Прошло почти три года. В начале августа 1972 года я ушёл в очередной отпуск. В военно-медицинском отделе округа мне предложили «горящую» путёвку в санаторий. «Парные» путёвки (для офицера и члена семьи), особенно в «бархатный» сезон, уже давным-давно были распределены между генералами штаба округа. Так что, я поехал один и нежданно-негаданно оказался в Крыму в военном санатории «Фрунзенское».
Санаторий располагался у подножия горы Аю-Даг рядом с Центральным санаторием Министерства обороны «Крым». Одно из лечебных отделений возглавлял мой тёзка - подполковник медицинской службы Анатолий Сокольский, с которым в далеком 1960 году мы учились на Высших академических курсах по неврологии при Военно- медицинской академии имени Кирова в Ленинграде. Понятное дело, что он поселил меня в самый лучший корпус, буквально в двадцати метрах от пляжа, в двухкомнатный люкс с большим балконом и видом на море. Пару дней я жил в номере с пожилым генералом в отставке, а когда он уехал, я остался в шикарном люксе один.
Но, как говорят: «случайности случаются»! — Примерно через неделю после моего приезда, во время обеда в столовой за одним из столиков я увидел... Ирину Антоновну! Почему я не видел её раньше на территории санатория, на пляже или в столовой — понятия не имею. Возможно, мы приходили в разное время, а на пляже оказывались далеко друг от друга. Да и жили мы в разных корпусах.
Можете себе представить, как я обрадовался! Честно признаюсь, я даже почему-то немного испугался. Случайностей в моей жизни бывало довольно много, как хороших, так и не очень. И вот опять случайность: неожиданная встреча с любимой женщиной. И где?! В Крыму, у самого Черного моря. Я задумался: к чему бы это? Неужели будет «курортный роман»? Господи! Ну, зачем Ты устроил нам эту встречу? К счастью или… может быть, совсем наоборот? Что сулит нам эта встреча, и чем она может завершиться, я не мог даже предположить.
Могу сказать, что за время, прошедшее со дня нашего расставания с Ириной Антоновной, я часто вспоминал о ней, но сейчас чувство любви к этой женщине, дремавшее где-то в глубинах души, вдруг вспыхнуло ярким пламенем, словно затухающий костёр, в который внезапно плеснули бензин.
И тут я дал волю фантазии. Я размечтался! — Моя Любовь Высшей Красоты здесь. Я буду видеть и слышать её каждый день, лежать рядом с нею на пляже. Мы станем вместе плавать в тёплом море, бродить по окрестностям, подниматься на гору Аю-Даг, ездить на экскурсии. Она будет приходить ко мне в люкс. Мы будем пить прекрасные массандровские вина, ходить на танцплощадку и танцевать танго. Однажды она останется в моем люксе до утра… и забудем мы с нею про Любовь Высшей Красоты, занимаясь земной любовью...
Боже мой! Размечтался дурак. Моя бабушка — тоже Ирина Антоновна, иногда о моих детских мечтах говорила так: «Дурак мыслями богатеет».
Я быстро закончил с обедом и спустился на первый этаж к выходу из столовой. Решил подождать Ирину Антоновну внизу и незаметно смешался с толпой отдыхающих, выходивших из столовой. Когда Ирина Антоновна со своими соседками по столу проходила мимо меня, я негромко сказал:
— Ирина Антоновна! Можно вас на минуточку?
Она обернулась, замерла от неожиданности и буквально вскрикнула:
— Боже мой! Анатолий Ефимович! Какими судьбами? – и шагнула ко мне.
Мы обнялись. Она поцеловала меня, прижалась ко мне и почему-то заплакала. Женщины, с которыми она шла, с удивлением смотрели на нас. Повернувшись к ним, Ирина Антоновна, вытирая рукой слезы, радостно произнесла:
— Девочки, это Анатолий Ефимович, мой сослуживец по Алма-Атинскому госпиталю. Он — врач. Подполковник. Невропатолог. Знакомьтесь, пожалуйста.
Мы познакомились. Я запомнил имя только одной симпатичной женщины, потому что звали её Тамара, как и мою жену. Дамы постояли с нами несколько минут и ушли, сославшись на неотложные дела. Мы остались с Ириной Антоновной вдвоем. После короткого обмена информацией — «когда прибыл, в каком корпусе разместили и прочее», мы как-то вдруг внезапно, не сговариваясь, перешли на «ты», отбросив высокопарность.
— А теперь пойдем сядем на скамью, и ты расскажешь мне все Алма-Атинские новости: о госпитале, моём бывшем начальнике Александре Владимировиче, наших коллегах, своей семье.
Я рассказал ей всё, о чем она просила. Мне она поведала, что вскоре после переезда из Алма-Аты, её мужа из Ташкента перевели в Термез на должность заместителя командира мотострелковой дивизии, что их дочь поступила в Ташкентский мединститут, а сама она опять работает в военном госпитале. В санаторий приехала неделю назад, договорилась с врачом, что никаких процедур, кроме общего массажа и кислородного коктейля, принимать не будет. Планирует просто отдыхать и ездить на экскурсии, поскольку никогда здесь не была, но слышала и читала о Крыме много интересного.
Ну а дальше все пошло по традиционному в таких случаях сценарию. Вечером после ужина и до самого отбоя мы с Ириной гуляли по длинной набережной: почти от подножия Аю-Дага до «малого медведя» и пристани. Те, кому довелось отдыхать в Центральном военном санатории «Крым» или санатории «Фрунзенское», должны прекрасно помнить этот маршрут.
Тёплыми августовскими вечерами набережная шумела, почти как Невский проспект в Ленинграде или улица Горького в Москве. Отдыхающие двух санаториев и местные жители, а они вечерами тоже приходили на танцплощадку и гулять у моря, называли набережную «Фрунзенским Бродвеем». Говорили, что когда-то между двумя санаториями стоял металлический забор, но какой-то из министров обороны (министры, их заместители и многочисленные родственники всегда отдыхали в санатории «Крым») дал команду убрать его, и с тех пор территория двух военных санаториев стала общей.
Устав от ходьбы по «Бродвею», мы с Ириной спустились на пляж. Сели на лежаки, я обнял её за плечи, моя правая рука оказалась на ее пышной груди. Она не убрала мою руку, теснее прижалась ко мне, но тихо и очень чётко, как мне показалось, с некоторой укоризной произнесла:
— Толенька! Ты, наверное, забыл наш разговор ночью в твоём кабинете о том, что существует Любовь Высшей Красоты? Я повторила тебе эти слова по телефону, когда уезжала из Алма-Аты. Я понимаю тебя, как мужчину, но давай останемся такими, какие мы были тогда. Не стоит нам становиться земными любовниками всего на несколько дней и ночей. И потом, я говорила тебе, а ты мне, что семья для нас обоих — это святое. Я никогда не изменяла мужу и не собираюсь этого делать, — и после короткой паузы она добавила: — Даже... даже с тобой. А руку не убирай. Мне приятно твоё прикосновение, но на большее ты не рассчитывай. Надеюсь, что ты, как и я, рад, что у нас с тобой будет почти две недели для встреч и общения. Нам не надо будет таиться, бояться чьих-то осуждающих взглядов. Помнишь, как ты напевал: «мы вдвоем, поздний час», — и она еще теснее прижалась ко мне.
С моря тянуло прохладой, у наших ног ласково плескались волны, на танцплощадке рыдал саксофон и тонкий девичий голосок пел «довоенное старое танго». Мы долго любовались яркой полной луной и звездами. Южное небо особенное, чёрное. Луна, звёзды казались так близко… Изредка звездочки падали, и мы, как в далеком детстве, загадывали желания, а потом спрашивали друг у друга:
— А что ты загадал?
— А ты?
— Думаешь сбудется?
— Не знаю... Может быть... Надеюсь...
Я проводил Ирину в корпус. Договорились утром после завтрака встретиться на пляже, поскольку по прогнозу обещали жаркий день и полный штиль на море. Долго прощались. Она нежно поцеловала меня в щеку, и я пошёл в свой люкс.
Рано утром я сходил на пляж, поставил в самом лучшем, по моему мнению, месте рядом два лежака, положил на них полотенце, майку, старые газеты и журнал, дав понять отдыхающим, что эти места уже заняты. Кстати, не помню случая чтобы кто-то позволил себе занимать такие «меченые» лежаки.
До обеда мы загорали, купались в море, дурачились, как дети. Ирина долго плавала от «министерского» пляжа до «малого медведя» и обратно.
Когда мы стали собираться на обед, она сказала:
— Толя! У меня есть предложение: давай после обеда немного отдохнём, а часа в четыре сходим на «Медведя». Соседка рассказывала, что подниматься на смотровую площадку трудно, но зато впечатления от похода получаешь потрясающие.
— С удовольствием. С тобой, Ирина, готов идти хоть на край света,
— Не увлекайся, дорогой. Женщина — существо коварное. Не успеешь оглянуться, как она уведёт тебя «далеко и надолго», — улыбнулась Ирина.
— Может быть, но только не такая, как ты.
— А ты, Толя, оказывается доверчив, как дитя малое. Ну, ладно, пошли на обед и собирайся в поход. Узнай, пожалуйста, у дежурной медсестры — она ведь местная, по какой тропе нам лучше взобраться на гору. А я узнаю, по какому маршруту ходила моя соседка.
На мой вопрос о тропинке на «Медведя» медсестра удивленно пожала плечами: — Не знаю. Я туда никогда не ходила.
Как мы поднимались на смотровую площадку — отдельная песня.
Чётко обозначенной тропы, ведущей к площадке, не было и в помине. В некоторых местах приходилось карабкаться вверх буквально на четвереньках, цепляясь за тонкие колючие ветви и корни кустов. Но мы всё-таки добрались до цели. Никакой оборудованной площадки на горе мы не нашли. Просто у края отвесного обрыва к морю кто-то соорудил шаткую оградку из тонких веток. А вид с этого уступа на море и далёкие окрестности открывался действительно чудесный. Вокруг была звенящая тишина. Никакой живности и даже птиц на горе мы не увидели и не услышали. Только где-то далеко внизу большие морские волны с шумом разбивались о скалы и беспокойно кричали чайки.
— Толя! У меня такое впечатление, что мы с тобой оказались в каком-то первозданном мире, — глядя вдаль и на скалы, тихо сказала Ирина.
— Ты права. Так и кажется, что сейчас из-за этой скалы выползет какой-нибудь динозавр или ящер.
Мы посидели на чахлой траве на краю обрыва не более тридцати минут, отдышались, пожалели об отсутствии у нас фотоаппарата и стали собираться в обратный путь. Спуск с горы оказался ничуть не легче, чем подъём. Уставшие, мы сразу пошли на пляж и почти до самого ужина нежились в ласковом море.
Дни наших «крымских каникул» с Ириной мелькали один за другим, как пейзажи за окном скорого поезда. Мы принимали участие во всех предлагаемых клубом санатория экскурсиях и сами ходили через перевал в Артек и Гурзуф. Вечерами гуляли по набережной, были на танцплощадке, где играл местный эстрадный оркестр, и две молоденькие девочки неплохо пели модные песни.
В дни, когда погода капризничала, мы уходили с Ириной в клуб санатория «Крым». Там на втором этаже находилось небольшое, но очень уютное кафе где мы спокойно общались, пили полусладкое советское шампанское, лакомились пирожными и мороженым с ароматным вареньем из лепестков роз. Иногда по утрам ходили на маленький рынок недалеко от санатория, покупали необыкновенно вкусные, огромные мясистые помидоры со странным названием «Бычье сердце», а в магазине «Вино» — массандровский белый портвейн.
Ирина каждый день приходила ко мне в номер. Я попросил Сокольского, чтобы он предупредил медсестёр не препятствовать Ирине проходить в корпус и ко мне в люкс. Помню, как она впервые пришла ко мне в номер и поразилась убранству. Тогда люксы, как правило, предназначались для размещения генералов и членов их семей. В одной комнате стоял небольшой диван, стол, два кресла, а также холодильник, телевизор и сервант с набором посуды и красивых бокалов. В санузле был душ, в котором Ирина, кстати, несколько раз мылась потому, что в её корпусе санузел и душ был один на весь этаж в конце коридора. Ирина восторгалась:
— Ну, Толик! Однако, твой тёзка хорошо тебя разместил. Ты ещё подполковник, а живешь, как генерал. Может, сдашь мне в аренду свободную койку?
Я смеялся:
— Оставайся. С тёзкой я договорюсь. Неприкосновенность гарантирую, никаких домогательств не будет. Ты меня, слава богу, хорошо знаешь. Только Любовь Высшей Красоты.
Однажды у входа в столовую появилось объявление: «Уважаемые отдыхающие! Сегодня в клубе санатория состоится встреча с хоккеистами ЦСКА и сборной СССР. Во встрече принимают участие: Валерий Харламов, Владимир Лутченко, Александр Волчков, Владислав Третьяк. Начало в 17 час. Вход свободный».
Ирина тут же сказала мне:
— Мой муж безумно любит хоккей и болеет за ЦСКА. Мы с тобой пойдем на эту встречу?
— Обязательно... Я тоже болею за ЦСКА.
— Как было бы здорово сфотографироваться с хоккеистами и получить автографы. Представляю, как будет рад муж, если я привезу ему своё фото с хоккеистами и их автографы. Надо на всякий случай взять с собой ручку и блокнот или тетрадь. У меня их нет. У тебя есть?
— Ручка есть, а блокнота нет. Попросим их расписаться в санаторных книжках. Там последние страницы чистые.
— По-моему при убытии из санатория книжки надо сдавать...
— Книжки сдадим, а последний листок аккуратно отрежем... На
память...
Клуб санатория был летний, открытый, без крыши. Вместо кресел стояли обычные деревянные лавки. В клубе - аншлаг. Все места заняты. На встречу с хоккеистами пришли не только отдыхающие, но и жители посёлка и сотрудники санатория. После окончания встречи хоккеистов плотным кольцом окружили зрители. Все хотели сфотографироваться с игроками и получить автографы. Начальник клуба, он же фотограф санатория, был нарасхват. Нам с Ириной удалось сфотографироваться с Третьяком и получить автографы всех хоккеистов. Лист из санаторной книжки с автографами и фото с Третьяком я храню до сих пор.
По выходным дням женская и мужская волейбольные команды ракетчиков играли товарищеские матчи с командами из Симферополя, Севастополя и других городов Крыма. Мужскую команду «Искра» тренировал чемпион олимпийских игр по волейболу Чесноков Ю. Б. На играх всегда присутствовали большие любители волейбола: Главком ракетных войск Главный маршал артиллерии Толубко В.Ф. и, отдыхавший в санатории Крым, Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба ВС СССР Куликов В.Г.
Ирина рассказала мне, что во время учебы в институте она играла в волейбольной команде лечебного факультета. Я играл в волейбол во время учёбы в школе, институте, на военно-медицинском факультете. Понятное дело, что мы с ней не могли пропустить эти игры, и вместе с маршалами и другими отдыхающими, болели за команды ракетных войск. Посмотреть игры и поболеть за игроков приходили: военный корреспондент Тимур Гайдар, тренеры сборной СССР по хоккею и баскетболу Виктор Тихонов и Александр Гомельский. Все они отдыхали в санатории «Крым». На небольшой трибуне собиралась очень солидная компания
А когда срок нашего пребывания с Ириной в Крыму подходил к концу, природа преподнесла отдыхающим ужасный сюрприз. Два дня круглые сутки лил дождь с ураганным ветром, на море бушевал шторм. Отдыхающие прятались в корпусах. Ходили только в столовую. А на третий день с утра в горах громыхала сильная гроза, и опять был ливень.После обеда мы с Ириной еле успели из столовой добежать до моего корпуса, как снова начался сильнейший потоп с грозой. Через некоторое время, уже в номере, мы услышали ужасный грохот, какой-то непонятный шум и крики людей.
Оказалось, что вода в горах разрушила плотину и потоки камней и грязи по руслу небольшого ручья, протекавшего через посёлок к морю, хлынули и на посёлок, и на санаторий. Сель погубил свиноферму, старый уникальный парк санатория, где росли несколько деревьев, которых не было даже в Ботаническом саду, снёс все мосты и мостики, основательно разворотил пляж, в том числе и санатория «Крым». Отдыхавший в это время в санатории Главком РВ СН Толубко В.Ф. сразу вызвал военно-строительный отряд, технику, и последствия селя с помощью отдыхающих довольно быстро устранили. До этого мы ходили в столовую босиком по лежакам — грязи было по колено.
Ирина эту непогоду пережидала у меня. Я уступил ей свою койку. Она спала на моей кровати в спальне, а я, чтобы не смущать её, несколько ночей, согнувшись в три погибели, спал на маленьком диване в другой комнате.
Ирина шутила: — Я просила тебя сдать койку, и видишь, природа помогла мне.
После ужасного селя и сильного шторма пляж закрыли на ремонт. Море долго оставалось грязным, купаться не разрешали, да никто в общем-то и не пытался входить в мутную воду. Ирина приняла решение улететь домой на два дня раньше положенного срока. Я попросил Анатолия разрешить ей до отъезда жить у меня в люксе. Он не возражал, но улыбнувшись сказал мне:
— Только смотри, без фокусов. Не давайте повода персоналу
сплетничать.
Ирина и я понимали, что возможно эта случайная встреча в санатории будет последней в нашей жизни, и вряд ли мы когда-либо встретимся снова, и потому с утра и до позднего вечера мы не отходили друг от друга — говорили, говорили и не могли наговориться.
Отъезжающих в аэропорт и на вокзал Симферополя отвозил санаторный автобус два раза в сутки: утром после завтрака и вечером после ужина. Самолёт рейсом «Симферополь-Ташкент» улетал ночью. Я хотел поехать с Ириной в аэропорт, но она категорически возражала:
— Не делай глупостей. Как ты будешь ночью возвращаться в санаторий? Троллейбусы «Симферополь-Ялта» ночью не ходят, а за такси тебе придётся платить туда и обратно. Скажи, зачем это тебе нужно? Я сама доберусь, не маленькая...
Перед тем как идти на автобус мы выпили по бокалу массандровского белого портвейна, который так нравился ей, посидели обнявшись на маленьком диване, поцеловались на прощанье. Перед посадкой в автобус Ирина сказала:
— Ты помнишь наш последний разговор по телефону, когда я уезжала в Ташкент?
— Конечно помню.
— Я повторю тебе те слова: «запомни, что на свете есть женщина, которая любила и любит тебя самой возвышенной и божественной любовью. Любовью Высшей Красоты».
И она уехала. Я вернулся в свой люкс, сел на диван, на котором несколько минут назад сидела Ирина, допил портвейн и долго размышлял о том, как порой несправедлива судьба по отношению к нам смертным. Через два дня я тоже улетел домой, в Алма-Ату.
Фото из интернета. Продолжение - http://proza.ru/2024/05/13/552