1. Воспитание и образование
Блез Паскаль родился 19 июня 1623 г. в Клермон-Ферране, центре французской провинции Овернь. Семья Паскаля принадлежала к судейскому дворянству, или «дворянству мантии». Его отец Этьен Паскаль, занимавший видные посты на французской государственной службе, был человеком широко образованным и талантливым. Человек весьма состоятельный, он принадлежал к сорока наиболее богатым клермонцам. Мать Блеза, Антуанетта Бегон, дочь судьи, умерла, не достигнув тридцати лет, когда сыну было два с половиной года, его старшей сестре Жильберте 6 лет, а младшей Жаклине всего несколько месяцев.
Не желая доверять воспитание мальчика посторонним, Этьен взял эту заботу на себя. Ум Блеза развивался свободно, не скованный излишним наставничеством или мелочной опекой. Отец с детства приучил его к самостоятельным исследованиям и бескорыстному исканию истины, что вполне отвечало мощному творческому дарованию его необыкновенного сына. Все биографы отмечают, что Паскаль представляет собой наиболее редко встречающийся пример очень раннего проявления гениальности. Он поражал и восхищал сначала своих близких, а потом и современников глубиной проникновения в суть вещей, оригинальностью и парадоксальной простотой решения сложнейших проблем того времени.
Поскольку Этьен обоснованно опасался, что ранее систематическое обучение может повредить здоровью сына, то на первых порах ограничился беседами, где в общих чертах знакомил мальчика с началами грамматики, объяснял некоторые явления природы и т. п. Отец Паскаля был не просто любителем науки, но довольно способным ученым, оставившим определенный след в истории математики. Присутствуя при ученых беседах отца с его друзьями, где большей частью речь шла о математике, мальчик заинтересовался этой наукой и просил рассказать ему, в чем она заключается. Отец знал, насколько математика способна завладеть умом в ущерб другим занятиям, и намеривался сначала обучить сына древним языкам.
Лишенный возможности заниматься математикой, Блез как-то спросил отца, что такое геометрия, на что тот кратко ответил: это наука о правильных фигурах и соотношениях между ними и их элементами. Затем отец запретил ему все дальнейшие расспросы, спрятал все находившиеся в доме книги по математике и даже избегал упоминать об этой науке в присутствии сына.
Несмотря на столь суровые предосторожности, мальчик тайком от отца начал «играть в науку геометрию»: чертил углем на полу своей комнаты различные геометрические фигуры, которые называл по-своему, например линию — «палочкой», окружность — «колесом», круг — «монеткой». Но больше всего ему нравилось находить соотношения между построенными им фигурами. Так, однажды», по свидетельству Жильберты, он самостоятельно «дошел до 32-й теоремы Евклида: сумма углов тре¬угольника равна двум прямым углам. За этим занятием и застал его изумленный отец. В ответ на его вопросы Блез довольно толково, пользуясь своей ненаучной терминологией, объяснил открытую им закономерность.
2. «Опыт о конических сечениях»
В возрасте 16 лет Паскаль выпустил собственную работу по геометрии «Опыт о конических сечениях» (1640) – маленький математический шедевр в 53 строчки, вошедший в золотой фонд математики. Он был отпечатан на одной стороне листа в виде афиши с указанием лишь инициалов автора.
Сочинение включало в себя формулировки теорем (без доказательств), три определения, три леммы и названия глав планировавшегося труда, посвящённого коническим сечениям. Третья лемма из «Опыта…» известна теперь как «теорема Паскаля»: если вершины шестиугольника лежат на некотором коническом сечении, то три точки пересечения прямых, содержащих противоположные стороны, лежат на одной прямой. (Этот результат и 400 следствий из него Паскаль изложил в «Полном труде о конических сечениях», о завершении которого ученый сообщил пятнадцать лет спустя и который сейчас отнесли бы к проекционной геометрии. «Полный труд…» так и не был опубликован: в 1675 году его прочёл в рукописи Лейбниц, рекомендовавший племяннику Паскаля Этьену Перье срочно напечатать его. Однако Перье не прислушался к мнению Лейбница, впоследствии рукопись была утеряна).
3. Суммирующая машина Паскаля
В начале января 1640 г. Этьен Паскаль был назначен интендантом Руанского генеральства и вместе с детьми переехал в Руан. Ему постоянно приходилось производить сложные и длинные подсчеты, которые отнимали уйму времени. Друживший с отцом и очень сочувствовавший ему Блез, которому шел семнадцатый год, постарался помочь. Тут и родилась идея облегчения счета с помощью его автоматизации. Это была уже не только личная проблема, волновавшая Блеза, но задача государственной важности.
Паскаль отдал счетной машине 5 лет (1640–1645) своей короткой жизни. Он вложил в нее все свои знания по математике, механике, физике, талант изобретателя, природную сноровку мастера и пылкие надежды юности. Усилия его не пропали даром. По замыслу Блеза счетная машина должна была облегчить сложные расчеты «без пера и жетона» любому человеку, незнакомому с математикой. В теоретическом пла¬не принцип ее действия довольно прост: автоматический перенос десятков с помощью вращательного движения зубчатых колес, замена десятков нулем в одном разряде и автоматическое прибавление единицы в следующем (http://proza.ru/2012/04/22/280). Но для низкой техники того времени реализация этого простого замысла была сопряжена с невероятными трудностями.
С помощью нанятых им рабочих и мастеров Паскаль создал более 50 разных моделей машины, прежде чем остановился на окончательном варианте. По принципу действия это был сумматор, потому машина считала медленно, но надежно. Основной принцип ее действия не устарел и до настоящего времени: он используется в современных арифмометрах. Для XVII столетия счетная машина Паскаля была настоящим чудом, посмотреть на которое стекалось много народу: она демонстриро¬валась для широкой публики в Люксембургском дворце. Один неизвестный поэт написал по этому поводу стихи, в которых назвал автора изобретения «французским Архимедом». Заинтересовался счетной машиной Паскаля и великий Декарт. Слава о молодом изобретателе перешагнула пределы его родины. В 1652 г. Паскаль преподнес свою машину в дар королеве Швеции Христине.
В 1649 г. Паскаль получил от короля «Привилегию на арифметическую машину», согласно которой за автором закреплялось право на приоритет, а также на ее изготовление и продажу. Но кустарная техника того времени делала производство счетных машин очень сложным и дорогостоящим предприятием, которое не могло долго продержаться на личных средствах и героических усилиях изобретателя, тем более что тяжелый труд на протяжении пяти лет подорвал и без того хрупкое здоровье Паскаля. Его начали мучить изнурительные головные боли, от которых он страдал всю последующую жизнь.
4. Увлечение янсенизмом
В январе 1646 г. Этьен Паскаль упал в гололед на улице и вывихнул бедро. Травма оказалась очень серьезной, и к больному были вызваны два известных в округе лекаря-костоправа — братья Ла Бутельер и Деланд, которые на три месяца поселились в доме Паскалей. Эти врачи оказались янсенистамй, последователями учения голландского теолога Корнелия Янсения (http://proza.ru/2010/01/11/346). Врачи-янсенисты считали своим долгом не только лечить физические болезни людей, но и очищать от «скверны» их души. Они предложили Паскалям прочитать некоторые янсенистские произведения: «О преобразовании внутреннего человека» К. Янсения, «Духовные письма» и «Новое сердце» Сен-Сирана, «О частом причастии» А. Арно. Эти книги не были написаны для теологов, как главный труд Янсения — «Августин...», но обращались к простым верующим и заставляли их задуматься о смысле жизни, их истинном благе и счастье. Во впечатлительной душе Блеза они произвели настоящий переворот.
За короткое время Блез превратился в пылкого адепта религии и воинствующего христианина. Сам он называл это состояние своим «первым обращением». Особенно поразила его книга Янсения, в которой автор психологически убедительно развенчивал суетную жизнь светских людей и осуждал (вслед за Августином) три «похоти», мешающие людям на пути к Богу и к собственному совершенствованию: гордость, любознательность и чувственность. Блез не мог упрекнуть себя ни в первом, ни в третьем «грехе», но во втором... он считал себя очень виновным. Именно бескорыстная страсть к познанию сжигала его многие годы. Все дело его жизни оказывалось неугодным Богу, и он стал думать о «напрасно прожитых» годах». Угрызения совести мучили его — он решил покинуть науку и посвятить всю оставшуюся жизнь только Богу.
Обаяние янсенизма для нравственно чуткого Блеза было связано также с борьбой его представителей против иезуитов, их концепцией «ослабленной морали» и попустительствующей порокам людей «исповедальной практики». Критическое знакомство с иезуитами по книгам янсенистов навсегда оставило в душе Паскаля неприязненное отношение к показной и внешней набожности, к одиозному использованию разума в качестве средства оправдания человеческих пороков. Иезуитизм стал для Паскаля синонимом религиозного и нравственного нечестия.
Сам Паскаль, напротив, был сторонником традиционной теологии откровения, апеллировавшей прежде всего к «божественной благодати», уникально-личностному «озаре¬нию», «вдохновению» и т. д., иначе говоря, к внелогическим способам постижения Бога.
5. Физические опыты Паскаля. Его учение об атмосферном давлении и пустоте
«Природа боится пустоты» — такова была одна из догм средневековой науки, которой, в частности, объясняли поднятие воды в насосе. Эту догму возводили к Аристотелю, хотя философ не говорил об horror vacui (боязни пустоты), а просто, как и некоторые другие философы древности (Парменид, Зенон Элейский, Эмпедокл), отрицал наличие пустоты в природе. Во всяком случае указанная догма рассматривалась как «завоевание» перипатетической науки, позиции которой были сильны еще и во времена Паскаля. «Боязнь пустоты» считалась абсолютной, так что вода за поршнем в трубах, например, фонтанов, казалось, могла взметнуться вверх «хоть до облаков». Но это теоретическое предположение не оправдало себя на практике.
Итальянский ученый Торричелли решил заменить воду более тяжелой (в 13,6 раза) ртутью, которая должна была подняться во столько же раз ниже воды. Проведенный в 1643 г. опыт полностью подтвердил предположение Торричелли, который объявил, что причиной подъема воды за поршнем и удержания столба ртути в трубке является давление воздуха. Но опыт Торричелли не доказывал его гипотезы о весе воздуха как единственной причине удержания столбика ртути. Можно было предположить и другие естественные причины этого явления.
Заинтересовавшись указанной проблемой, Паскаль повторил опыт итальянского учёного. Затем он произвёл серию видоизменённых экспериментов, стремясь доказать, что пространство в трубке над ртутью не заполнено ни её парами, ни разреженным воздухом, ни некоей «тонкой материей». В 1647 году, уже находясь в Париже, Паскаль опубликовал результаты своих исследований в трактате «Новые опыты, касающиеся пустоты». В заключительной части своего труда Паскаль утверждал, что пространство в верхней части трубки «не заполнено никакими известными в природе веществами … и можно считать это пространство действительно пустым, до тех пор, пока экспериментально не доказано существования там какого-либо вещества». Это было предварительное доказательство возможности пустоты и того, что гипотеза Аристотеля о «боязни пустоты» имеет пределы.
Но если причиной давления является тяжесть воздуха, то изменение высоты воздушного столба должно привести с необходимостью к изменению высоты жидкости в трубке. Для проверки данного предположения надо было измерить уровень жидкости в трубке у подножия и на вершине высокой горы. Естественно, что мысль Паскаля обратилась к родной гористой Оверни, где возвышалась полуторакилометровая Пюи-де-Дом. По поручению Паскаля там и осуществил Перье задуманный эксперимент (19 сентября 1648 г.), давший блестящие результаты, полностью подтвердившие теоретический расчет ученого: на вершине горы столбик ртути опустился на 84,4 миллиметра. Паскаль проверил эти результаты в Париже в нескольких местах: внизу и наверху собора Нотр-Дам, высокого дома с 90 ступеньками и башни Сен-Жак. Везде с точностью наблюдалось обнаруженное Перье понижение столбика ртути с поднятием на высоту. В конце 1648 г. Паскаль выпустил в свет брошюру «Рассказ о великом эксперименте равновесия жидкостей», в которой окончательно похоронил многовековую догму об horror vacui. Во всеуслышание Паскаль объявил: «Природа не имеет никакого страха перед пустотой». Все, что ранее объясняли с помощью этой мнимой причины, легко объясняется давлением воздуха.
Обобщая полученные результаты, Паскаль сделал вывод, что давление воздуха есть частный случай равновесия жидкостей и давления внутри них. В своём «Трактате о равновесии жидкостей» (1653, опубликован в 1663), Паскаль подошёл к установлению закона распределения давления в жидкостях. Во второй главе трактата он формирует идею гидравлического пресса: «сосуд, наполненный водою, является новым принципом механики и новой машиной для увеличения сил в желаемой степени, потому что с помощью этого средства человек сможет поднять любую предложенную ему тяжесть» (http://proza.ru/2013/01/12/1116).
Еще несколько лет Паскаль посвятил экспериментам с вакуумом. В результате был открыт закон, который с тех пор носит его имя: «Давление, производимое на жидкость или газ, передается в любую точку без изменений во всех направлениях».
Паскаль усовершенствовал барометр, идея которого была предложена Торричелли. Кроме того, Паскаль установил, что с помощью барометра можно измерять высоту местности, предложив идею высотометра (ныне альтиметр). Наконец, в связи с работами о пустоте Паскаль «не смог отказать себе в удовольствии» вычислить общий вес атмосферного воздуха, получив цифру 8,5 триллиона французских фунтов, приближающуюся к современным расчетам.
Результатом теоретического осмысления всех его опытов с вакуумом был «Трактат о пустоте», о завершении которого Паскаль сообщает в письме де Рибейру (первому председателю податной палаты Клермонского парламента) от 16 июля 1651 г. Но трактат так и не увидел света, от него дошло до нас лишь знаменитое «Предисловие». В период с 1651 по 1653 г. Паскаль написал еще два трактата: «О равновесии жидкостей» и «О тяжести воздушной массы», которые были изданы в 1663 г., уже после смерти ученого.
6. Защитник янсенизма. «Письма к провинциалу»
В ноябре 1654 г. Паскаль пережил опасное приключение, едва не закончившееся его гибелью. Паскаль с друзьями отправился на прогулку в коляске, запряженной лошадьми. Недалеко от Парижа, у деревни Нейи, им пришлось переезжать мост через Сену, который ремонтировался и в одном месте не имел перил. Лошади вдруг испугались и бросились в пролом, в котором глубоко внизу зияла темная «бездна» воды. Еще мгновение, и она поглотила бы всех. Но... поразительная случайность спасла пассажиров: первая пара лошадей сорвалась вниз, постромки сильно натянулись и оборвались — коляска остановилась на самом краю пропасти. В своем «невероятном» спасении Паскаль увидел «перст божий», напоминающий ему о его долге перед Богом. Он порвал светские знакомства и сделал нормой своей жизни строжайшее исполнение религиозных предписаний и аскетическое самоограничение во всем, что касалось материальных благ и удобств: бедное жилье, скудный стол, скромная одежда. «Умерщвляя свою плоть», он не позволял себе употреблять вкусную пищу, фрукты, сладости, соусы, чай и кофе, дабы «не потакать прихотям языка», хотя для хрупкого здоровья Паскаля было необходимо хорошее питание. Вскоре он выразил желание поселиться в загородном Пор-Рояле, где ему и предоставили келью. Но Паскаль не принял монашества и оставил за собой свободу передвижения, выбора места жительства.
С января 1656 г. Паскаль активно включается в борьбу янсенистов Пор-Рояля с иезуитами, в связи с чем им (якобы от имени Louis de Montalte— Людовика де Монтальта) были написаны знаменитые «Письма к провинциалу», по словам Оноре де Бальзака — «бессмертный образец для памфлетистов», — составившие целую эпоху в истории французской литературы и породившие общественное движение против ордена иезуитов.
На протяжении всего своего памфлета Паскаль то с убийственной иронией, то с ядовитым сарказмом, то с нескрываемым гневом не просто обличает иезуитов, но и показывает, что вся их разнузданная практика остается безнаказанной, отчего иезуиты смелеют и наглеют день ото дня.
Поскольку иезуиты поставили своей задачей максимально приспособиться к нравам света и самых разных людей, то несомненной недопустимости поступка для них не существует. Нет для них и достоверных общезначимых нравственных максим. Все моральные правила более или менее вероятны. Средневековая богословская казуистика различала «смертные» грехи и «простительные». Иезуиты ловко — посредством размывания границ между дозволенным и недозволенным, нравственным и безнравственным, добром и злом — обратили все «смертные» религиозные грехи, а также буквально все светские преступления в «простительные» грехи. На этом и была основана их «мягкая» исповедальная практика, приведшая, как замечает Паскаль, в их исповедальни «толпы распущенных людей».
«Письма...» Паскаля имели небывалый успех у широкой публики, поскольку он сумел доступно и понятно объяснить сложные богословские вопросы, применяя ряд удачных комедийных прие¬мов, предвосхищавших приемы Мольера, комедии которого увидели свет уже после смерти Паскаля.
То, что пущенная стрела попала в цель, доказывает яростная реакция противников Паскаля. Государственный совет вынес приговор, осуждавший «Письма...» на публичное сожжение рукою палача. Экзекуция была приведена в исполнение по всем правилам аутодафе для книг. Полицейские сыщики по распоряжению канцлера Сегье все время пытались напасть на след автора «Писем...», но безуспешно.
7. Поздние математические трактаты
По просьбе своего хорошего знакомого кавалера де Мере, большого любителя азартных игр, Паскаль, попробовал решить две задачи: сколько раз надо бросать кости, чтобы выпало наибольшее число очков и как разделить ставку между игроками, если игра не окончена? Разрешая эти задачи (интересовавшие его с чисто математической точки зрения) Паскаль (одновременно с Ферма и Гюйгенсом) заложил основы теории вероятностей. Свои выводы он изложил в «Трактате об арифметическом треугольнике» (1654).
К возобновлению математических штудий Паскаля неожиданно подтолкнула досадная неприятность. Однажды ночью в 1658 г. в монастырской келье у него началась мучила зубная боль. Чтобы как-то заглушить ее, Паскаль стал размышлять о задачах, связанных с циклоидой, или рулеттой (от фр. rouler — катить) — кривой, описываемой точкой круга, катящегося по плоскости. Под напором небывалого вдохновения, вдруг охватившего его в эту ночь, Паскаль легко решил множество труднейших задач на вычисление криволинейных площадей и объемов (квадратур и кубатур) и определение центров тяжести образуемых циклоидой тел вращения.
После этого за короткий период (до лета 1659 г.) Паскаль создал ряд превосходных трактатов по циклоиде и проблемам, с нею связанным. Здесь он настолько далеко продвинулся в инфинитезимальных исследованиях (анализе бесконечно малых), что историки математики называют Паскаля одним из предшественников Ньютона и Лейбница — творцов дифференциального и интегрального исчисления
Действительно Паскаль ближе всех своих современников подошел к понятию определенного интеграла. Он умел вычислять интегралы многих тригонометрических, а также иррациональных алгебраических функций. Он доказал теоремы, позволяющие производить замену переменной и интегрирование по частям. Близок был Паскаль и к открытию дифференциального исчисления: именно его «характеристический треугольник» (бесконечно малый треугольник, образованный дугой кривой и приращениями ординаты и абсциссы) из «Трактата о синусах четверти круга» позже «озарил новым светом» Лейбница и способствовал наряду с прочими источниками открытию им дифференциального исчисления.
8. «Мысли»
После «Писем к провинциалу» Паскаль создает ряд богословских произведений: четыре «Сочинения о благодати», «Краткое описание жизни Иисуса Христа» и др.
В то же время им была задумана фундаментальная «Апология христианской религии», первый набросок которой был представлен друзьям из Пор-Рояля осенью 1658 г. Паскаль работал над ней до конца своей жизни, так и не успев завершить свой труд, который остался в виде записей (названных при издании фрагментами) на отдельных листах бумаги, лишь частично им классифицированных по темам в соответствии с замыслом «Апологии...». Множество других фрагментов не имело прямого к ней отношения и касалось, в общем, философских воззрений Паскаля: о природе, человеке, познании, различных направлениях в философии и др. Эти записи (выборочно) были впер¬вые опубликованы Пор-Роялем в 1669 г. под названием «Мысли г. Паскаля о религии и о некоторых других предметах».
9. Истина и заблуждение
Вслед за философами эпохи Возрождения Паскаль рисует величественную картину бесконечной Вселенной. Понятие бесконечности занимает одно из центральных мест в системе его философских взглядов. Бесконечность буквально «привораживает» внимание Паскаля, являясь ему то под видом бесконечной природы, то в идее бесконечного и вездесущего Бога, то как бесконечность человеческого познания.
Эти «лики» бесконечности дополняются бесконечной и всеобщей взаимосвязью всех вещей в мире как между собой, так и с мировым целым. «Части мира» так «сцеплены» друг с другом и с целым, что невозможно познать одно без другого и без целого. И точно так же начало и конец всех вещей, как и всего мира, увязаны в один «клубок», начало которого скрыто в глубине бесконечных переплетений, а конец непонятен без начала.
Образ двойной бесконечности запечатлен на всех вещах. Что же представляет собой человек в «обширном лоне п р и р о д ы»? — спрашивает Паскаль и отвечает: «Ничто по сравнению с бесконечностью, все по сравнению с небытием, середина между ничем и всем, бесконечно удаленная от понимания крайних пределов; конец и начала вещей скрыты от пего в непроницаемой тайне. Равно неспособен он увидеть ничто, из которого извлечен, и бесконечность, которая его поглощает»
Паскаль не разделял позицию, согласно которой человеку доступно абсолютное познание всего существующего и обладание объективной «чистой» истиной, которую очень ярко выразил Декарт в «Рассуждении о методе»: «...нет ничего ни столь далекого, чего нельзя было бы достичь, ни столь сокровенного, чего нельзя было бы открыть». В противоположность рационалистам Паскаль заострял свое внимание на том, что действительность неизмеримо шире любой постигаемой умом конструкции, так что всемогущество разума есть не что иное, как необоснованная догма.
Паскаля остро чувствовал и ограниченность человеческих знаний, и незавершенность их на каждом этапе исследования, и относительность мнений людей, и противоречивость явлений самой истины, которая никогда не выступает в «чистом виде». Все это порождало неизбежную диалектику истины и заблуждения, их переплетение, взаимообнаружение и даже взаимопроникновение. Истина и ложь не противостоят друг другу, как свет и тьма, но границы между ними относительны и условны. В третьем письме к провинциалу мы встречаем такое замечание: «Истина столь тонка, что чуть отступишь от нее, впадаешь в заблуждение, но и заблуждение столь тонко, что, едва отклонишься от него, обретешь истину». Главный парадокс истины и заблуждения состоит в том, что истина обнаруживается через заблуждение, ошибку и ложь. Они превращаются в средства ее обнаружения, теряя, так сказать, свою «субстанциальность». Поэтому, говорит Паскаль, когда люди не знают истины, хороши и всеобщие заблуждения, которые побуждают людей пытливых к размышлениям и исследованиям. «Каждая вещь в этом мире - частью истинна и частью ложна… Ничто не бывает безусловно истинным, и, таким образом, ничто не истинно в смысле чистой истины... Мы только отчасти обладаем истиной и благом вперемежку с ложью и злом».
Поскольку мир бесконечен, а наше знание всегда ограничено, постольку нет абсолютной истины в полном ее объеме. Нет такой всеобщей истины, чтобы с какой-нибудь стороны она не оказалась неполной. В силу этого процесс познания никогда не может иметь конца: «...все науки бесконечны по объему их исследований (например, геометрия может предлагать бесконечное число задач) и… по числу и неуловимости их принципов...»
10. Величие и ничтожество человека
При изучении человека перед Паскалем встала проблема метода, как ранее он столкнулся с нею при изучении «вещей внешних». В науке прежде всего его интересовала объективная истина и способы ее достижения. Наиболее адекватное средство приближения к истине он нашел в геометрическом методе и, следуя ему, добивался великолепных результатов. Но когда он перешел к изучению человека, то обнаружил бессилие данного метода. Все многолетние занятия Паскаля «отвлеченными науками» ни на шаг не продвинули его в понимании «вещей человеческих». Тогда он обратился к науке о человеке и был поражен скудостью и недостоверностью сведений, которыми она располагала. К тому же людей, изучающих человека, оказалось значительно меньше, чем исследователей природы. В науке о человеке не было никакого строгого порядка, которым отличалась его любимая математика и которая «со всей своей глубиной была бесполезна здесь, ибо предметы и вопросы, относящиеся к изучению человека, невозможно расположить в аксиоматико-дедуктивном порядке и дать им четкие и ясные дефиниции. В науке о нравственности, вне которой нет учения о человеке, нельзя указать ни бесспорных «первых принципов», ни однозначно толкуемых понятий; они варьируются не только от эпохи к эпохе, от государства к государству, но и от человека к человеку.
Первая мысль Паскаля о человеке — это мысль о его «величии». Признаки «величия» человеческого многообразны. Человек сознает бесконечность, необъятность Вселенной и свое скромное место в ней. Пылинка, затерянная в космосе, человек сознает свое «онтологическое ничтожество» и тем самым... поднимается над ним. Так что «величие человека настолько очевидно, — говорит Паскаль, — что вытекает даже из его ничтожества», и, наоборот, «всяческое ничтожество человека само доказывает его величие. Это ничтожество великого сеньора. Ничтожество короля, лишенного трона». «Величие» человека выражается в том, что он «носит в себе идею истины», любит истину, ищет ее, подчас жертвуя всем ради нее. Пусть человек не может «всего знать», но он не может быть уподоблен животным, которые ничего не могут знать. Человеческое познание бесконечно и по своему предмету, и по объему, и по содержанию, а разум человеческий — в отличие от инстинкта животных — «беспрестанно совершенствуется». Наконец, в плане нравственном «величие» человека заключается в стремлении к добру, данному ему от «природы», любви к духовному началу в себе и в других, уважении нравственной истины, т. е. нравственного идеала. Пусть человек любит в себе, говорит Паскаль, «естественную способность к добру», но вместе с тем пусть он ненавидит в себе пороки и те «низости» (страсти и «похоть»), которые, увы, тоже в нем есть и связаны с его чувственной и животной природой.
В итоге у Паскаля выходит, что не сама по себе «животная природа» человека составляет его «ничтожество», как у Плотина и других неоплатоников, считавших материю источником всяческого зла, но то «употребление», которое из нее делает человек, как у Августина, видев-шего в сотворенной богом человеческой природе «добро и благо», хотя и неизмеримо менее совершенное по сравнению с богом. «Природа имеет совершенства, — говорит Паскаль, — поскольку она есть образ Бога, и недостатки, поскольку она есть только его образ». «Животная природа» человека представляет лишь условие, а не причину его «ничтожества», причина же заключена в воле человека, либо управляющей бессознательными инстинктами и возвышающей его, либо слепо увлекаемой ими на путь «животного уровня» бытия.
«Величие» и «ничтожество» человека выступают у Паскаля как своеобразные диалектические противоположности, которые взаимно обусловливают, порождают и вместе с тем исключают друг друга, образуя внутренне противоречивое и нерасторжимое единство.
«Ничтожество» человека Паскаль фиксирует как «атома», затерянного в необъятных просторах Вселенной, по сравнению с вечностью которой жизнь человеческая есть только «тень, промелькнувшая на мгновение и исчезнувшая навсегда». «Вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня», — при¬знается Паскаль в «Мыслях». Затем он останавливается на «ничтожестве», выражающемся в невозможности «все знать» и «все понимать». Удивительнее всего то, считает Паскаль, что человек менее всего знает и понимает самого себя, коренные условия своего бытия, смысл своей жизни, свое истинное благо и т. д. Для человека остаются неразрешимой загадкой тайна рождения и мгновение смерти, в силу чего у него возникает трагическое ощущение какой-то неизбежной случайности всей его жизни. «Когда я размышляю о кратковременности моей жизни, поглощаемой предшествующей и последующей вечностью, — воспоминание об одном мимолетном дне, проведенном в гостях, — о ничтожности пространства, которое я наполняю и даже которое я вижу, погруженное в бесконечную неизмеримость пространств, которых я не знаю и которые не знают меня, то содрогаюсь при одной мысли о том, по чьему повелению и распоряжению мне назначено именно это место и это время? Кто меня поместил сюда? Я знаю лишь то, что должен вскоре умереть, но я меньше всего постигаю, что такое сама эта смерть, избежать которой не в моей власти».
В нравственном отношении Паскаль усматривает «ничтожество» человека в недостатках и пороках отдельных людей, суетности их жизни, противоречивости их желаний и действий, убожестве межличностных отношений, неспособности человека добиться счастья. «Нищета» и «ничтожество» индивидуального бытия человека усугубляются «ничтожеством» его социального окружения, в котором господствует сила, а не справедливость. Если мнение есть царь мира, то сила — его тиран. Справедливость и сила разъединены в этом мире, потому что сила не хочет прислушиваться к голосу справедливости, не хочет знать ни ее доказательств, ни доводов. Сила сама по себе очевидна и бесспорна, она убедительнее всяких аргументов, а справедливость без силы может быть оспорена. Чтобы справедливость правила миром, необходимо ее сделать сильной или же силу сделать справедливой. «Но, не сумев сделать справедливое сильным, люди сильное объявили справедливым». Так и царствует эта тираническая сила — ибо сила без справедливости тиранична! — рядясь в одежды справедливости. Народ, видя силу законов, верит в то, что они справедливы. «Империя власти» пользуется этим и держится на легковерии и нерассудительности народа.
Важно отметить, что Паскаль возлагает ответственность за это зло не на естественную материальную природу, не на метафизическую неизменную сущность человека, но на его волю (сердце и есть воля), которая делает объектом своей высшей любви несовершенного и ограниченного человека. У Паскаля нет первоначальной и неизменной «природы» человека, которая бы фатально обусловливала всю его последующую жизнь. Категории добра и зла характеризуют то или иное нравственное состояние человека, возникшее уже в результате обработки «природы», и потому человек ответствен за то добро или зло, которое он несет в мир. В этом своем решении Паскаль противостоит как тем, которые считали «природного человека» злым (например, Гоббсу, видевшему в «злой природе» людей источник войны всех против всех), так и тем, которые считали его добрым (скажем, Руссо, усматривавшему в «доброй природе» источник солидарности и равенства между людьми).
11. Источник нравственности. Себялюбие
Паскаль указывает на проблему источника нравственного достоинства личности и выступает против этического рационализма, кредо которого в своем «Рассуждении о методе» выразил Декарт: «Поскольку наша воля склонна чему-либо следовать или чего-либо избегать только в силу того, что наше разумение представляет ей это хорошим или дурным, то достаточно правильно судить, чтобы хорошо поступать, и судить возможно правильнее, чтобы и поступать также наилучшим образом, то есть чтобы обрести все добродетели, а вместе с тем и все другие доступные нам блага». Удивительна эта совершенно сократовская вера Декарта в тождество знания и добродетели! Ведь еще в античности стоики заметили противоречие между тем и другим по принципу: «Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему». Вслед за ними Паскаль считал, что знания еще недостаточно для определения нравственного достоинства личности.
Поскольку сам разум, согласно Паскалю, подвержен всяким влияниям (чувств, страстей, воображения, корыстных интересов и т. д.), постольку он не может быть «высшим судьей» и представляет в нравственном отношении нечто нейтральное, следующее велениям злого или доброго «сердца» человека. Значит, источником «нравственного порядка» (как и безнравственного поведения) может быть доброе или злое «сердце» как первичная и более мощная по сравнению с разумом чувственная природа в человеке. Кроме того, верить во всесилие разума, полагает Паскаль, могут только те, кто недооценивает силу страстей, но эти последние «всегда живы даже в тех, кто стремится от них отречься». Внутренняя борьба между разумом и страстями составляет драматизм всей человеческой жизни и происходит с переменным успехом, лишь иногда уступая место их гармонии. Так что не всегда «ум с сердцем не в ладу».
Связывая источник нравственности с «сердцем» человека, Паскаль хотел утвердить искренность, неподдельность и непосредственность добродетели на уровне нравственного чувства, которое не умеет лицемерить и хитрить, подобно разуму.
Озабоченный проблемой нравственного идеала, т. е. нравственно совершенной личности, Паскаль находил его в личности Иисуса Христа, главными нравственными качествами которого он считал милосердие, служение людям и любовь к ним, готовность жертвовать собой ради других, способность к состраданию. Истинные христиане, следуя примеру Иисуса Христа, образуют свою «республику», но она немногочисленна, ибо показная набожность в духе иезуитизма широко распространена в свете.
Настоящий «камень преткновения» на пути нравственного совершенствования человека Паскаль видел в себялюбии. Оно не только заставляет человека сознательно закрывать глаза на свои недостатки, но и мешает ему их разглядеть, являясь как бы невидимой и вместе с тем основательной их завесой. Благодаря себялюбию люди более склонны фиксировать внимание на своем «величии», чем на «ничтожестве». Тогда они впадают в гордость и тщеславие и, не ведая своих слабостей, начинают мнить себя все¬ знающими и всемогущими, на деле оказываясь в плену у собственных пороков. Для «профилактики» этого «нравственного загнивания» Паскаль предлагает весьма радикальное средство — ненависть к нашему собственному Я, источнику себялюбия: «Истинная и единственная добродетель состоит в том, чтобы ненавидеть себя...». «Кто не способен ненавидеть свое Я, а также инстинкт, побуждающий его делать из себя бога, тот находится в крайнем ослеплении. Даже тот, кто совсем ничего не видит, не столь далек от истины и справедливости, как он!». Дурно «обожествлять» себя с нравственной точки зрения, ибо нравственный идеал, так сказать «высокое небо нравственности», надо искать не в себе, а в другом существе, поистине достойном нашей самоотверженной любви. Но это идеальное и совершенное существо может быть только Богом. Отсюда «мы должны любить только Бога и ненавидеть только себя».
Щадя свое Я и не желая задумываться о своем несовершенстве, человек, по мнению Паскаля, стремится убежать от самого себя во внешнее существование: развлечения, погоня за удовольствиями, ни к чему не обязывающие светские знакомства, азартные игры и т. п. Уделом такого рода жизни оказывается Суетность, и Паскаль рисует выразительную картину суетно-хлопотливой жизни всех сословий, начиная с королей и кончая каменщиками и кровельщиками.
Огромную власть над человеком, который не хочет обременять себя рефлексией о самом себе, имеют развлечения. Ему вовсе не надо знать себя: он довольствуется тем образом, который создали о нем другие. Он значительно более доволен этим «воображаемым существом», чем самим собой. Он привыкает любить его, наглухо забывая о себе. Так всеобщее лицемерие пронизывает человеческие отношения. Все усилия людей направлены на то, чтобы не выключаться из круговорота этой суетной жизни.
Все ищут счастья, но никто его не достигает его в этой жизни, какие бы средства ни использовали для этого. Столь продолжительный и однообразный опыт должен был давно убедить людей в том, что они совершенно неспособны достичь счастья и «высшего блага» своими собственными усилиями. Но ненасытная жажда счастья продолжает их мучить, и они легковерно устремляют свой взгляд в будущее в надежде хоть когда-нибудь «изловить» свое капризное счастье. Таким образом, делает вывод Паскаль, люди не живут, но лишь надеются жить, поскольку, пренебрегая настоящим, они вечно ожидают будущего. Их актуальная и действительная жизнь является лишь средством для жизни возможной, которая в конце концов оказывается иллюзорной.
Поскольку собственными силами люди не могут достичь «высшего блага» как бесконечного счастья, постольку, по мнению Паскаля, они должны обратиться к благодати, данной им Богом через Иисуса Христа. Стремление людей к бесконечному счастью может наполнить только бесконечный объект, каковым и является Бог.
12. Учение о Боге
Учение о Боге составляет третью часть философской концепции Паскаля и логически завершает ее, будучи органично связанным как с его теорией познания, так и с учением о человеке.
Бог, согласно Паскалю, глубоко личный бог, «бог Авраама, Исаака и Иакова, а не бог ученых и философов», как отмечает он в «Мемориале» и в «Мыслях». Трансцендентный и абсолютный бог деистов, а также язычников и эпикурейцев есть творец «геометрических истин», закономерности и порядка в природе, перед которым благоговейно склоняются, почитая в нем «великое, могущественное и вечное существо». Чтобы узреть такого Бога достаточно одного созерцания природы, в которой человека поражают гармония, совершенство, простота и предельная целесообразность ее форм. Но перед лицом абсолютного Бога, чуждого всего человеческого, равно как и перед «лицом» бесконечной природы, человек чувствует лишь свое ничтожество и не видит путей избавления от него. Потому представления о трансцендентном боге порождают в душе и без того отчаявшегося человека еще большее отчаяние и полную безнадежность. Отсюда вера деистов в абсолютного и всемогущего бога, согласно Паскалю, совершенно «бесполезна и бесплодна в деле спасения людей». «Деизм почти столь же далек от христианской религии, — говорит он, — как и атеизм, который ей совершенно противоположен».
Бог удовлетворяет не абстрактно-метафизическую потребность разума в мировой гармонии, но сугубо личную потребность сердца человеческого в любви, милосердии, сострадании и утешении.
Деисты порывают с концепцией личного Бога и понимают его как безличное начало, первопричину мира, сообщившую природе ее законы, на основании которых после акта творения она продолжает действовать самостоятельно. С помощью этого «хитрого приема» деисты освободили мир, а заодно и человека в нем, от постоянного вмешательства Бога. Таким образом, власть Бога ограничивалась законами универсума, с одной стороны, и «естественной природой» человека — с другой.
13. Спасение
Универсальный ключ к объяснению многих загадок и парадоксов человеческого бытия, в том числе всеобщей его антиномии — величия и ничтожества человека Паскаль нашел в «тайне первородного греха». «Истинные природа человека, его благо, добродетель, равно как истинная религия, неразрывно связаны между собой и познаются только в совокупности», - писал он.
Поскольку для Паскаля сущность человека состоит одновременно в величии, уподобляющем его Богу, и ничтожестве (в результате грехопадения и «порчи»), делающем его недостойным бога, постольку незнание или забвение одной из сторон этой антиномии приводит либо к отчаянию, либо к высокомерию. Только учение об Иисусе Христе, согласно Паскалю, избавляет от всех крайностей, помогая человеку познать свою поистине противоречивую ситуацию. «Иисус Христос есть Бог, — говорит Паскаль, — к которому приближаются без гордости (помня о «поврежденности» своей природы) и перед которым склоняются не без надежды (зная об искуплении и уповая на его любовь и милосердие)». Вся сущность христианской доктрины состоит, по мнению Паскаля, в том, что без Иисуса Христа, искупителя первородного греха, мы не постигаем ни Бога, ни самих себя, ни истинной морали.
«Спасение» Паскаль понимает, во-первых, как преодоление границ естественной жизни и продолжение жизни души после смерти тела, во-вторых, как избавление человека от первоначальной природной греховности и приобретенного в этой «суетной жизни» несовершенства, от несчастий и страданий и обретение «счастья и блаженства с Богом».
Атеист, согласно Паскалю, стремится с помощью рационалистических доказательств постичь бытие Бога и, потерпев неудачу на этом пути, отрекается от него. Вот почему лейтмотивом через его «Мысли» проходит идея: «Именно сердце чувствует Бога, а не разум. Вот что такое вера». Вся сущность христианского учения, согласно Паскалю, состоит в этом, поэтому христианам нет надобности доказывать разумом, есть ли Бог. Отсюда: «Как далеко от познания Бога до любви к нему». Любовь выше познания.
Веру посредством «сердца» Паскаль отличал от слепой веры, которую называл суеверием, считая его столь же пагубным для религии, как и «суемудрие». Суеверие противопоставляет веру разуму и представляет религию в «абсурдном и смешном» свете. Отсюда недалеко и до неверия. Суеверные христиане, сами того не желая, согласно Паскалю, подрывают уважение к своей религии и только мешают делу «обращения» неверующих. Чтобы излечить от неверия, которое для Паскаля есть своего рода духовная болезнь, необходимо прежде всего показать, что «религия вовсе не противна разуму». И он использует многие рационалистические аргументы, чтобы доказать «истинность» христианской религии и внушить к ней уважение за то, что она столь «хорошо поняла человека». Сквозная логика и дедуктивный ход мысли пронизывают всю «Апологию христианской религии» Паскаля, центральная идея которой состоит в следующем: «1 ) несчастье человека без Бога и 2 ) блаженство его с Богом, или 1) природа человека повреждена через саму природу, и 2 ) есть Восстановитель, согласно Писанию».
Паскаль считал, что Бог открыт тем, кто в него верит и любит его, и скрыт от взора «нечистых». Отсюда сама «темнота» и несогла¬сованность отдельных книг Священного писания оказываются необходимыми для того, чтобы скрыть от «неверных» истину божью и «таинства» религии. «Нечистые» ничего не видят в «священных книгах», кроме противоречий и явных нелепостей. Зато для верующих самые очевидные слабости и «темноты» в «слове божьем» оборачиваются «силой» и неоспоримым «светом». Там, где буквальный смысл Священного писания оказывается нелепым для человеческого разума, символическое истолкование «слова божьего» открывает невиданный «свет» и глубину религиозных истин.
14. Последние годы
С 1658 года здоровье Паскаля стало быстро ухудшаться. Согласно современным данным, в течение всей жизни он страдал от комплекса заболеваний: злокачественной опухоли головного мозга, кишечного туберкулёза и ревматизма. Его одолевали физическая слабость, появляются ужасные головные боли. Паскаль понимал, что скоро умрёт, но не испытывал страха перед смертью, говоря сестре Жильберте, что смерть отнимает у человека «несчастную способность грешить». Не имея возможности ни читать, ни писать, ни размышлять, он занимался благотворительностью и изредка посещал старых друзей. В октябре 1661 года, в разгар нового витка преследования янсенистов, умерла сестра Жаклин. Это был тяжёлый удар для Паскаля.
В то же время власти потребовали от пор-рояльской общины безоговорочного подписания формуляра, осуждавшего пять положений учения Янсения. Среди янсенистов не было полного согласия. Группа, возглавлявшаяся Арно, считала, что следует выработать оговорки к формуляру, удовлетворяющие все стороны, и подписать его. Паскаль примыкал к тем, кто предлагал более жёсткий вариант разъяснения к формуляру, указывающий на ошибочность решения папы. Долгие споры было решено прекратить общим голосованием, состоявшимся на квартире Паскаля. Большинство согласилось с мнением Арно. Потрясённый Паскаль отказался от борьбы и практически прекратил общение с отшельниками Пор-Рояля.
19 августа 1662 года после мучительной продолжительной болезни Блез Паскаль скончался. Похоронили его в приходской церкви Парижа Сен-Этьен-дю-Мон.
Конспекты по истории культуры http://proza.ru/2011/06/02/190