Вадим Щербинин
ОБИДА
Драма в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
АЛЕКСЕЙ 54 года.
ЕГОР 57 лет.
На краю деревни полыхает зарево. Горит ферма. Алексея будит стук в окно. Его брат Егор прибежал среди ночи, с ружьем наперевес, весь вымазанный сажей.
ЕГОР. Ой, Леша, приплыли! Все, хана мне!
АЛЕКСЕЙ. Так чего ты здесь-то еще, беги по деревне, поднимай всех, потушим!
ЕГОР. Тушат уже, а что толку! Заподлицо сровняло. Леша, страх какой, телята ревут, жарятся, а я что сделаю, всех сгубил, кранты мне.
АЛЕКСЕЙ. А ну ша! Угомонись. Как загорелась?
ЕГОР. Якушенку трактор подожгли, от него и дальше…
АЛЕКСЕЙ. Кто поджег, Видел?
ЕГОР. Саня твой…
Алексей наскоро оделся, рванул к дверям. Егор хотел его задержать, но мигом оказался на полу.
ЕГОР. Стой, дурак, сам же его подставишь!
Алексей вернулся, присел на лавку у двери, прижался головой к кителю с аксельбантами, висевшему на вешалке. Алексей сидит неподвижно, с застывшим взглядом. Очнулся только, когда сигарета истлела и обожгла пальцы, тогда он встал, зашторил окна и забродил по дому.
АЛЕКСЕЙ. Кто-то видел еще?
ЕГОР. Нет, я только.
АЛЕКСЕЙ. Значит, будем ждать, поутихнет, отправим его из деревни и все. Замнут. Где он сейчас-то?
ЕГОР. Я его в элеватор посадил, пусть подумает ночку. Дай мне, закурить.
АЛЕКСЕЙ. Когда ты только свои иметь начнешь...
Егор помешкал секунду, принимая протянутую сигарету, взял. Как-то уже без суеты вдумчиво затянулся пару-тройку раз, рассмотрел с ног до головы шагающего в раздумьях брата.
ЕГОР. А кого, ты думаешь, крайним оставят?
АЛЕКСЕЙ.. Я тебя не понял.
ЕГОР. Я, Леш, племяша люблю, только вот деваться мне некуда.
АЛЕКСЕЙ..Давай, как будто я этого не слышал. Успокойся, ты натерпелся, я это понимаю — не дурак. А теперь подумай, парню сидеть, а тебе, что? Ну, уволят из сторожей и все. Перебьешься у меня, ешь, пей, сколько хочешь.
ЕГОР. А, если мне припаяют чего? Нет, Леша, не могу…
АЛЕКСЕЙ. Ах ты скотина... Что хочешь? На вот, я тебе куртку подарю, новая! Будешь, как человек ходить, водкой тебя буду поить, нормальной! Да я чего хочешь тебе добуду. Чего тебе надо, говори!
ЕГОР. Я хочу, чтоб ты сдох.
С минуту сидели молча, потом Алексей разорвался смехом, Егор подхватил, дом загудел. Алексей соскочил, начал метать на стол еду, закуски, достал водки. Стал суетиться вокруг брата, устраивать для него ужин. Егор повесил ружье над дверью, снял перепачканную куртку, обнажив наколки на плечах.
АЛЕКСЕЙ. Брат, прости меня, сорвался, чушь наговорил. Я не хотел, сам понимаешь.
ЕГОР. Я не шучу. Хочу, чтоб ты помер, исчез, или я Сашку не отпущу. Все тебе, милый мой с рук сходит, не могу смотреть на это больше. Я выпью?
Алексей вышел из-за стола. Егор налил в оба стакана, не дожидаясь брата, выпил, стал спокойно закусывать. Алексей порылся на полатях, достал деньги, выложил перед Егором на столе.
АЛЕКСЕЙ. Бери, ты столько и не видел никогда.
ЕГОР. Ух ты, деньжищи какие, вот скольким ради сына жертвуешь. Только на что они мне? Убери. Сядь лучше со мной, выпей. Давай брат, за родителей.
Выпивают не чокаясь.
ЕГОР. Помнишь, Леша, как мы с тобой печку разжечь не могли? А холодина была — жуть. Я за берестой отошел, на минуту всего. Вернулся — печка по кирпичам раскатана, а ты сидишь без бровей, ноешь. Керосина плеснул в топку, додумался. И до того ты расстроился, перепугался, так мне жалко тебя стало...
АЛЕКСЕЙ. Нет, не помню.
ЕГОР. А я помню, как присесть после этого не мог, батя меня террористом обзывал потом. И смех и грех.
Алексей навалился на водку, на еду, он не находил себе места, видел, что брат сам не свой. Случалось, ссорились раньше, но такого слышать не приходилось, да и не верилось, что можно такое сказать всерьез.
АЛЕКСЕЙ. Извини меня.
ЕГОР. Да брось, кто старое помянет…
АЛЕКСЕЙ. За деньги извини, будто я прокурора подкупаю…
ЕГОР. А вот это да, неприятно.
АЛЕКСЕЙ. Слушай, ну чего в сердцах не скажешь, давай забудем?
ЕГОР. Нет, Леш, пора отвечать.
Вновь повисла тишина. Братья наперегонки опрокидывали стаканы с водкой. Егор с гордостью разглядывал дом Алексея.
ЕГОР. Хорошо у тебя. Обжился. Вот как у нас главврачи живут. Не дом — загляденье. Завидую я тебе, Леха. Все у тебя по жизни как-то ладненько.
АЛЕКСЕЙ. Ты завидуешь? Поэтому ты так? Так давай тебе построим тоже. У меня леса куплено, а места полно, где хочешь тебе теремок поставим, давай? Вот сейчас Саню отмажем и смастерим втроем, я-то на помочах буду, а Саня у тебя хорошо плотничать наловчился.
ЕГОР. Не надо, чего я в этом тереме один делать буду? Нет, я сейчас, Леша одного только хочу…
АЛЕКСЕЙ. Хватит! Давай выпьем — Алексей налил по стакану, чокнулся с прилично захмелевшим братом, не сводя с него глаз - За что выпьем?
ЕГОР. За что, ну давай за Саню, за дембеля! Дай Бог ему не загреметь в тюрьму!
Алексей заскрипел зубами, швырнул стакан на пол. Закурил молча. Дым стоял коромыслом, хоть топор вешай. Егор, уже распоясано таскал сигареты из пачки, курил без конца
ЕГОР. Там видишь, хорошего-то мало. Кормят плохо, зубы крошатся, волосы выпадают (провёл рукой по голове).
АЛЕКСЕЙ. Замолчи, пожалуйста.
ЕГОР. Бывает, неделями спать не дают. Ты только глаза закрываешь — тебе раз, иголочкой в ляжку (ржет ехидно).
АЛЕКСЕЙ. Заткнись, ты, придурошный!
ЕГОР. Можно и отпор дать, только запинают до смерти.
АЛЕКСЕЙ. Как у тебя язык то поворачивается, это же родня твоя, с пеленок же нянчил…
ЕГОР. А Саня языкастый, таким рот кипятком заливают…
АЛЕКСЕЙ. Что ты за урод такой!
ЕГОР. Не мы такие — жизнь такая.
Алексей пнул в грудь Егора, тот повалился на пол. Он едва смог подняться. Шатаясь на тонких ногах, надел свою обшарпанную куртку, направился к дверям.
ЕГОР. Ладно, Леша, засиделся я, пора отчаливать, до встречи на суде!
АЛЕКСЕЙ. Иди, сучара, только на суде я припомню, как ты коровку придавил колхозную, как у тебя корм вывозили по ночам, все-все припомню, раз у нас такая пляска.
ЕГОР. О, а припомни-ка еще, как эта коровка твоей семье с голоду помереть не дала.
АЛЕКСЕЙ. Не померли бы.
ЕГОР. Без корочек твоих не померли бы, а с голоду запросто, пока ты за ними по городам разъезжал.
АЛЕКСЕЙ. Егор, сядь, пожалуйста, давай говорить. Надо договориться все-таки, твоя взяла…
Егор присел за стол. Алексей, подавляя злобу протянул руку брату. Он заглядывал к нему в лицо, силясь догадаться, что с ним происходит. Никогда огромной любви между ними не было, но так изгаляться над родным. Если это шутка, то ее пора прекращать, а если нет, то с головой у Егора не все хорошо сейчас. Алексей стал пробовать говорить не как брат, а как врач, подыграл.
АЛЕКСЕЙ. Ты можешь не сдавать Сашку, если я сегодня покончу с собой…хорошо. Как я должен это сделать?
ЕГОР. (Задумывается. Долго, пристально смотрит на ружье) Вздернись на люстре!
АЛЕКСЕЙ. Хорошо, давай тогда выпьем и поищем веревку. Давай за любовь, третий тост за любовь.
ЕГОР. Это еще только третий? Я уже, а ну да, по одному на каждую бутылку, выпьем за-а любо-о-вь!
Братья опрокидывают стаканы, оба изрядно разогнались, сидят с красными лицами.
АЛЕКСЕЙ. Так, веревка, веревка, идем, поможешь.
Братья встают из-за стола. Алексей, задевая углы берет табурет, чтобы дотянуться до антресолей. Егор заботливо придерживает табурет, хотя давно пора придерживать его. Алексей снимает коробку.
АЛЕКСЕЙ. Подержи-ка.
Егор держит коробку, заглядывает внутрь. Алексей находит веревку.
АЛЕКСЕЙ. Эврика! Вот она, смотри, хорошая, крепкая, пойдем дальше.
Алексей передвигает табурет к люстре. Егор копошится в коробке, достает бижутерию.
ЕГОР. Это, что мамино, что-ли?
АЛЕКСЕЙ. Да, там много чего можно найти. Ну, проверяй! Только я узел не умею вязать, не доводилось.
ЕГОР. Да чего там вязать, ерунда…
Егор ставит коробку на пол, проверяет веревку, завязывает узел. Алексей наклонился к коробке, отшатнулся назад, но устоял на ногах. Нашел фотографии.
АЛЕКСЕЙ. Глянь, Егор, тебе тут сколько? Лет десять?
ЕГОР. А, поди так, да, да, у тебя вон шрам на лбу, я тебе пластинкой зарядил, стыдно до сих пор.
АЛЕКСЕЙ. Может ты мне этой пластинкой ум вправил, кто знает.
ЕГОР. А вот и Зоя, помянем?
АЛЕКСЕЙ. Помянем.
Братья ставят на стол фотографию, на ней Алексей, Егор, Зоя — жена Алексея. Выпивают, не чокаясь.
АЛЕКСЕЙ. Егор, раз уж мне сегодня умирать, мне покаяться надо во всем.
ЕГОР. Валяй.
АЛЕКСЕЙ. С чего бы начать…
ЕГОР. Вот с Зои и начни.
Алексей собирается налить, но промахивается мимо стакана. Егор помогает, пристраивает стакан.
АЛЕКСЕЙ. Зоя добровольно ушла из жизни, это ее решение, я здесь не при чем, каяться не в чем. Точка!
ЕГОР. Так уж и не в чем. А почему она так решила? Кто ее до тоски такой довел, не ты?
АЛЕКСЕЙ. Не вороши.
ЕГОР. Какое же это покаяние, если такие грехи забывать.
АЛЕКСЕЙ. Хорошо. Я раскаиваюсь, что Зоя со мной заскучала.
ЕГОР. Не так надо. Повторяй: Егор, прости, что я угробил твою Зою.
АЛЕКСЕЙ. Не понял?
ЕГОР. Егор, прости, что забрал у тебя любовь всей твоей жизни.
АЛЕКСЕЙ. Егор...прости...что ты несешь?
ЕГОР. Повторяй! Егор, прости, что женился на девушке, которая была твоей невестой, пока ты был в отъезде.
АЛЕКСЕЙ. Ну, сам виноват, я не хотел. Егор, ты загремел в тюрягу, ты был осужден, ты совершил преступление и был наказан. Егор, ты раскроил человеку башку кирпичом, а твою девушку я спас от позора, женившись на ней. Доволен?
ЕГОР. Безапеляционно!
Выпивают, молчат.
ЕГОР. Ты тогда вовремя к ней подскочил, пес элегантный. А она меня так и не разлюбила. Она ведь ко мне на ферму в вонючую коморку бегала. Пока ты повышал ученую степень, мы с ней повышали степень наслаждения. Понял! Выкуси! Ээээх!
Алексей хватает Егора за грудки, валит на пол. Братья катаются по полу, это мало похоже на драку, больше на борьбу улиток. После этого они остаются валяться на полу. Егор дотягивается до бутылки.
ЕГОР. Хорошо, что у Саньки нет брата, ему бабу делить хотя бы с чужим мужиком приходится. Ох, Якушенок с кентами его ухайдакали. Я б после такого не только трактор, я бы ему дом поджег.
АЛЕКСЕЙ. Руки, ноги целы?
ЕГОР. Да целы, синий только весь. Куда он один супротив шайки такой. Бог знает, Леша, если бы ты тогда не струхнул, не оставил бы меня одного с теми залетными, может быть мне кирпич-то и не пригодился бы. И все бы было по-другому. Все бы было по-другому. Да…
Алексей заползает на табурет, закуривает.
АЛЕКСЕЙ. Егор, я сейчас понимаю такую вещь, ты слушаешь?
ЕГОР. Угу…
АЛЕКСЕЙ. Я вот говорю, что понимаю. Я всю жизнь занимаюсь не тем, чем нужно. Я себя берегу, репутацию, и деньги берегу. Только не это надо было беречь. Не обеднел бы я, если бы Зое подарок лишний раз сделал. И ты, вот ты мне брат, родной брат, а я тебя, Егор, на людях избегал. Ну не смешно? Кто я после этого? Скотина я, Егор. Падаль я последняя. Прости, если сможешь. Не могу так больше, не могу, хватит. Я плохой человек. А ты хороший, Егор, ты добрый и смелый, ты настоящий человек. Вот теперь я покаялся.
Алексей встает на табурет, продевает шею в петлю. Егор давно уже спит. Просыпается, когда табурет падает ему на голову из-под ног Алексея. Подскакивает с пола, мигом трезвея.
ЕГОР. Леха, какого хрена!
Пытается приподнять брата, мечется по дому, находит нож в ящике, перерезает веревку, кладет голову Алексея себе на колени, тот жадно хватает воздух, рыдает.
ЕГОР. Лешка, глупый, что творишь. Ты доктор наук, а слушаешь меня. Где голова-то? Все, хватит, угомонись. Один дурак наговорит чего не попадя, другой слушает. Много чего было, ну было и было. Черт с ним со всем. Выкрутимся, Леха. Давай споем, помнишь:
Мне бы крылышки как у сокола,
Мне бы силушку, как у камушка.
Мне бы, братушек, как у деревца,
Мне бы жизнюшку с нового венца.
Егор поднимается, забирает веревку, одевается, идет к выходу.
ЕГОР. Эх ты… Ум копил, копил, а мыло забыл.
Егор выходит, забыв ружье над дверью. Алексей смотрит в окно, затем берет ружье. Раздается выстрел.
Занавес.