала я от тебя таких речей раньше, сынок,не слыхивала. Ты сын, как женился, так будто иголку проглотил. Слово не скажи, в глаза кидаешься. Я пришла показать какую ткань на портьеры себе взяла, если вам сгодится такая, то пока не разобрали, идите покупайте — она достала отрез ткани и показала.

— Тебе нравится? — спросил Анатолий у жены.

— Нравится.

— Говори сколько брать, я сейчас к Саньке Кизилову забегу, он мне займёт, а мы с получки ему деньги вернём.

— А если у него нет денег?

— У Саньки? Да там Лидуха такая экономная, у них всегда деньги есть.

Вечером Валентина строчила на машинке, подшивая новые портьеры на окна и двери.

— Тюль летом купим, сейчас от чужих глаз хоть будет чем отгородиться — развешивая на окна портьеры, говорил Анатолий.

Время близилось ко дню космонавтики и Валентина
имея возможность позвонить с квартиры в любое место Великой страны, позвонила в Междуреченск в Горком  КПСС.
Она представилась и попросила пригласить первого секретаря городского комитета КПСС.
К удивлению, её очень быстро соединили с телефоном первого секретаря горкома партии. Она вновь представилась, очень коротко рассказала о себе и членстве в КПСС,  попросила на день космонавтики прислать в клуб лектора.
Первый секретарь горкома партии пообещал. что 11 апреля ,в пятницу, отправит лектора к 19 часам к клуб.
Валентина написала объявление, договорилась с киномехаником, чтобы привёз художественный фильм  о космонавтах.
Киномеханик привёз художественный фильм " Укрощение Огня" по мотивам биографии конструктора ракет С. П. Королёва и других. Вход для зрителей был свободным.

В этот день над селом звучали песни о космосе:
"Гимн космонавтов"
— Заправлены в планшеты, космические карты….

Эту песню  сменяла другая песня," Надежда" мой компас земной". После неё звучали слова песни"Притяженье Земли"
Мы-дети галактики
Но, самое главное
Мы дети твои
Дорогая Земля

" Я Земля"- пела Ольга Воронец-
 Я своих провожаю питомцев
Сыновей, дочерей
 Долетайте до самого солнца
 И домой возвращайтесь скорей

И, конечно же обязательно звучала песня Евгения Долматовского " И на Марсе будут яблони цвести"
.
Жить и верить — это замечательно!
"Перед нами небывалые пути.
Утверждают космонавты и мечтатели,
Что на Марсе будут яблони цвести!"

А то что на Марсе зацветут яблони, никто в СССР даже и не сомневался.

 Народ собирался быстро. Уже были заняты все сидения, а лектора всё не было. Одна песня заканчивалась, Валентина ставила другую, вот уже девятнадцать часов! А его нет! Но именно в это время и появился лектор.

 Он привёз документальный фильм о Юрии Гагарине и других космонавтах.
Валентина была счастлива, профсоюз выделил деньги, чтобы фильм" Укрощение Огня" был для населения бесплатным. Лектору комитет партии тоже оплатил поездку в Тебу. Всё складывалось как можно лучше.

Всё прошло замечательно, а после фильма были танцы.
Для дочки у  Валентины в клубе всегда было достаточно нянек. Особенно большое желание изъявили поводиться с малышкой парни. Если малышка захочет спать, то её укладывали на бильярдный стол, который трясли, чтобы ребёнок быстрее заснул. От чего стол в конечном итоге весь расшатался.

. В клубе всегда было очень прохладно, поэтому девочка спала долго и крепко и даже сильные хлопки входной двери ей не мешали. Просыпаясь, она открывала глаза и слушала музыку, которая постоянно звучала на репетициях и начинала подпевать. Валентина забирала малышку, и уходила с ней на сцену чтобы покормить и переодеть.
После мероприятий и репетиций в клубе, Валентину всегда провожала группа молодёжи. Остановившись под окнами её дома, сыпали" интересными случаями, смешными историями,  рассказами. Иногда увидев в окно жену и дочь, Анатолий спускался и забирал ребёнка, давая возможность жене пообщаться.

— Толик, а ты почему не стал встречать меня с работы? — однажды спросила Валентина мужа.

—  Тебя и без меня целая толпа провожает. Ты же знаешь я эти сборища не люблю. Лучше посмотри, какую я книгу раздобыл, оторваться невозможно" Дерсу Узала"

— Арсеньев не только про Дерсу Узала писал, у него много очень интересного. Он ходил в экспедиции по Дальнему Востоку в царское время. Потом описывал реальные истории. Дерсу тоже реальный герой. Есть ещё замечательный писатель Федосеев, он писал о Дальнем Севере. Я читала роман-газету " Злой Дух Ямбуя" Ты найди и прочти, это очень интересно! Да можно и другие произведения этого автора почитать. Тоже не оторвёшься.

— Найдём! Спит маленькая клубница?

-- Спит —  раздевая сонную дочь, сообщила Валентина и бросила беглый взгляд на стол. Там, на столе, в гранёным стаканчике стоял букетик белых сибирских подснежников.

— Подснежники! Уже цветут! Ты где набрал, там же на горе над линией?

— Ну да. В глине измазался, но цветов набрал — гордо заявил Анатолий.

— Спасибо.

— За что?

— За первые живые цветы.

— Да ладно, мне не трудно. Я ещё завтра нарву — улыбаясь счастливой улыбкой, ответил он жене.

Шла неделя Пасхи и на шестой её день был день Победы.  Возле столовой, на бугорке, провели митинг.  На нём присутствовали ветераны войны и солдатки,  женщины, которых война сделала вдовами.

На небольшой площадке буквой "П"поставили лавки, на них усадили ветеранов, сзади встали пионеры со знамёнами и флагами пятнадцати союзных республик. Школьники читали стихи, несколько ветеранов рассказали эпизоды из своей фронтовой жизни. Пожилая женщина вдова, рассказала, как жили они во время войны, как работали  под лозунгом" Всё для фронта! Всё для Победы", как спать приходилось по четыре часа в сутки, как ждали письма с фронта. В микрофон было зачитано письмо фронтовика, не вернувшегося с войны.

После митинга всех пригласили в клуб на концерт. Ветераны сняли плащи и сверкая наградами, прошли в зал и разместились на первых рядах.
Их поздравляли школьники и дети детского сада, партийные деятели и рабочие -передовики и директор леспромхоза.

Варвара Даниловна в клуб не ходила, но её дети, приехавшие на праздник, со своими семьями, присутствовали на празднике.

 После концерта все родственники собрались в доме матери.

— Ну, Валька, ты и даёшь, так читала свой стих про мать, что меня даже слеза пробила — сообщила сестра мужа, Раиса, расставляя тарелки на столе.

— Да и пела так, что мороз по коже. Где ты такие песни слышала? — спросила старшая невестка Зинаида, нарезая колбасу.

— Это моя песня, я сама её сочинила — ответила Валентина, усыпляя дочь .

— Как сама, и музыку что ли — удивилась Зинаида.

— Да и слова и музыка, всё сама. Так интересней. Песни все слышали, знают, и вдруг что-то неизвестное, новое.

— Надо же, какие таланты в Тебе пропадают — съязвила Раиса.

— Почему пропадают? Она же не сидит дома, даже вон племяшку  на работу таскает. С Валентиной интересней в клубе стало. Всем нравится. Так что она свой талант не зарыла! Она им всех радует! — подчеркнул Виктор, усаживаясь за стол.

— Молодец тёзка! Я знал, что ты молодец! Знал! Это я про тебя Толику рассказал! — похвастал Валентин, поднося стулья к столу.

Вскоре стол был накрыт и вся родня расселась вокруг него.

— Давайте-ка помянём нашего Евгения Алексеевича. Золотой был человек. Фронтовик!— предложил Валентин.

— Толька, а помнишь, как он к нам в гости пришёл и пряники принёс?

— Помню, чё не помнить –то, мы же пряников не видели. У мамки денег не было их купить.

— Откуда у мамки деньги, когда все за "палочки" работали. А ты как увидел пряники, так и мамку просить стал:" мам, дядька хороший, пряниками кормит, пусть с нами живёт"—  добавила Раиса.

— Да уж, хватили мы лиха. Ничё не скажешь. Мужиков в колхозе не было. Да и те, что пришли,  то слепые, то без рук - без ног. За ними ещё ходить надо было —  с горечью в голосе произнесла Варвара.

— Надо к дедушке с бабушкой съездить, пока огород ещё не копаем — наклоняясь к мужу, сказала Валентина.

—   Какой разговор, давай съездим. Может что – то помочь им понадобится
— согласился муж.

 — Тогда предупреди мать, чтобы не обиделась, что мы в Балыксу уедем. А то она будет ждать огород вскапывать— предложила Валентина..

— А мы не будем его вскапывать, я лошадь возьму и мы вспашем.

— Вот и хорошо. Когда едем? Давай я праздничные вечера проведу и можно сьедить. У тебя всёравно выходных нет, отгул можно на любой день выпросить.

Николай с Пелагеей  приезду семьи внучки, были очень рады.

— Белоголовенька кака — любуясь правнучкой, говорила Пелагея — бышить на отца пошибат. Но это по- всякому можать быть. Родится на папу смахиват, а вырастит, на маму походить станет.

— Мне всёравно, только бы здоровенькая была. Это великое горе, когда ребёнок болеет. Я даже сознание теряла, когда ей внутривенные уколы делали.

— В наше время всё было по- другому. Если баушка хороша, то младень не нахлебатся. Счас робят молоды вокругом, чё они понимают? Вот и получатся тако горе. Ой, не знаю, как вы жить будите, кавда мы все примрём?

Впервые в жизни бабушка с внучкой говорили и говорили и всё никак не могли наговориться.
Валентина рассказала бабушке про то, как в гостях у матери была, и про операцию и про загулы отчима и про голодовку тоже.

— Вот истранди его-то! Кто бы тако подумать мог! Ах ты язви его –то, морить жену, это пошто так? А как жить дальше? Надёжа рази есть на него? Мать –то тебе хоть чё прописыват, как чичас? Нам уж давно ничё не прописывала. Ай, нет, открытку присылала на день Победы. Но про себя ничё не прописала. Как она там.

—  Я попросила её, если что так сразу позвонить мне. Вот Алёнка подрастёт, так надо к ним съездить.
 
— Съезди, дочка, съезди. Поправедуй мать.Он ведь знашь как, плоха ли хорошо, а мать ведь. Мать, она одна.

— Ба, вам помочь картошку посадить?

—  Мы отсадились. Я шумнула своим приятельницам, они пришли с мужиками, мы всё и управили.

— Это что у тебя за приятельницы такие? — рассмеялась внучка.

— Да молоко берут, суседки. Вот за огородом на Больничной живут.  Люди молоды, сильны, всё быстро управили. Хороши люди.
А я им молочка дам, не поскуплюсь и медоушки на праздник поднесу, и они рады и мне благость — делилась бабушка новостями с внучкой.
Слушает Валентина и думает
—  Надо же , вот ведь бабушка и в свои восемьдесят с лишнем, а какой организатор! Сколько живу, столько и вижу, что и они людям помогают, и люди им с дедом ни в чём не отказывают.
.
А Николай увёл внучатого зятя в свою столярку и с большой радостью похвалился старый пасечник  новыми колодками, которые изготовил за длинную зиму.

— А вот эта колодочка из сухостойника с той вон горы. Осинка попалась. Осинка, она лёгонька, но тёплая. Обнесу её изнутри топлёным воском, пчела и рада будет. Ей меньше работы.

Он рад был рассказать про все хитрости и все секреты пасечной работы. Когда все новые колодки были осмотрены,  а секреты рассказаны, Анатолий спросил:
— Бать, чем-то помочь? Пока мы тут, так чем-нибудь можем помочь.

— Да, чем? Нечем. Огород посадили, забор подлатал. Нечего помогать. Отдыхайте. Обед уже, пошли отобедаем, чем Бог послал.

За обеденным столом Анатолий сказал Валентине:
— Я с вечерней домой поеду, а ты пока погости тут.

— Ну, если помощь не нужна, так чего зря здесь сидеть, конечно поезжай. Выспишься хоть без нас — засмеялась Валентина.

Анатолий уехал, а Валентина осталась ещё на денёк у бабушки с дедом.

— Батя, правнучку –то надо в баньке поправить, ты истопи нам, мы напаримся — целуя маленькие пальчики малышке,  сказала Пелагея..

— Ну, так чё, я быстро. Не зима, баня быстро сготовится — заверил Николай жену и отправился топить баню.  Через час баня была готова.

— Осподи Бласлави младеня здровым паром, целебным жаром, благостной водой банной. Банная вода от притки добра, от дурного глазу, от злых людей, колдунов, ворожей — приговаривала Пелагея, обмахивая малышку берёзовым веником, и обливая тёпленькой водой. Девочка, лёжа на коленях прабабушки кряхтела, облизывала с губ воду, но не плакала.
А прабабушка и так повернёт правнучку и этак и каждую косточку своими руками с приговорами, да молитвами прогладит. Руки намылит, да по спинки ими поводит. То легонько за ручку потрясёт, то за ножку потянет.

— Растите ножки ровны, как берёзки. Крепки, да выносливы как каменья
Будте ручки крепки, да умелы
А глова умом будь ловка, да разумна! Спинка ровна, да длинна — обливая тельце младенца чистой водой — приговорила прабабушка, потом обратилась к внучке:
 — Давай-ка мать нам другу пелёнку, сухоньку, мы напарились, намылись, споласнулись. Можно забирать.
 
Валентина завернула в чистую пелёнку дочь и собралась дать ей грудь, но бабушка успела предупредить:

— Грудь не давай! Нельзя! Ей водички  испить надобно. Она пропотела, прогрелась, водичку ей дай. Неси домой, да напои. Вот как жар с тельца схлынет, тавда корми.

— Хорошо. А почему?

— Ну как почему. Вот ты напаришься, что ты пельмени ешь? Нет, воду или квас пьёшь. А для неё твоё молочко, это еда, а ей-то пить хочется. У неё внутрях жар, молоко быстро свернётся, резиной будет. Животик болеть будет.

— Поняла, ба. Спасибо.

— Беги, домой, беги, а попарюсь. Младень напарилась, от бани отойдёт, накормишь, до утра спать будет.

Всю ночь гости спали непросыпаясь.
Утром малышка разбудила свою маму, она проголодалась. Валентина накормила дочь и та вновь уснула. Такое за четыре месяца было впервые, чтобы не просыпалась дочь всю ночь, да ещё и утром опять уснула.

— Спи моя сладенькая, набирайся сил. Бабушка говорит, что во сне человек выздравливает. А здесь место благодатное, всегда меня на ноги ставило. Дом на роднике. А может он какой – нибудь особенный, целительный родник? Всё здесь особенное! Это Балыкса!

Выйдя на кухню, Валентина увидела, что стол заставлен мисками со сдобой, прикрытой полотенцем, а дедушка с бабушкой отдыхают.

— О, встала? А мы прилегли, чтобы вас не будить. Я в духовке всяки пироги разогрела, да каралек твоих любимых  на сметане напекла . Молочка парного надоила. Можать щи похлебашь? У меня готовы —  предлагала Пелагея внучке.

. — Я всё буду, ба. Всё! А вы поели?

— Ну да утром ели, а чичас ещё можно. Время уж одинадцать доходит, обед

— Я спала как в детстве. Алёнку покормила в шесть и опять  мы с ней уснули. Она ещё спит.

— Это всё ладно, всё по путе! Да, здоровья набиратся. Таку беду младень перенёс, выправляться надо. Все хворобы надобно с раннего детства выгонять, а то они потом аукнутся.

— Как хорошо дома, баб. Я очень соскучилась.

— Можа куда сбегать хошь, так сходи, девчонка- то смирёна, я поняньчусь.

— Не-е баб, это она после бани такая. Она у меня вообще-то ручная девочка. Сама себе лежать не будет, ею надо заниматься, развлекать —  рассмеялась Валентина.
В это время на дворе залаял пёс.

—  Чёта Жулька злаил, надо глянуть, кто тама? — она  быстро выскочила за дверь и вернулась с Петром Назаровичем Муратовым, директором школы.
В это время послышался детский плач и, Валентина метнулась в другую комнату.

— Добрый день, где тут наш знаменитый пасечник, друг и учитель? А? Отдыхает? Я пришёл навестить, да и узнать, как вы тут поживаете, может помочь чем?

— Живём не тужим, родине служим — отозвался Николай.

— Петро Назарыч, присаживайся к столу, мы ещё не обедали, коль не моргуешь, отобедай с нами.

Пётр Назарович никогда не позволял себя уговаривать, рассмеявшись, он взял стул за спинку и подставил к столу.

Как только Валентина услышала голос директора школы, так сердце её сжалось. Она вновь почувствовала угрызение совести.
Она взяла дочь на руки, приложила к груди и тяжело вздохнула.

— Гости у вас? — спросил Пётр Назарович, услышав детский плач.

— Валентинка с дочкой приехала погостить.

— Это хорошо. Она ж в Тебе живёт?

— Та-ам — ответил Николай.

— Всё хорошо у неё?

— Да, муж ладный попал, не обижат, заботливый — сообщила Пелагея.

— Это хорошо. А как с институтом, закончила?

— Эт у неё спрашивать надоть. Дочку покормит, да придёт, ты и спроси— посоветовала Пелагея.

Валентина переодела дочь и вышла вместе с ней на кухню.

— Здравствуйте Пётр Назарович — улыбаясь, поприветствовала она директора школы.

— Здравствуй, здравствуй. А я тут у твоих деда с бабой спрашиваю, как у тебя с институтом?

— Отчислили. Болела два года подряд. Сейчас вот ребёнок маленький.

— У тебя сколько, три-четыре курса.

— Четыре.

— Давай мы с тобой так поступим, за лето ребёнок подрастёт и, к августу ты ко мне подъезжай. В институте усовершенствования учителей есть курсы для учителей начальных классов. Возьми документы в институте, что у тебя неполное высшее педагогическое образование, а я тебе дам выписку, что ты
работаешь в нашей школе. Пройдёшь курсы и пойдёшь работать по специальности, а там глядишь и восстановишься в институте

— Хорошо, я постараюсь.

— Постарайся, это тебе нужно — многозначительно произнёс педагог.

Когда муж приехал за Валентиной с дочкой, она сказала:
— Толик, а меня Пётр Назарович на курсы в институт посылает. В августе велел к нему за документами приехать. А потом в институт усовершенствования учителей .

—  Это ты решай, что тебе нужно. Я мешать не буду.

— А дочку с кем? Её же в институт не возьмёшь, это же не в клуб на работу, это учиться.

— Не ломай голову, время подойдёт, там и решим, как быть.

Продолжение следует