Для игры "Путешествие в дилижансе"
http://proza.ru/2024/07/01/169
– Ну, а ты? Можно подумать...
И я подумала. Я подумала об одиноком ужине, о журавле в небе, об отпуске с очередной незнакомой тургруппой, и о том, что Оля хотела мне сказать, но осеклась. Какое слово – "осеклась". Наверное, от корня сечь. Или нет? Я как в тумане вышла из столовой, спустилась по лестнице, прошла проходную. Дядя Лёша крикнул мне в вдогонку:
– Эй, Смирнова!
Но я не обернулась. К остановке подошёл автобус, я не глядя зашла. На ногах были мягкие мокасины, в которых хожу на работе. Я вообще выглядела странно – в широких удобных холщовых брюках, ковбойке, такой, как носили больше тридцати лет назад и вязаной жилетке. Для полного счастья не хватало платочка, как у Купченко в "Одинокой женщине". Можно подумать...
А о чём тут думать? Когда и так всё ясно.
Мы проехали под хордой, в незнакомых уже мне местах. Осеклась... Ну и пусть. Я теребила край манжета. Эти ковбойки куплены были сто лет назад. Мама взяла их сразу пять штук одинаковых по привычке, выросшей из советского дефицита. И две ещё лежали нераспечатанные в диване. Светло-серые с серыми, коричневатыми, тонюсенькими красными и расплывчатыми охристыми клетками. Симпатичные такие, удобные ковбойки. Пережили и маму, и папу. Может и меня переживут? Ну и пусть. Я уже начинала понемногу видеть людей, остановки, небо и деревья, вспомнила, что весна.
В автобус зашли женщина с подростком. Они разговаривали сначала тихо, потом громче. Потом она воскликнула на весь автобус:
- Ты как будто в параллельном мире. Как будто не имеющем отношение к реальности. Аууу! - помахала рукой перед его лицом. Он был выше неё на голову. Сделал рожу кирпичом. Стоял и смотрел в окно, словно мать находилась в другом месте. Видимо, как можно дальше. Ему хотелось сгореть со стыда за неё. Уши покраснели. Я прямо чувствовала своими ушами, какие его уши горячие. А мать сжимала рукой сумочку, я это видела очень хорошо. Сжимала и натягивала ремешок, который впивался в плечо.
На конечной я не вышла, зачем? Но в салон поднялся водитель, восточный человек, старше меня намного увидел меня. Усы густые и седые, лицо смуглое, морщины на лбу и у глаз, как у моржа. Я была уже готова броситься к выходу, на бегу извиняясь. Но подумала, нет. Если уж так, делай, что никогда бы не сделала.
– А можно я не буду выходить?
– У вас всё нормально?
– Ну, в общем да.
– Вам принести кофе?
– Я замужем, – соврала я.
– Я тоже, – рассмеялся он, и забавно развёл руками, потом сделал ладонями как бы отталкивающий жест – это не подкат. Вышел из автобуса. А я сидела и думала, какой хороший человек. Вот бы мне жить в этом автобусе. Я могла бы мыть окна, пылесосить велюр сидений и продавать билетики. А ночью охранять салон от чужаков и читать детективы, лёжа на длинном заднем сидении, приладив к поручню небольшой ночник. Что за чушь, ведь он стоит в автобусном парке, этот автобус, от кого его охранять? Просто мне не хотелось домой, в свою хоть и любимую, но пустую квартиру. Не хотелось на работу, потому что я не в состоянии больше разговаривать с Ольгой. Ведь эти разговоры никогда не приносили облегчения. Что делать, если она такая правильная, а я бестолочь. Никаких журавлей, говорила Ольга, никаких принцев на белых конях, надо исходить из синицы, вот она, в руке. Может она права в конце концов? Сдался мне этот принц? Вот я вполне могла бы жить в автобусе или быть дочерью этого добрейшего моржа. На худой конец пятой женой в гареме. Носила бы платок и нянчила ребятишек.
Пришёл морж с двумя стаканчиками кофе. Мне вдруг стало так хорошо и спокойно, так легко. Да и кофе был вкусный. Под соседним сидением валялась крошечная детская вязаная голубая пинетка. Я зачем-то подняла и засунула её в карман брюк.
Когда вышла на Щёлковской, рядом с автовокзалом, услышала, как призывно пыхнул междугородний автобус "Москва—К.". Он был почти заполнен.
И вот я уже с полчаса ехала в междугороднем автобусе в каком-то оцепенении, анабиозе. Я очнулась, поняв, что выбрала солнечную сторону. Между занавесками светилась яркая полоса, и теперь, когда я закрывала глаза, она делалась фиолетовой в темноте под моими веками и никуда не пропадала. В смартфоне было тринадцать звонков и десять сообщений от Ольги, но я не стала отвечать.
Рядом сидела беззубая старушка, морщинистая и высохшая, шамкая, сосала кусок чёрного хлеба. Я вдруг проголодалась. Она словно услышала мои мысли:
– Вот приедем ко мне в Озёрки, а у меня пирожки с капустой заморожены в морозилке. Мы чаёк заварим и пирожки разогреем, – за счёт беззубости речь её была глуховатой и округлой.
– А в Озёрках озеро? — как ни в чём не бывало спросила я.
– У нас два карьера от торфоразработок и озерцо. Ну увидишь.
Мне было одновременно странно от нашего разговора, смешно и радостно. Вдруг она Баба-Яга? Но почему бы и не погостить у бабки?
– А как вас величать?
– Александра Васильевна. Или баба Саша.
– А меня Наталья.
– Хорошая рубашечка, – баба Саша поскребла меня по руке, – Всё наладится, а как же.
На остановке Трубино нас подобрал Отец Александр, дядька необъятной толщины с густой бородищей. Он загрузил баб Сашин рюкзак в багажник доисторического маленького Жигулёнка. Дороги в Трубино были – одно название, а когда выехали на просёлок стало того хуже. Не то что разговаривать, дышать было трудно от тряски. Эх, хорошо-то как было в автобусе! Но с другой стороны, я понимала, что теперь должна следовать логике своего путешествия, а точнее её отсутствию.
Когда мы добрались, Отец сказал бабе Саше:
– Колюня траву покосил, я кур, поросёнка кормил, коза в порядке.
– Спасибо тебе, спасибо, родной, – прошамкала бабушка.
Дом был небольшой, но ладный. Голубой в серую облупленную рябушку, с белыми, явно недавно поновлёнными свежей краской резными наличниками. Нас встретил взлаивающий и взвизгивающий от радости рыжий пёс. Бабка ласково приговаривала ему:
– Ну-ну, пошёл, ну-ну...
В избе сухо пахло гречкой и какой-то сладостью. С печи спрыгнул и прошёл мимо камышовый кот. В его походке и поднятом вверх хвосте чувствовалось радостное возбуждение и достоинство. Баба Саша сказала:
– Вон две канистры, на колонку сходи. Через три дома направо. И дверь-то затворяй. Комары уже.
На дворе был совсем летний вечер, и вдали, наверное над озером, поднимался туман.
Когда я вернулась, баба Саша нарядилась в розово-голубой фланелевый халат, похожий на больничный, сразу стало понятно, какая она худющая и сгорбленная, буквально, как крючок. Она уже подавала на стол. От плиты пахло греющимися пирожками. Под конец трапезы бабушка сказала:
– Ну, переночуешь, а завтра поедешь дальше. Всё правильно. Совет-то некому дать, подсказать. Нет, ты езжай, не всё дома-то сидеть. Под лежачий камень... Всё будет хорошо. А как же.
Мне почему-то хотелось запомнить эти ничего не значащие слова, но они мгновенно улетучились из моей головы, как пар от чашки с чаем. В голове крутилось только "всё правильно... а как же". Я начала задрёмывать. Но прежде чем лечь на топчан за печкой и укрыться толстым ватным одеялом, я всё же набрала Ольге: "У меня всё нормально. Напиши от меня неделю за свой счёт. Скажи – срочно поехала к родственнице на свадьбу."
Я засыпала с мыслями о том, как хорошо быть такой бабой Сашей. Все её любят, уважают. Наверное, она бывшая учительница или врач, а может просто хороший человек. Я была бы бабой Наташей, вставала в пять утра, кормила кур и поросёнка, собаку и кошку, пекла пирожки. Потом приходили бы случайные люди, но очень знакомые и родные, мальчишка сосед приносил бы только что пойманную мелочь на уху, а я, баба Наташа, давала б ему пирожков, конфет и пряников. И неизвестный мне Колюня, в моём представлении рыжий, конопатый, полноватый, пил бы чай у окна. А Отец Александр... я не додумала эту мысль и уснула.
Утром баба Саша со словами "Холодает" дала мне салатовую куртку, оранжевую шапочку и старые чёрные подростковые ботинки. Всё подошло мне, как будто для меня покупалось. Я оставила ей мокасины и жилетку. Колюня, белобрысый угловатый парень лет двадцати, отвёз меня к автобусу на мопеде.
Когда я осталась одна на трассе, я было подумала, что всё, достаточно чудить. Перейти бы на ту сторону, поехать домой, неделю поваляться на диване с планшетом и выйти на работу как ни в чём не бывало. И ещё я подумала, что так и не увидела озерцо в Озёрках. Хотя приезжала я туда не за этим. Всё правильно. Тут из-за поворота показался автобус на К. Надо ехать. А как же! — подумала я округлым голосом бабы Саши.
В К. первым делом я пошла в столовую. Пошла у меня такая вот кулинарная тема. Правда в столовой был всего один стол, основной зал был ещё закрыт, там заканчивали уборку. За единственным этим столом сидел парень в очках примерно четырнадцати лет. Не брюнет и не блондин, не высокий, не низкий, типичный подросток с размытым ещё характером. Я взяла салат, яичницу и картошку с гуляшом. Подсела к парню. Он сказал очень вежливо:
– Приятного аппетита. Сегодня будет дождь, – при этом неотрывно смотрел на мою еду. Я пошла и взяла ему то же самое и компот.
– Ты ведь хочешь есть?
– Я не ночевал дома. Родители так ругались, что я ушёл.
– Они ведь волнуются за тебя.
– Они даже не заметят. Спасибо вам. Меня зовут Арсений. А вас?
– Наталья Андреевна, – удивительно, подумала я, с необъяснимым удовольствием глядя, как Арсений уплетает еду. У меня мог бы быть взрослый сын, не блондин и не брюнет, не высокий, не низкий. Я готовила бы ему яичницу, гуляш и компот. Я бы говорила ему в автобусе: "Ты живёшь в параллельном мире." А он отворачивался бы и краснел ушами. А вообще мы жили бы мирно. Ходили бы в магазин и покупали ему футболку с аниме-девушкой или драконом. Обнимались бы крепко перед его уходом в школу. Я смотрела бы в окно, как он удаляется, а он оборачивался бы и махал рукой.
Арсений ел себе ел, вдруг замер. Посмотрел на меня так доверчиво. И внезапно сказал:
– Я в следующем году пойду в колледж, а потом сразу работать. И мы поженимся, – я едва не поперхнулась, Арсений явно мне не подходил как минимум по возрасту. Но он продолжил, – И в подарок куплю Ане платье с блёстками. Ей очень нравится это платье. Золотое. Хотите покажу?
– Ну ты доедай, доедай спокойно.
Мне было что сказать Арсению. Например, что плохо, конечно, когда родители ругаются. Но плохо и когда живёшь с родителями в почти идеальном мире, потом они вдруг уходят, хоть это совершенно невозможно, а ты остаёшься в пустоте. Потом ищешь, ищешь этого идеального, а его и нет вовсе. Но промолчала. Он рассказывал про то, как будет автомехаником, как они с Аней уедут из К. Аня старше на год и лучше всех. Правда, куда уедут они ещё не решили.
Пошёл дождь. После столовой мы зашли в магазин, я увидела золотое платье. Оно и правда было невозможно прекрасное. Девушка спросила не хочу ли я его примерить? Я испуганно покосилась на Арсения, сказала, что мол нет, оно слишком королевское. Пусть дождётся свою королеву. Девушка предложила ещё посмотреть такое же зелёное. И я его примерила. Арсений восхищённо открыл рот.
– Вы прямо принцесса русалок.
Я сказала – берём. Хотя зачем мне такое платье было не понятно. Журавль-то в небе. А принц скачет на своём белом коне совершенно отдельно от меня. Но платье было так прекрасно, сидело, словно мерку для него снимали с меня и изумительно мне шло.
Девушка выдала пакет. Плюс подарок – одёжная щётка и брелок с подковой. Впервые за два дня у меня было что-то в руках. Когда мы вышли, Арсений сказал:
— У вас классные ботинки. Но вы промокнете. Хотите мои берцы? Интересно, они всем дарят одёжную щётку и брелок с подковой?
Мы, смеясь, вернулись в магазин и спросили. Девушка ответила:
– Если хотите, я могу поменять брелок. Есть с машинкой, монеткой и колокольней. Подковка на счастье… я подумала, – и совсем уж смутившись добавила, – А щётки у нас на складе обнаружились, пять коробок списанных, начальник велел всем отдавать. Если не хотите, не берите.
Но я не стала отказываться от щётки и брать другой брелок.
Мы с Арсением обменялись ботинками. Размер снова подошёл. Дождь немного поутих. Мы пошатались по городу, посидели в беседке в городском саду. Вдвоём с этим мальчиком хорошо было и болтать, и молчать. Деревья ещё не полностью оперились листвой, нам была видна река и другой берег. Мы поудивлялись погоде. Ведь вчера было почти лето, а сегодня почти осень. Холодно стало, зябко. Неспешно обсудили все три колледжа в К. Вдруг, поддавшись порыву, я рассказала Арсению о себе почти всё, даже как сбежала вчера с работы и про бабу Сашу, и про журавля. И он понял. По крайней мере мне так показалось. Потом я подарила ему каменного слоника. Я ношу слоника обычно в сумочке, но на этот раз он оказался в кармане штанов прямо в пинетке. Арсений всучил мне в ответ зажигалку с надписью: "Сочи".
– Вообще, как по мне, раз вы так ждёте этого принца, который журавль, он придёт. Или прилетит. И куда вы теперь?
– Ну... Мне кажется домой. Да, думаю, что так.
Дом Арсения был частный, кирпичный, крепкий и хороший. Глядя на этот дом не верилось, что в нём живут несчастливые люди. Мальчик протянул мне руку, и я крепко сжала его ладонь. Из дома прямо под дождь выбежала девочка лет семи, бросилась обнимать Арсения. Он махнул мне рукой на прощанье. Исчез за дверью. Несчастливые люди, похоже, ухитрились воспитать хороших детей.
И снова я пошла в столовую, взяла порцию оладий и какао. Думала о морже, бабе Саше и Арсении, о том, какие вкусные оладьи. Мне было тепло на душе и грустно. Казалось, что я прожила несколько жизней за эти сутки, облетела весь мир на ковре-самолёте. Увидела много-много. Не увидела только себя. Хотя... там в зеркале примерочной, может это была я? Всего лишь балованная, залюбленная родителями девочка тридцати семи лет, осиротевшая и потерявшаяся в пространстве и времени, мечтающая стать принцессой русалок. От чего я сбежала? От нравоучений подруги? Или от самой себя? Ну ничего. Всё наладится. А как же.
Телефон мой почти разрядился. Зарядки с собой не было. Спохватившись я побежала на автовокзал. Последний автобус на Москву ушёл пять минут назад. Взять такси? О Господи, почти все деньги ушли на платье. Я стояла в зале ожидания у окна и смотрела, как по стеклу стекает вода. Ни в зале, ни на улице никого не было. Да, одна в целом мире. Никому, совершенно никому не нужная. И Ольге-то не нужна. Она из жалости опекает меня, недоразвитую.
Я пошла в туалет, посмотрела на себя в зеркало. Чучело чучелом. Распустила волосы. Попыталась расчесать их одёжной щёткой, умылась. Когда закалывала пучок, заколка разлетелась. Надела рыжую шапку. Да-а. Просто хиппи, ты – просто грёбаная хиппи, сказала я мысленно сама себе. Салатовая куртка, оранжевая шапка, широкие штаны и берцы. А, не важно, грёбаная хиппи или принцесса русалок, что ни говори... Ведь с совсем пропащей не стали бы носиться, как с писаной торбой морж, баба Саша и Арсений? Да... всё правильно… даже если в моей жизни ничего хорошего больше не случится, со мной случилось вот это вот, и Бог с ним, с журавлём. Хотя…
Теперь надо было идти на трассу и ловить попутку.
Я вышла под дождь и быстро пошла в сторону выезда из К. Я сразу промокла, как мышь. Сначала мимо проплыли двухэтажные купеческие дома, потом частные дома с палисадниками, потом пятиэтажки. За большой стелой с гербом города и надписью "К.." обнаружилась остановка. Ни машин, ни автобусов не было вообще. Город вымер. Я ждала и мёрзла. Я готова уже была заплакать от обиды, когда вдали увидела белую машину. Она была такая белая, что казалось, светится изнутри. Небо, деревья, трава и асфальт были одинаково серо-водяные, и белая точка летела через этот серый водный мир. Я представила себе, как меня видит водитель, подъезжающий к остановке. Яркое зелёное пятно в дожде, рыжая шапка, берцы, мокрые волосы.
Машина притормозила. Открылась дверца. Уютным огоньком засветилась лампочка внутри. Да, это был он. Именно так я его и представляла. Широкое лицо, серые глаза, внимательный, обеспокоенный взгляд.
Я сняла вымокшую куртку и залезла в салон. Он сразу спросил:
– У вас есть во сухая одежда?
– Ну, в общем да.
– Давайте, вы переоденетесь под навесом, а то простудитесь. Я отвернусь.
Я послушно переоделась в платье. Бережно свернула мокрую одежду в пакет. Кроме моих рабочих штанов с пинеткой в кармане, бабы Сашиных подарков там ещё была мамина ковбойка, зажигалка, брелок и щётка. Такое вот приданое. Забралась в машину, она тронулась.
– Как вас зовут? – спросил принц.
– Наталья. А вас?
– Уильям. Можно Уилл.
– Ооо... класс, – я почти не удивилась. Принц Уильям. Всё правильно. А как же?
Он глянул на меня и улыбнулся. У него была хорошая улыбка.
— Вы женаты, Уилл? – спросила я в лоб.
— Нет, – ответил он серьёзно. И добавил, – Ну что ж, теперь домой.